На заре и ясным днем - Петр Скобелкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уже в начале беседы выяснилось, что историю совхоза «Большевик» Геннадий Федорович знал и знал неплохо. И особенно его самые трудные послевоенные годы.
— Принял я курганский трест совхозов в марте сорок восьмого…
Геннадий Федорович встал, прошелся по кабинету, задумчиво посмотрел в окно на Новую площадь, на беспрерывный поток машин.
— Трудное было время…
Во многом нас выручила тогда агросистема Мальцева. Терентий Семенович — наш земляк, курганец, и он прекрасно знал эту землю, ее характер. Правда, любовь тут была взаимной: Мальцева тогда, я имею в виду конец сороковых годов, самое начало пятидесятых, знали мало. Опыты его были еще несколько кустарные, замыкались небольшим полем у себя в Шадринском районе. Мы сделали его агроучение достоянием всей области, всей нашей сибирской зоны.
Приживалась его наука неходко, со скрипом. Многие специалисты, руководители, да и ученые с легкой руки окрестили его учение так: «Метод безотвальной вспашки Мальцева». А ведь чепуха это! Это значит, выхолостить из мальцевского учения самое главное — комплекс всей системы. Суть в том, что учение Мальцева, как мы его усвоили, — это не просто наука о безотвальной глубокой вспашке. Это основанная на многолетнем опыте и проверенная жизнью, землей сибирской научная система хозяйствования на этой земле, получения высоких устойчивых урожаев в условиях зоны так называемого рискованного земледелия. Что она в себя включает, эта система?
Безотвальная вспашка. Раз. Норма высева зерна на гектар. Два. Мы же, к примеру, до Терентия Семеновича высевали на гектар по полтора центнера, а чаще всего и того меньше. А Мальцев — по два, два с половиной центнера. И при этом мы всегда теряли в урожае, как там ни паши.
Третье — сроки сева. Это очень важный фактор для нашей зоны. А вот который из них главней, сказать затрудняюсь. Да их и нельзя порознь рассматривать.
Вот этот-то фактор: сроки сева — как раз и не брался во внимание в те первые послевоенные годы.
Сроки эти самые, как правило, устанавливались сверху и спускались к нам, вниз. А вместе с указаниями направлялись уполномоченные, следить, чтобы они безукоснительно выполнялись. И обычно эти уполномоченные старались сев провести пораньше, чтобы скорее отчитаться. А особо ретивые, так еще и раньше указанных сроков старались отсеяться, досрочно, значит. В те годы даже присказка ходила такая про этих уполномоченных: «Куда едешь?» — «На сев». — «Сеять, значит?» — «Нет, жать!»
И получалось, что жали-то в конечном счете на землю. А земля насилия не терпит. Она мстит за него хлеборобам.
Что такое, к примеру, посеять рано у нас, в Курганской зоне?
Допустим, отсеялись мы где-то до 10 мая. Сообщили об этом «радостном» событии в центр. Разъехались по домам довольные уполномоченные. Вскоре посевы взошли и к началу июня уже куститься готовы. А начало и первая половина июня у нас обычно попадают под засуху. Задуют суховеи и прихватят, опалят посевы. Потому-то Терентий Семенович, например, никогда раньше 10 мая в поле не выезжает с сеялкой, а все где-нибудь поближе к середине мая. Отсеется, скажем, до 20 мая. Наступил июнь, пора засухи, и семена спокойно перенесут ее, укрытые в земле.
И этот третий фактор из системы Мальцева мы и взяли также на вооружение. Пришлось, конечно, повоевать, попартизанить. Вот так и получилось: был «доставало», потом стал «партизан», — улыбается Геннадий Федорович.
— Правда, сверху на нас особо уже не нажимали. Но была другая опасность — инерция, привычка, наконец, нетерпение самого хлебороба поскорее закончить весеннюю страду в совхозе и за свой огород приняться.
Но мы терпеливо ждали своего часа. И вот числа этак 14–15 мая (команды сеять мы еще пока не давали) сажусь я в «газик» и еду в степь. Еду и приглядываюсь внимательно. Смотрю, у соседей, у североказахстанцев, уже посевы прикатаны. А наши тракторы и сеялки еще на приколе. И вот представляете — тишина стоит в степи… Только слышно, как жаворонки заливаются. Земля на ощупь теплая, прогрелась, зерно готова принять. И погода как по заявке, самое время начинать.
Но знаю: надо, надо еще денек-другой продержаться.
Встречают специалисты, и те из них особенно, которые помоложе, мнут землю в ладонях и глазами спрашивают: «Может, пора? Может, начнем, а?» Уж очень велик был соблазн отсеяться раньше, свалить наконец со спины эту тяжелую ношу и расправить плечи.
Нет, говорю, не пора. Годить, годить еще малость надо…
И снова едем дальше. И чем дальше, тем больше боюсь: не выдержат у кого-нибудь нервы, сдадут. А ведь это дело такое — стоит только одному сорваться, все пойдут.
Поздно ночью возвращаемся в Курган. На другой день, уже ближе к вечеру, объявляю перекличку по радио. Во всех хозяйствах, райкомах, райисполкомах включается радиотехника. Вначале шумы разные, помехи идут из эфира, потом наступает тишина. И слышно (а может, это только мне кажется), как настороженно дышат там, у микрофонов, люди в ожидании сигнала.
А утром на другой день уже не спится. И встаешь вместе с первыми петухами, и чудится тебе, будто гудит земля, и от причастности к этому таинству, к вечному и священному делу на душе становится светло и чисто…
И нельзя забывать еще один фактор — это черные пары. Систему Мальцева без этих самых черных паров в условиях сибирской степи нельзя поднять.
Что такое эти пары? Это прежде всего отдых земле. А значит, забота о будущем урожае. Вот этого-то не могли, к сожалению, понять некоторые.
А черные пары без дополнительного внесения удобрений давали отличный урожай. И в первый, и во второй, и в третий годы.
Они в самом деле были черными — по весне ни одного сорняка не увидишь. Но для этого использовалась также особая, мальцевская система подготовки и обработки этих паров…
Некоторое время Геннадий Федорович сидит молча, погруженный в свои, только ему ведомые хлеборобские мысли, затем с интересом спрашивает:
— Так, значит, недавно из «Большевика»? Какие там новости?
Рассказываю коротко: с кадрами хорошо, только коммунистов в совхозе 107 человек. И молодежи много. Хозяйство расстраивается — жилые дома со всеми удобствами каждый год вводят, баню новую недавно пустили, гараж теплый для «Кировцев» соорудили, асфальт протянули от Шумихи почти до центральной усадьбы без малого, и сейчас «Большевик» с Курганом связан прекрасной дорогой.
А Сизов интересуется дальше:
— Помню, «Большевик» был раньше зерновым хозяйством. Как он теперь, идет тем же курсом или, может, уже сменил свой профиль?
— Изменил, — отвечаю как есть. — Сейчас это уже специализированный свиноводческий совхоз.
— Как изменил? — удивленно улыбается и, как мне показалось, огорчается Сизов. — Он же испокон веков на зерне поднимался! Что же с землей они собираются делать? Такие выпасы там! Свиньи-то, сколько я знаю, траву не едят. А знаменитое на весь мир курганское масло! Оно и сейчас, по-моему, высоко ценится на европейском рынке, особенно в Лондоне. В пойме Миасса такие тучные выпасы — богатейшее разнотравье! Оттого и масло получается особенное, душистое, курганское… Что-то тут не так…
Насчет «не так» я уж слышал в совхозе. Они сами жалуются, что только за последние три года у них сменилось три куратора — сначала передали в распоряжение производственного объединения совхозов, затем зернотресту, а сейчас вот тресту Свинпром.
— Не знаю, может, тут и есть какой-то смысл, — продолжал раздумчиво Сизов, — но абсолютно уверен, что на стопроцентную специализацию «Большевику» переходить неразумно. У них же земля — пашня, выпасы, ее надо рационально использовать, брать все, что она может родить.
Другое дело — направление свиноводческое, профиль. Но только не голая специализация…
Геннадий Федорович оживился:
— Как-то не очень давно приехал я в один совхоз. Беседую с директором, со специалистами. Спрашиваю, между прочим:
— Как дела с молоком?
— А никак, не разводим коров, — отвечает.
— Где же берете молоко? Для детского садика, для яслей, для столовой?
— Завозим. У соседей покупаем.
— Ну а с птицей как?
Разводят руками:
— Не обзавелись птицей…
— А яички откуда завозите?
— Откуда придется. По-разному. В общем, тоже покупаем.
— Что же производите?
— Картошку садим, свиней разводим. Овощи там разные.
Вот так, не по-хозяйски, распоряжаются землей. У воды, как говорится, живут и пить просят… Не получилось бы так с «Большевиком».
И спросил вдруг с интересом:
— А как там жив-здоров Григорий Тимофеевич Хохлов? Все директорит?
Вспоминаю последнее партсобрание, на котором Хохлов был снят с учета «в связи с переездом и переходом на другую работу».
— Перевели его на другое хозяйство, в соседний Юргомышский район, тоже директором.