Энциклопедия жизни русского офицерства второй половины XIX века (по воспоминаниям генерала Л. К. Артамонова) - Сергей Эдуардович Зверев

Этот год принес и мне лично чувствительную потерю: захворала, кажется, каким-то особым видом тифа самая младшая вдовы Елизаветы Яковлевны Чернушевич мой милый друг Юлия. Она прохворала неделю и умерла. Это было для меня большим горем. Она была немного старше меня: высокая, стройная, с одухотворенным лицом и прекрасными глазами, она сумела ко мне подойти. Мы всегда находили темы для разговоров и общие интересы и стали действительно настоящими друзьями, так как я питал к ней чистое братское чувство. Она была, несомненно, лучшей из всех членов семьи, любимицей своей матери и очень внешним обликом и характером напоминала нашу младшую сестру Наташу. С ее смертью интерес к посещению семьи Ч[ернушевич]ей для меня резко изменился, так как дядя Александр с женой никаких симпатий не внушали, а с другими членами я имел очень мало общего.

Занятия в корпусе шли успешно. Мы уже с головой погрузились в наши уроки, мечтая о скорейшем окончании в. гимназии и нашем дальнейшем будущем. Пролетели поэтому все зимние вакации, все большие праздники Р[ождества] Х[ристова] и Св. Пасхи. Подошло весеннее тепло, а с ним и начало экзаменов. Редко доходили до меня вести о брате Максимилиане; совершенно ничего наша семья не знала о брате Александре. Миша, уже второй год был в Михайловском артиллерийском училище. Младшие братья подтягивались в средние классы Немировской гимназии. Сестренка Наташа уже выучила грамоту, и ее предполагали поместить в м. Немирове в женскую прогимназию, соединив здесь трех младших членов семьи. По-видимому, там же, в Немирове мечтала зимний период проводить и мать с сестрой Катей. Брат Николай подумывал о переходе на службу в г. Киев. Я весь ушел в свои экзамены. Я, слава Богу, закончил полный курс среднего образования в военной гимназии, имея в среднем выводе по всем предметам около 11 баллов.

Все же не хватило мне вакансии для поступления сразу в Михайловское артиллерийское училище, о чем я мечтал: прислано было на корпус только две вакансии, и их заняли товарищи с более высокими отметками. Лагерь мы провели в усиленных занятиях с уклоном чисто военным. Все фронтовые учения производились теперь с ружьями; усердно упражнялись мы и на препятствиях военного городка. С усердием читали газеты, интересуясь всеми военными новостями. Съездить к родным не удалось, но брат Коля навестил меня перед отъездом в Петербург и снабдил деньгами на дорогу.

Перед самой отправкой опросили окончательно об избрании каждым из нас военного училища для продолжения дальнейшего образования. Я решил поступать во 2е военное Константиновское училище (прежний когда-то Дворянский полк). В день отправки все мы устроили чисто товарищескую пирушку с вином; первый раз в жизни я выпил вина, и виноградного, притом столько, что делал разные глупости, в которых тогда не отдавал себе никакого отчета… На следующее утро мы сердечно простились с инспектором, нашими воспитателями и большей частью преподавателей, бывших в этот день в стенах корпуса.

Нас с нашим личным багажом отправили в Петербург на казенный счет в сопровождении офицера, представителя К[иевской] военной гимназии, со всеми нашими документами. Поезд отходил вечером. Были, конечно, на вокзале провожающие, или родные, или друзья со множеством горячих пожеланий нам здоровья, успехов и благополучия.

Мы, возбужденные и радостные, все же с грустным чувством покидали теперь наш милый Киев, где провели лучшие годы нашей юной жизни, не зная, что ждет нас теперь впереди. Директор при прощании с нами, несколько волнуясь, сказал немного: «Вы теперь не дети. Корпус дал вам все, что мог хорошее. Берегите себя и свою честь смолоду. Честно трудитесь и дальше над своим образованием; упорно добивайтесь в этом отношении самых существенных успехов, не растрачивая сил по пустякам, не отвлекаясь от главной вашей цели. Дай Бог вам полного успеха!»

Вот, собственно, суть его наставления. Ни в чем он нигде не подчеркнул, что он сделал для нас и как много мы ему во всем лично обязаны. Правду сказать, из всего административного и педагогического состава он был единственной личностью, расставание с которой глубоко меня взволновало. Я понимал, что едва ли в последующей жизни встречу когда-либо начальника и руководителя, к личности и советам которого я испытывал бы такое безграничное доверие и уважение. Мы горячими, искренними и сердечными криками ответили ему на его «прости».

Нам в поезде отвели целый вагон III класса, где мы все и разместились, воспитатели наши ехали в соседнем вагоне II класса в купе. У всех у нас на руках были свои собственные деньги; почти каждому на дорогу родные или друзья принесли корзинки или пакеты с продуктами и всякой снедью. Кое у кого оказалось и столовое вино. Мы шумели и весело беседовали в своем вагоне до глубокой ночи. Помню в пути только ст. Акуловку, где почему-то задержался наш поезд. Мы выходили поздно вечером здесь на перрон и гуляли, пока жандарм не попросил сесть в вагон и не так весело кричать. Все мы действительно были навеселе и дурачились по-детски. И замечание свое жандарм сделал очень добродушно, но настойчиво.

В столицу мы приехали днем. Природа по пути показалась нам после Украины зеленой очень для августа, когда желтеют уже все украинские поля и степи, но бедной и однообразной.

Столичный шум и грохот нас несколько озадачил, и мы первое время лишь жались друг к другу. На вокзале нас воспитатели распределили по училищам, куда мы отправились по два на каждом извозчике.

На Обуховском проспекте в огромном здании, когда-то выстроенном для Дворянского полка, с пушками у входа в парадный подъезд помещалось теперь Константиновское училище, куда я прибыл с товарищами; кажется, всего нас сюда было назначено 12 человек. Воспитатель был с нами.

Мы с вещами вошли в огромный вестибюль, двери которого широко открыл высокий, худощавый швейцар в совершенно красной ливрее с двуглавыми орлами, перевязью и булавой.

Наш воспитатель вошел в дежурную команду, познакомился с дежурным по училищу офицером: по списку он нас сдал ему, а тот принял всех назначенных в это заведение для дальнейшего нашего военного воспитания и образования. В дежурной комнате оказалось несколько ротных командиров и каких-то других должностных лиц. Наш список всех их заинтересовал, быстро пошел по рукам, и так же быстро вынесено было распределение наше по ротам.

Я был назначен в 4ю роту (капитана Пороховщикова). Кроме нас были еще прибывшие из других корпусов. Всех, размеченных поротно, наши новые начальники в вестибюле