Работа актера над собой в творческом процессе воплощения - Константин Станиславский

— Поняли? — спросил он нас по окончании чтения.

Мы с большим смущением признались, что ничего не поняли.

— Отнюдь не критикуя научных формул, — продолжал Торцов, — я тем не менее полагаю, что в данный момент, когда вы еще не познали на собственном самочувствии значения и воздействия темпо-ритма на сцене, научные формулы не принесут вам практической пользы.

Они затежелят подход к темпо-ритму и будут мешать вам легко, свободно и беспечно наслаждаться им на сцене, играть им, как игрушкой. А ведь именно такое отношение к нему желательно, особенно на первых порах.

Будет плохо, если вы начнете с выжимания ритма из себя или будете разрешать его сложные комбинации просчетом, морща брови, точно при головоломной математической задаче.

Поэтому вместо научных формул давайте пока просто играть ритмом.

Вот видите, вам уже несут для этого игрушки. Передаю свое место Ивану Платоновичу. Это по его части!

Аркадий Николаевич ушел вместе со своим секретарем в глубь зрительного зала, а Иван Платонович начал устанавливать на сцене принесенные сторожем метрономы. Самый большой он поставил посередине, на круглом столе, а рядом, на нескольких малых столиках, поместил три таких же аппарата, только меньших размеров. Большой метроном был пущен в ход и отстукивал четкие удары (№ 10 по метроному).

— Слушайте, дорогие мои! — обратился к нам Иван Платонович.

— Вот этот большой метроном будет выбивать сейчас медленные удары! — объяснял Рахманов.

— Вот он как медленно работает: раз раз… andante распро-андантиссимо!

Штука-то какая, это номер десять.

Если же опустить гирьку на маятнике, получится просто andante. Это уже несколько скорее, чем распро-андантиссимо.

Скорее, говорю, стук-то! Слышите: раз… раз… раз…

А если сдвинуть гирьку еще ниже вот он как заработал: разразраз… Это еще скорее, само allegro!

А вот уже и presto!

А еще — presto-prestissimo!

Все это названия скоростей. Сколько различных номеров на метрономе, столько и разных скоростей.

Дело-то какое мудрое!

После этого Рахманов стал ударять в ручной звонок, отмечая этим каждые два, потом каждые три, потом каждые четыре, пять, шесть ударов метронома.

— Раз… два… Звонок.

— Раз… два… Звонок, — демонстрировал Иван Платонович двухдольный счет.

Или: раз… два… три… Звонок. Раз… два… три… Звонок. Вот вам трехдольный счет.

Или: раз… два… три… четыре. Звонок. И так далее. Это четырехдольный счет, — объяснял с увлечением Иван Платонович.

После этого он пустил в ход первый из принесенных малых метрономов и заставил его стучать вдвое скорее, чем большой аппарат. Пока этот отбивал один удар, вновь пущенный успевал сделать целых два.

Второй из малых метрономов был пущен в четыре, а третий — в восемь раз скорее, чем большой аппарат. Они стучали по четыре и по восьми ударов, пока главный успевал сделать, лишь один.

— Жаль, нет четвертого и пятого маленьких аппаратов! Я бы их установил на шестнадцатые и тридцать вторые! Штука-то какая! — печалился Иван Платонович.

Но скоро он утешился, так как Аркадий Николаевич вернулся и стал вместе с Шустовым выстукивать по столу ключами недостававшие шестнадцатые и тридцать вторые.

Удары всех метрономов и стуков совпадали с большим аппаратом как раз в тот момент, когда звонок отмечал начало каждого такта. В остальное же время все удары точно перепутывались в беспорядке и рассыпались в разные стороны, для того чтобы вновь сойтись на секунду и выстроиться в порядке при каждом ударе колокольчика.

Получился целый оркестр стуков. Трудно было разобраться в пестроте разнобоя, от которого кружилась голова.

Но зато совпадение ударов создавало секундную стройность в общем смешении стуков, что давало удовлетворение.

Разнобой еще увеличился при смешении четных с нечетными счетами: двух-, четырех-, восьмидольных с трех-, шести-, девятидольными. От такой комбинации дробные части еще больше мельчили и путали друг друга. Получился невообразимый хаос, который привел Аркадия Николаевича в полный восторг.

— Прислушайтесь, какая путаница и вместе с тем какой порядок, стройность в этом организованном хаосе! — воскликнул Торцов. — Его создает нам чудодейственный темпо-ритм.

Разберемся же в этом удивительном явлении. Рассмотрим в отдельности каждую из его составных частей.

Вот темп, — Аркадий Николаевич указал на большой метроном. — Здесь работа идет почти с механической и педантической размеренностью.

Темп — скорость или медленность. Темп укорачивает или удлиняет действия, ускоряет или замедляет речь.

Выполнение действий, произнесение слов требуют времени.

Ускорил темп — отвел меньше времени для действия, для речи и тем заставил себя действовать и говорить быстрее.

Замедлил темп — освободил больше времени для действия и речи и дал больше возможности еще лучше доделать и досказать важное.

Вот такт! — Аркадий Николаевич указал на звонок, в который ударял Иван Платонович. — Он делает свое дело я полном соответствии с большим метрономом и работает с такой же механической точностью.

Такт — мерило времени. Но такты [бывают] разные. Их продолжительность зависит от темпа, от скорости. А если это так, то, значит, и наши мерила времени тоже разные.

Такт — понятие условное, относительное. Это не то, что метр, которым измеряется пространство.

Метр всегда одинаков. Его не изменишь. А такты, измеряющие время, совсем другое.

Такт — не вещь, как метр.

Такт — то же время.

Время измеряется временем.

Что же изображают из себя все остальные маленькие метрономы и мы с Шустовым, тоже выстукивающие ручным способом недостающие деления?

Это то, что создает ритм.

С помощью малого метронома мы разбиваем промежутки времени, занимаемые тактом, на самые разнообразные дробные части разных величин.

Из них комбинируются неисчислимые сочетания, которые создают бесконечное количество всевозможных ритмов, при одном и том же счетном размере такта.

То же происходит и у нас в нашем актерском деле. Наши действия и речь протекают во времени. В процессе действия надо заполнять текущее время моментами самых разнообразных движений, чередующихся с остановками. В процессе же речи текущее время заполняется моментами произнесения звуков самых разнообразных продолжительностей, с перерывами между ними.

Вот несколько простейших формул, комбинаций, образующих один такт:

1/4 + 2/8 + 4/16 + 8/32 = 1 такту в 1/4.

Или другая комбинация при трехдольном счете в 3/4.:

4/16 + 1/4 + 1/8 = 1 такту в 1/4.

Таким образом, ритм комбинируется из отдельных моментов всевозможных длительностей, делящих время, занимаемое тактом, на самые разнообразные части. Из них составляются неисчислимые сочетания и группы. Если вы внимательно прислушаетесь к хаосу этих ритмов и ударов метрономов, то, наверное, отыщете среди них все необходимые вам счетные частицы для ритмических сочетаний и групп, для самых разнообразных и сложных формул.

В коллективном сценическом действии, речи, среди общего хаоса темпо-ритмов вам придется находить, выделять, группировать, вести свои самостоятельные, индивидуальные линии скорости и размеренности речи, движения, переживания исполняемой роли.

Привыкайте же разбираться и отыскивать на сцене свой ритм в общем организованном хаосе скоростей и размеренностей.

……………………… 19… г.

— И сегодня мы будем играть в темпо-ритм, — объявил Аркадий Николаевич, войдя в класс.

Давайте, как дети, хлопать в ладоши. Вы увидите, что это может быть весело и для взрослых.

Аркадий Николаевич принялся считать под очень медленный стук метронома.

— «Раз… два… три… четыре».

И опять:

«Раз… два… три… четыре».

И еще:

«Раз… два… три… четыре».

И так до бесконечности.

Минуту или две продолжалось хлопание в такт.

Мы общим хором отбивали каждое «раз» громкими ударами в ладоши.

Однако эта игра оказалась совсем не веселой, а очень снотворной. Она создала скучное, монотонное, ленивое настроение размеренности ударов. Сначала они были энергичны и громки, но когда почувствовалось общее пониженное состояние, они становились все тише, а лица хлопающих делались все более и более скучными.

«Ра́з… два… три… четыре».

И еще:

«Ра́з… два… три… четыре».

И опять:

«Ра́з… два… три… четыре».

Клонило ко сну.

— Однако, я вижу, вам не очень-то весело и, того гляди, раздастся общий храп! — заметил Аркадий Николаевич и поспешил внести изменение в затеянную игру.