Зачарованный киллер-2 - Владимир Круковер

Нет, редактор и сам стоил не меньше полумиллиона зеленых, да и в числе его знакомых ходили богатеи весьма масштабные. Просто ни разу не приходилось этому (в прошлом инструктору ЦК ВЛКСМ) редактору видеть столь яркое выражение ненавязчивой состоятельности и своеобразной дворянской (другое определение и в голову не приходит) выразительности.

Пока посетитель подозрительно рассматривал приборы на, въехавшем вместе с секретаршей сервировочном столике, редактор взял себя в руки. Как все владельцы бульварных изданий он тешил себя надеждой завязать с прошлой тематикой и войти в братство серьезных и важных издательств, которые публикуют нобелевских лауреатов и берут интервью у членов королевских фамилий. За вечной текучкой и погоней за сенсационными материалами (сенсация для газетчика — те же деньги, измеряемые объемом дополнительного тиража; себестоимость газеты — 70 копеек, продажная цена — 7 рублей, не считая колоссального дохода от рекламодателей) он забывал об этой мечте, но сейчас, глядя на добропорядочного английского джентльмена, вновь начал ее тешить. (Тешить, тетешкать, ласкать, качать на руках… Бедная мечта).

Держа себя в руках редактор посмотрел на посетителя вопросительно. Посетитель же решился все же взять кофейную чашку. Он взял ее осторожно, будто у чашки (довольно чистой) могло вырасти жало, столь же осторожно сделать малюсенький глоток и тот час отставил ее от себя подальше. Редактору пришлось сменить вопросительный взгляд на участливый:

— Горячо?

— Нет, вкус какой–то, простите, странный…

— Это хороший кофе, — возмутился редактор, — «Якобс».

— А-а… — сказал посетитель.

По этому «А-а…» можно было понять, что ни с каким Якобсом он не знаком и знакомиться не желает, а такой кофе в Англии порядочные люди не пьют.

Редактор подумал, не пришло ли время обидеться, но тут придирчивый посетитель оживился, вынул из бювара (бювар Верт купил в том же магазине–салоне, рассудив, что с дипломатами нынче ходят одни торгаши) несколько листов и протянул их редактору. А сам достал сигару, маленькие серебряные ножнички и посмотрел на редактора вопросительно.

— Да, конечно, — сказал редактор, подвигая гостю пепельницу и мельком отметив, что сигара — настоящая «гаванна» по 12 долларов за штуку.

Предложенные листы содержали текст, озвучить который в этой книге просто необходимо. Вверху был заголовок: «Записки обывателя», под ним рекламный подзаголовок: «Обыватели Москвы наблюдали насильника ребенка, но не приняли мер к задержанию». Сама заметка была исполнена в несколько кликушеском стиле, который можно было воспринять и как стилистический прием, и как пародию на заметки «Московского беспредельщика».

«Сотни людей видели, как в дверях Министерства легкой промышленности старик пытался изнасиловать девочку–подростка. И ни один не вмешался. Это замечательно характеризует поведение московских обывателей, отраженных в старинной русской пословице про «хату», которая «с края».

Обыватели заходят в платный туалет Белорусского вокзала, но ни один не возмутится, не воскликнет: за что же я плачу — за грязь, вонь и тесноту? Тогда, по какому праву? И кому идут эти деньги?

В среднем, десятая часть пассажиров пользуется его услугами. Правильней сказать — вынуждены пользоваться. На вокзале нужду в кустиках не справишь, нет там кустиков. За сутки через этот вокзал проходит около 400 тысяч пассажиров; почти полмиллиона отдает пятирублевки неизвестному владельцу этого убожества. Ежедневно!

Обыватели покупают арбузы, перекупленные несколько раз и платят перекупщикам из собственного кармана. Ни один не спросит правительство Москвы, почему арбуз в Астрахани стоит 30 копеек за килограмм, а в Москве у «лица кавказской национальности — тридцать рублей за килограмм?

В Калининграде пожилой немец, бывший житель бывшего Кенигсберга, ностальгически омыл лицо в местной речке Преголе. Беднягу доставили в травмпункт с ожогами кожи лица и рук. Он тоже обыватель, но ни он загадил судоходную реку промышленными отходами.

Обыватели внешне похожи на людей. Но когда в стеклянной вертушке входа в центре столицы гнусный старикашка хватает ребенка за маленькие груди, они мгновенно слепнут и затыкают уши. Именно по их вине разнузданные маньяки чувствуют себя в Москве как дома. Именно по их вине разнузданные коммерсанты сдирают с них же последнюю шкуру. Именно по их вине к власти приходят выродки и подонки.

Как бороться с обывателем, если он составляет большую часть населения? Очень просто. Его надо «достать». Пусть и его дочь изнасилуют в подъезде, пусть цены в туалет вырастут втрое, пусть все привозные продукты вырастут в стоимости, пусть к власти придут откровенные негодяи и тираны. Чем хуже — тем лучше.

Говорят, что «русский медведь» долго просыпается. Ленин когда–то понимал это лучше многих. Он довел обывателя до такого плачевного состояния, что народ взялся за колья и топоры. А такого обывателя может повести кто угодно и куда угодно. Так произошла кровавая революция большевиков.

Не пора ли начать готовить почву для новой революции? Надо лишь заранее определить цели. А лидера найдутся…

Я, автор этой заметки, — тоже обыватель. Но другого разлива. В моей стране обыватели, у которых внезапно отключили свет, не сидят, ворча, при свечах, а подают в суд на энергетиков. Все пострадавшие сразу. А если, что почти невероятно, прекращается подача горячей воды, то предъявляют иск тем, кому за это удобство платят Обыватель российский предпочитает обвинять в отсутствии воды жидов (хотя представителей этой нации тут почти не осталось.

В моей стране на обывателях зиждется покой и благополучие страны. Они — обычные люди, любящие вкусно поесть и посмотреть по телевизору какой–нибудь сериал. Но при виде несправедливости они встают единым строем. Их волнуют не только коммунальные недочеты, их не безразлична судьба голодающих в Африке и воюющих в Чечне. Им не безразличен порядок на небольшом шарике, плывущем в космическом пространстве, потому что они считают его своим домом А в доме должен быть порядок».

(Эту заметку Верт написал недавно, воспользовавшись услугами компьютерного центра. Он целиком взял ее из головы, прочитав для настроя заголовки «Московского беспредельщика).

Редактор отложил заметку и посмотрел на автора. Автор меланхолично курил сигару и о чем–то думал. Заметно было, что тут только его тело, а мысленно он давно покинул этот город, полный старых насильников и грязных туалетов.

— Мне нравится, — сказал редактор. Посмотрел на скучную физиономию «англичанина» и добавил: — Очень нравится. Будем печатать. Только ли нельзя поподробней об этом происшествии с изнасилованием.

— Ну, до самого изнасилования дело не дошло, — сочувственно сказал Верт. — Все же подъезд, вертушка там еще такая, стеклянная… Люди все время ходят. Но попытки были… Да-с, были… — Он пожевал сигару, вмял ее в пепельницу, достал из кармана белоснежный платочек, промокнул губы. — Я вот, что думаю, если я задержусь в Москве, то мог бы поставить вам серию заметок о наиболее интересных обывателях, взять, так сказать, у них интервью. Тем более, что намерен писать книгу о России, о ее новых людях в политике, экономике… Рыночной экономике. Мне было бы удобно работать инкогнито, ссылка на зарубежное представительство часто сковывает интервьюированных, смущает их.

— Вы имеете в виду, что готовы поработать для нашей газеты! — воскликнул редактор. И тут же напустил на себя вид скопца, страдающего запором: — Только у нас не столь велики гонорары, вы, конечно, привыкли к другим суммам…

— Ах, оставьте, — махнул платочком британец, — какие могут быть гонорары… Примите это, как гуманитарную помощь. О, кей?

— О, кей! — неожиданно для себя ответил редактор…

Волгоград, февраль, третий год перестройки

Я как раз думал, что выпить — пиво или вино, когда пронзительный крик бросил меня в зоозал. Медведица жевала руку электрику. Об этом я уже рассказывал…

На два дня появился Владислав. Подверг критике оформление фасадного вагона. На одном вагоне художник по согласованию с ним нарисовал Микки Мауса с плакатом в руках, приглашающего посетить зверинец. На втором, который он доверил моему вкусу, мы с художником решили придерживаться мультипликационного стиля. На нем главенствовал очень колоритный кот в прыжке, в другом углу сидел на задних лапах кукольный медведь, центр занимали мелкие герои сказок и три роскошных в своем примитивизме цветка. Рисунок вызвал у технаря Хитровского глубокое огорчение.