Хаос (ЛП) - Шоу Джейми

Когда такси высаживает нас у автобуса, я, спотыкаясь, первой выскальзываю с заднего сиденья, не дожидаясь остальных ребят, и забираюсь на борт нашего серебристо-серого автобуса. Я немедленно хватаю свою сумку из шкафа и направляюсь в душ, принимая его холодным. Вода льется мне на лицо, смывая макияж и пот от танцев с кожи. Холод заставляет Шона казаться сном, хотя призрак его пальцев цепляется за мои бока, как невидимый отпечаток — тот, который я чувствую, тот, который невозможно смыть.

Я делаю глубокий вдох и провожу руками по лицу, стоя под ледяной водой, пока мое тело и мои воспоминания не немеют, пока вся ночь не кажется мне вчерашним днем. Выйдя из ванной в свежей пижаме, с умытым лицом, я встречаю новый день. Тот, который не заставляет мое сердце болеть.

Ребята, включая Водилу, собрались на кухне, пьют, играют и смотрят телевизор, и я быстро прощаюсь с ними, стараясь не встречаться взглядом с Шоном, прежде чем задернуть занавеску и проскользнуть в свою койку.

Моя подушка, мои одеяла… Вся моя кровать пахнет им. После того как я поменяла его простыни с моими сегодня утром, я не подумала взять оба комплекта с собой в прачечную, и теперь я буду спать в его запахе. Он обволакивает меня, когда я натягиваю одеяло до подбородка и закрываю глаза. Я почти представляю, что жду его в постели, что он в любой момент может забраться ко мне и обнять еще крепче, чем в клубе.

Мои мысли уносятся к тому, что произошло бы после объятий…

И после поцелуев…

Я ворочаюсь и мечусь в постели. Лежу на спине и смотрю на деревянные балки над головой, думая о той ночи шесть лет назад и о том, что, кажется, с того момента прошла целая жизнь, когда луч света падает на пол прохода. Когда Шон закрывает за собой занавесу, эта щель снова исчезает, не оставляя ничего, кроме тусклого сияния городского света, пробивающегося сквозь щели в занавесках и жалюзи. Я не отрываю глаз от койки над моей головой, пока он выскальзывает из джинсов, забирается под одеяло и устраивается на кровати. Но когда я чувствую на себе его взгляд, переворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть ему в лицо.

Шон смотрит на меня через проход, его щека покоится на подушке, а зеленые глаза — самые яркие в комнате. Он не отводит взгляда, когда я смотрю на него в ответ, а я не смогла бы отвести свой, даже если бы попыталась.

— Перестань, — говорю я так тихо, что он едва слышит меня через проход.

— Перестать что? — Мягкость в его голосе щекочет мою кожу, легче и теплее, чем ароматная простыня, ласкающая мое плечо. Он у меня в голове, обнимает меня, смотрит на меня с такого близкого расстояния.

Перестань заставлять меня забывать. Перестань заставлять меня вспоминать. Перестань заставлять меня влюбляться в тебя.

Я хочу выскользнуть из-под одеяла, закрыть пространство между нами, упасть на колени и прижаться губами к его губам. Я хочу целовать его до тех пор, пока его пальцы не найдут мои бока, как они делали это в клубе, как делали это в машине, а затем я хочу коснуться его таким же образом. Я хочу прикасаться к нему, пока он не потеряется так же, как и я, пока мы оба не забудемся.

На самом деле я сжимаю пальцами вторую подушку и швыряю ее через проход. Шон смеется и ловит её, пряча под голову, не собираясь отдавать обратно. Я не могу удержаться от улыбки, прежде чем откатиться к стене, уткнуться носом в его подушку и крепко зажмуриться.

Как бы мне хотелось, чтобы Шон позвонил мне шесть лет назад. Как бы мне хотелось, чтобы он не пожалел о том, что поцеловал меня в автобусе.

Как бы мне хотелось, чтобы он не хотел такую девушку, как я.

Как бы мне хотелось, чтобы он хотел меня.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

«Такая девушка, как ты».

Эти четыре слова мучают меня в течение следующих семи дней. Когда от улыбки Шона у меня мурашки бегут по коже, я думаю, что он, должно быть, пытается мне что-то сказать. Когда он дразнит меня, как будто я один из парней, я меняю свое мнение.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дело в том, что Шон не из робких. Я помню, каким он был в старших классах, как вел меня наверх, как будто не было никаких сомнений, что я последую за ним куда угодно. Если бы он захотел меня сейчас, сказал бы мне прямо. Он бы снова увел меня в темную комнату и не сказал бы: «Такая девушка, как ты».

И вообще, все это чушь собачья. Шону не нужна девушка, иначе он бы ее завел. Это не значит, что он страдает из-за отсутствия выбора вариантов. Каждый вечер, когда мы выступаем, у него может быть любая девушка из толпы. Девушки более горячие, чем я, более женственные, более походящие под его тип, чем я. Они ждут его у автобуса, одетые в короткие юбки и топики с глубоким вырезом. И хотя я благодарна за то, что он никогда не приглашает их на борт — за то, что проводит ночи за чтением или дразня меня улыбками через проход — невозможно забыть, что — если бы я не была здесь, если бы не была девушкой в его автобусе, — он бы каждый вечер пробовал разных цыпочек. И, возможно, одна из них стала бы его девушкой, а может и нет, но в любом случае, Шон был бы больше самим собой, чем когда он рядом со мной. И я все еще буду той девушкой — той девушкой, которую он оставил позади. Той девушкой, которую он забыл.

— Эта одна из новых, — говорит Адам в микрофон на девятый день нашего турне.

Это наше шестое выступление, и в шестой раз он произносит именно эти слова. Большинство шоу начинается одинаково — с того, что он флиртует с первым рядом, прежде чем обозначить мою сексуальную привлекательность для парней в толпе. Затем он вкладывает слова песен в микрофон, а Шон поет над ним, под ним, после него и перед ним. Джоэль раскачивает бас, Майк колотит по барабанам, и я теряюсь где-то между прожекторами, подвешенными к балкам, и струнами моей гитары.

Но эта ночь немного другая, с блондинкой двадцати с чем-то лет, стоящей прямо за сценой, наблюдающей за нами со сложенными руками и уверенной улыбкой на лице. Она появилась где-то около третьей песни, на стороне Шона, и когда мы сделали перерыв перед выходом на бис, она обняла парней, как будто они были старыми друзьями, и снисходительно хихикнула, когда я спросила ее имя.

Виктория Хесс.

Очевидно, она дочь какого-то крутого звукорежиссера. И она думает, что все должны это знать.

Мой медиатор бренчит последнюю песню до самого конца, и среди громовых аплодисментов мои гудящие ноги несут меня обратно к ее раздражающей улыбке. Я занята тем, что выпиваю содержимое бутылки с водой рядом с Майком, а Адам игнорирует Викторию, хлопая всех по спине и поздравляя с очередным успешным шоу.

Моя голова повернута к Адаму, но глаза сосредоточены на Виктории, когда она бочком встает рядом с Шоном. Она одета в сочетающиеся белые юбку и топ, которые могли бы выглядеть по-деловому, если бы не кожа, которую она показывает. Топ слишком тесный, с глубоким вырезом, который примерно на четыре пуговицы ниже уровня «слишком», и мини-юбка с высокой талией, выставляющая напоказ задницу, которая едва ли вообще имеет место быть. Наряд дополнен супертонким поясом из искусственной кожи, что вряд ли необходимо, учитывая, что одежда практически нарисована на ее подростковых изгибах. Она как раз из тех чересчур худых, из-за которых у старшеклассниц развиваются комплексы.

— Итак, — говорит она, откидывая с лица прядь светлых волос и беря Шона под руку, — кто хочет налить мне выпить?

Я впиваюсь взглядом в ее шелковистую белокурую голову всю дорогу по коридору за кулисами до гримерной. Виктория впереди и в центре, зажатая между Шоном и Адамом, а я сзади между Джоэлем и Майком, стараюсь не получить пощечину каждый раз, когда она перебрасывает свои дурацкие волосы через дурацкое плечо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Думаю, ты знаешь, почему я здесь, — говорит она, ее белые каблуки громко стучат по ламинированному полу. — Джонатан все еще очень, очень хочет, чтобы ты подписал с ним контракт.

Она бросает надменно вздернутый нос через плечо, когда я прерываю с «Кто такой Джонатан»?