Шоколад с перцем, или От любви бывают дети - Тара Сивик

Он прервал поцелуй, когда его пальцы скользнули мне в шортики и… о, спасибо тебе, малютка милый Иисусе, и вам, мужи премудрые… я сразу вспомнила, что, когда переодевалась, натянула балдежные мини-трусики.

– Знаю, этим никак не поквитаться за ту ночь, только я хочу сделать так, чтоб тебе было хорошо, Клэр. Можно, я поласкаю тебя? – спросил он, почти касаясь губами моих губ и глядя мне прямо в глаза.

Неужели он не чувствует, как трепещут мои чресла, как вопиет мой разум?

«Хочу почувствовать твои пальцы в себе!»

Да! Мог бы и сам догадаться.

– Вот черт! Страстнее этого я в жизни ничего не слышал.

Времени пожалеть о том, что я вслух произнесла «про пальцы», у меня не было. Он делал то, что я просила: рука его уже заползала мне в шортики, пока я не почувствовала, как его пальцы добрались до моего белья.

– Вот елки, – вырвалось у меня, и совершенно импульсивно я рывком зажала его руку меж ног.

Никто и никогда меня так не удивлял. Я, было дело, думала, кто и как ни коснись – все равно: тело откликается на ласку одинаково, будь то мужские грубые руки, или я сама. Иногда я там себе позволяла, ну, внизу.

Яснее ясного: я ошибалась.

Пальцы Картера двигались вверх и вниз так восхитительно, так медленно продвигаясь по тонкому кусочку атласа, что от удовольствия я теряла голову, и чуть не закричала в голос. О, какое блаженство!

– Зайка, да ты такая горячая и влажная, – шептал он, а пальцы его двинулись в сторону и затеребили кромку трусиков.

Слыша, как про эти темные дела говорят другие, раньше я всегда краснела. Мне делалось стыдно за них и за ту несуразицу, что вылетала из их ртов. Я ведь искренне ахала: слышат ли они сами себя со стороны? Что может быть банальней: «войди в меня покрепче, большой мальчик» или «о, бэби, ты такой громадный». Кто говорит эту хрень? Мне ведь раньше никто такого не говорил. Теперь, услышав его шепот, я еще больше возбудилась. И мне не хотелось, чтоб он умолкал. Пусть говорит, какой я оттяг, какая мокрота, какая фан-тать-тастика, хоть всю ночь. Он покрывал легкими поцелуями мои губы, пальцы же его, не унимаясь, со сладостной настойчивостью овладевали моей плотью под тонким кусочком ткани. Вторая рука раздвигала проймы шортиков пошире, чтоб легче было в них забраться. Я затаила дыхание и старалась не думать о том, что никогда еще ни один парень так меня не щупал. Печальный, если честно, факт. И тем более удручавший, что мне саму себя стало жалко, когда его пальцы были готовы пуститься вплавь у меня в промежности.

Сожаления оборвались, когда я почувствовала, как два его пальца коснулись моей голой, скользкой от влаги кожи и замерли.

– Боже ж мой, – пробормотала я и откинула голову, со стуком бухнувшись о стену.

О да, куда лучше, чем мои собственные пальцы. Мои-то пальцы вот-вот будут чувствовать себя, как сплошь истыканные новокаином руки Синбада в фильме «Гость»[59], которые дохлыми рыбами шлепаются на стол. Пальцы Картера были нежны и мягки, и они самозабвенно ласкали меня, словно понимая, как истосковалась я по этой любовной игре. Мысленно я благодарила Лиз, которая регулярно заставляла меня делать депиляцию воском.

Себе на заметку: попросить прощения у Лиз, что звала ее садисткой и фашистской овчаркой всякий раз, когда она устраивала мне процедуру с бразильским воском. Это ее верное служение моему естеству позволяло нынче Картеру не натыкаться ни на какие заросли в моих трусах и не прерывать приятного занятия, чтобы пуститься на поиски электрокосилки.

Простите меня за подробности, но расскажу откровенно, что меня доводит до экстаза. Вдруг и вам эти знания пригодятся?

Картер ястребом кинулся мне на шею, впился в нее полураскрытыми губами и медленно протолкнул в меня указательный палец, держа большой палец прижатым к клитору, – и затих, дав мне время приспособиться к его действиям.

Его палец замер во мне, я же еще крепче вцепилась Картеру в затылок и подалась бедрами вперед, позволяя ему проникнуть еще глубже и заставляя его большой палец сделать мне легкий массаж. Это было бесподобно: практически на пороге моей чувствительности, одновременно невыносимо и так сладко, что даже запело все внутри. Я чувствовала, что наш любовный танец кончится задолго до того, как мне захочется, чтобы Картер проник в меня по-настоящему. Потому как пальцами своими он работал просто гениально! Что вызывало шок! Самой мне всегда, чтобы кончить, требовалось через мозги целые клипы из порнофильмов пропустить. Сейчас же я и подумать ни о чем не могла – мое тело отзывалось на каждое его движение, как скрипка в сильных руках скрипача, а мозг отказывался анализировать это. Не нужна была никакая порнуха – даже самая крутая и забойная.

Картер шевелил пальцем взад-вперед и при этом так ловко скручивал его перед тем, как начать вытаскивать, что от этого мне хотелось дышать, высунув язык, как щенку, скулить от восторга и лизать его в щеки. Его губы и язык прошлись по всей моей шее, а большой палец ходил кругами все быстрее, пока я едва ли не силой насадила свои бедра ему на руку.

Я охала и стонала во весь голос: у меня не было времени устыдиться, что эти всхлипы издают только женщины легкого поведения в дурацких фильмах. Неужели это не сон? Настоящий живой парень затеял какую-то сумасшедшую прелюдию – еще секунда, и я взорвусь!

В самом деле.

Он вытащил из меня палец и принялся подушечками двух пальцев кругами водить по моему клитору, пока я не расплавилась на его руке.

– Ооох, ой, Боже! Блин. Картер!

Пальцы его не останавливались, а крики мои он просто глотал ртом, пока я билась о его руку, ни за что не желая, чтобы то, что я чувствовала, прекращалось. Каких только звуков не заскочило от меня ему в рот, пока он безостановочно целовал меня! Его движения словно вытягивали из меня душу, с каждым разом приближая к оргазму. Наконец, голова моя совершенно перестала контролировать происходящее, ноги задрожали, и я едва не сползла по стене. Когда я перестала двигать бедрами и угасли остатки бьющей меня истомы, он вытащил руку из шортиков, обнял меня, целуя долго и нежно, позволяя своему языку медленно-медленно ласкать мой. Не знаю, долго ли мы стояли в кладовке, замерев друг у друга в объятьях и целуясь. Я могла часами отвечать ему на ласку – и даже не подумала бы о глотке свежего воздуха.

Наконец, губы наши разомкнулись, и мы стояли, глядя друг другу в глаза, не моргая.

– В жизни не видел никого более страстного. Мне следовало бы сотворить такое пять лет назад, – с улыбкой выговорил Картер.

– Радость моя, сотвори ты такое пять лет назад, я приковала бы себя к твоей руке и заставила бы делать это мне каждый божий день.

Картер рассмеялся, потом его лицо сразу же сделалось серьезным.

– Клэр, мне нужно попросить тебя кое о чем. Это на самом деле важно.

О нет, сейчас он попросит меня пригласить подружку и заняться сексом втроем. Или поведает мне, что он на самом деле из Канады, ему требуется «зеленая карта»[60] и это единственная причина, по какой он здесь. А что, если ему не понравилось? Может, что-то странным показалось? Следовало бы мне почаще внутренним органам проверочку устраивать. Хотя доктор мне никаких претензий не предъявлял. Даже похвалил: сказал, что у меня очень симпатичная матка. Какого же черта Картеру еще нужно? Блин, а ну, как он и вовсе склонен к дендрофилии и любит заниматься сексом с деревьями?

– Мне хотелось бы провести некоторое время с Гэвином.

Я знала, что он это скажет!

– Ничего страшного, если ты пока что не готова оставить его со мной один на один, ведь на самом деле он меня не знает. Но мне хотелось бы приехать и поиграть с ним.

Я никак не могла спрятать улыбку. Не только его пальцы заслуживают большой награды: пусть где-нибудь в его честь мавзолей построят, что ли, или национальный монумент поставят (эй, эй, встал бы! да еще столбом!), – так он еще фактически по собственному почину попросил разрешить ему провести время с Гэвином. И это – после оскорбительного удара в пах и угрозы в виде бдящего жеста растопыркой пальцев от глаз к глазам.

У Гэвина появится наконец-то близкий мужчина, помимо моего отца и Джима.

14. Вождь краснокожих по имени Уснет-Где-Угодно

– Значит, из рассказанного тобой я должен понять: у нашей маленькой Клары полы из твердого дерева, терракотовый пирог, портмоне из тисненой кожи, и ниже пояса обрито наголо, – кричал Дрю, покрывая шум конвейера.

– Ну, знаешь, уже и вправду жалею, что рассказал тебе все про вчерашнюю ночь, – заорал я в ответ.

Я потянулся за свисавшим надо мной гидравлическим сверлом, подсоединенным к оснастке на потолке, и потянул его вниз, чтоб приладить дверцу к корпусу машины. В моем распоряжении было три минуты, прежде чем линия подаст следующее авто, чтобы разобраться с Дрю, чьи глупости способны вывести меня из себя, запороть все на свете и вынудить остановить конвейер.