Улитка - Эльга Мира

Стремление насытиться однажды и на века – великое надувательство!

Любовь хитра, нужны ей слез ручьи

Чтоб утолить от глаз грехи свои.

Этой ночью мне стало ясно: в мире существует только одна величина, имя которой – ложь. Не было ни капли смелости в моем героическом уходе от Роба, а идеализация мифической дружбы на поверку оказалась банальной потребностью заменить одного мужчину другим путем вранья самой себе!

«Подобно разменной монете, мой номинал не увеличится от количества державших рук. Я лишь сотрусь, потускнею, а потом выйду в тираж», – засела в голове мысль-игла, сделавшая совершенно бессмысленным каждый день, прожитый рядом с Джу. В кармане разрывался телефон, но в ответе звонящему уже не было смысла. От слова «хочу» до слова «могу» огромная пропасть. У игры, как и у жизни, всегда есть конец…

Вспомнилось, как однажды мы с Джу попали на запуск небесных фонариков в районе Пратер. Алые цилиндры из рисовой бумаги, трепеща на ветру, медленно поднимались в холодную темную бездну под песню «Когда уходит любовь, остается лишь блюз». Сердце заныло от необъяснимой тоски. Придет время, и мы так же уйдем в пустоту, одиноко, несмотря на рядом проплывающую вереницу миллионов догорающих душ.

ГЛАВА 9

Не помню, как добралась домой и сменила одежду. Помню только ножницы в своих руках, волосы, клочьями падающие на пол, да искаженное страхом лицо Джу, ворвавшегося в комнату.

– Не подходи, – истошно закричала я кинувшемуся ко мне парню.

– Хорошо, хорошо – только брось железо, – сдавленно прошептал тот.

Я рывком повернулась к зеркалу. Жажда изувечить себя, обезобразить до неузнаваемости проснулась с яростной силой. Отразившаяся в холоде стекла картина оказалась настолько несуразной, что слезы брызнули из глаз. Густая шевелюра, еще час назад собранная в красивый гладкий хвост, стала походить на облезший песцовый воротник старого пальто. Поправить это чудовищное безобразие не смог бы даже самый искусный парикмахер. Ножницы, выпав из обмякших пальцев, спикировали в пушистую перину каштанового цвета.

– Свята… – начал было Джудит, но осекся, встретившись с моим безжизненным взглядом.

Как подобрать слова, как облечь в форму то, что невозможно даже уложить в голове?!

– Твой поступок – не подлость. Это чистой воды садизм, – услышала я совершенно чужой хриплый голос, исходящий из моего горла. – Моя выходка была гадкой, но у нее хотя бы имелись мотивы, ты же поступил, как последняя тварь. Я не пыль, понимаешь, не пыль…

– Свята, – снова попытался заговорить Джу севшим голосом, но я ничего не хотела слышать.

Даже не заметила, как постепенно срываюсь на крик:

– Как же ты мог? Все эти дни я места себе не находила, а ты просто ждал удобного случая отыграться?!

Рот превратился в сухую обожженную пустыню. Безвольная слабость и нервный озноб полностью опустошили сознание. Больше всего на свете мне хотелось простить его, но как можно было это сделать после всего произошедшего? Ненависть к нему и презрение к себе жгли каленым железом. Боже, если ты есть – поверни все вспять!

Я закрыла лицо руками и в рыданиях рухнула на колени. Остриженные волосы разлетелись по полу в разные стороны, как тополиный пух. Истерический припадок резко оборвал нить событий, отбросив мое сознание ровно в тот миг, когда год назад я проглотила упаковку снотворных. Мое падение и в прямом, и переносном смысле снова предотвратил Джудит. Ловко подхватив меня на руки, он крепко прижал к себе. Но объятия, о которых еще вчера мечталось так безудержно, сейчас превратились в испанский сапог. Я вырывалась, брыкалась, кусала его руки, в итоге, не удержав равновесия, мы оба повалились на пол.

На шум прибежала Стефания.

– Не смотрите! – закричал ей Джудит, пытаясь удержать меня в руках. – Принесите лучше воды!

Стефания побежала на кухню, послышался плач испуганных детей.

Заломив мои руки за голову, Джудит навалился сверху, твердо прижав к полу. Мужское тело подействовало лучше успокоительного, принесенного хозяйкой.

– Ш-ш-ш, – гладил он меня по голове. – Тише, милая.

– Не пыль, не пыль! – задыхаясь, повторяла я сквозь слезы.

– Прости меня, пожалуйста, прости, – шептал Джу мне на ухо.

А потом в голове словно запустили сумасшедшее кино. Жар начал плавить тело, и словно из шланга облили липким холодным потом. Веки закрылись. Я начала погружаться в темноту.

ГЛАВА 10

Открыла глаза. Огляделась. Вокруг песок и кусты с шипами. Закрыла глаза. Досчитала до десяти. Снова открыла – тот же песок на многие мили, без конца и края. Удивилась. Прикоснулась к первому попавшемуся кусту, укололась о шип, вскрикнула от неожиданно острой боли. Бросилась бежать, куда глаза глядят. Несусь стремглав, спотыкаюсь, увязаю, падаю на колени. Снова подымаюсь и бегу по зыбучей массе – белоснежной, как рисовая пудра, ослепляющей, подобно зеркалу на солнце. Устала. Рухнула на колени. Широко растопыренными пальцами загребла мелкие крупицы, будто собралась умыться. «Вода» с шуршанием выскользнула, оставив на ладонях пыльный след… Упала на спину. Уставилась в небо. Оно так далеко! Так далеко! Солнце – огненный шар. Закричала громко, прямо в высокую белизну. Слезы солеными ручьями по щекам, в песке маленькими канавами… Сотрясаюсь всем телом, рыдаю от страха и одиночества…

Вдруг встрепенулась. Неужели птица? Да, да – вон она, крошечная точка. Нет… Показалось. Никакой птицы! Ни птицы, ни зверя, ни даже муравья, никого… Голова кругом. Словно молотом по виску. Вены-змеи вздулись реками в полноводье. Обезумела. Вцепилась в них зубами. Завыла от боли, а потом снова заорала – пронзительно, обреченно, как орлан-крикун в ночи. Вскочила, заметалась по песку, упала…

Бьюсь на земле, как рыбка, выброшенная на берег. Судорожно хватаю ртом воздух. Воды… Воды… Всего лишь глоток. Капельку, маковую росинку. Маки. Красные маки, голубые васильки. Вон же они, впереди, на поляне. Как много цветов… Бархатные листики, яркие лепестки. Смеюсь, срываю. Разговариваю с каждым – нежно, ласково. Прижимаю к груди, глажу бутоны. Тихонько пою им песенку. Качаю, убаюкиваю… Кого?! Охапку колючек?! Опомнившись, выбрасываю их. Машу руками, словно пытаюсь отогнать демонов. Долго, долго машу руками, затем закрываю ладонями лицо. Стою молча, раскачиваюсь. И так добрых пару часов, а может, дней или месяцев… Бреду сквозь пески, мимо шипастых кустов, кусаю палец до крови. Пью свою кровь, плачу от отчаяния и тоски. А порой смеюсь все от того же отчаяния и тоски, а потом снова плачу и пью свою кровь…

– Попытайся проглотить это, дорогая, – слышу я голос, но не могу узнать его, не могу поднять головы, не могу открыть глаза.

– Помогите ей.

Кто-то аккуратно берет меня за шею, помогает отделить тело от постели. Струя воды заливается в горло. Я кашляю, вода вытекает из носа. Снова струя. Я словно водопад. Гадкое пойло проникает в недра моего организма, жжет желудок, словно кислота. Мне хочется послать всех, но я не могу проронить ни слова. Меня снова опускают на кровать, и я уплываю в страну заходящего солнца на лунной пироге…

Где-то далеко отсюда, в стране ленкоранских акаций, шумных моряков на пристани и изматывающей сиесты, я вижу девушку – душистую, как лоно молоденькой женщины, желанную, как первый снег, прозрачную, как крылья стрекозки… Она могла бы быть мне любовницей или подругой. Могла бы быть… Но ее нет. Нет так же, как и меня с моими буднями и надоедливыми мыслями в ее стране ленкоранских акаций, шумных моряков и изматывающей сиесты… И я плачу из-за несбывшихся надежд, из-за иллюзий и снов, из-за ушедшей юности и утраченной мечты…

– Какой сегодня день?

– Не важно.

– Мне было нехорошо.

– Это еще мягко сказано. Горячка, воспаление легких.

– Наверное, в зеркало лучше не смотреть?

– Пожалуй, пока не стоит.

Я понимающе закивала головой.

– Помнишь, как раньше по утрам мы встречали рассвет, лежа на мостовой, раскинув в стороны руки, пытаясь вобрать всю свободу мира? Ты тогда все твердил: «Однажды мы скинем одежды и заставим солнце взойти на небо по нашим телам».

– Когда-нибудь это произойдет.

– Ты возмужал.

– Не жди, что в ответ я скажу: «А ты, дорогая, все такая, как прежде».

– Не жду.

Джудит усмехнулся.

– Ты всегда был смелым.

– А ты благодарным слушателем.

– Теперь все изменилось, – вздохнула я.

– Ничего не изменилось. – Он нежно пригладил мои волосы. – Такие же мягкие, такая же родная.

Я отвернулась к стене, закашлялась, пытаясь справиться с чувствами. Джудит переменил тему.

– Пока ты лежала в отключке, заходили Сиси с Робом. Хотели забрать тебя к Элизабет. Но Стефания грудью защищала твое безжизненное тело, крича, что не даст забрать в эту преисподнюю, иначе ты там точно преставишься.

– О, милая Стефания! Наделала же я тут шума.