Дикая полынь - Цезарь Солодарь

Впрочем, Подкоминер отделался, вероятно, только легким испугом: он успел завоевать репутацию "верного израильтянина". Правда, для этого ему пришлось отказаться от служения Мельпомене и пойти в служение "Сохнуту". Он охотно пишет в Ригу письма о том, как преуспели в Израиле бывшие рижане. Он готов послать под видом родственника вызов любому человеку в любой город. Наконец, он по поручению "Сохнута" следит за настроениями своих бывших земляков. Именно благодаря его усердию сохнутовцам в последний момент удалось предотвратить отъезд из Израиля четырех семей. Слово "шинбет" заставляет бывших олим содрогаться даже за пределами Израиля.

Обитатели венского дома на Мальцгассе, 1, с ужасом вспоминают, как их жалкую обитель неожиданно посетил Гирш Пайс. Многие еще в Израиле были наслышаны о фанатизме и жестокости этого жандарма, назвавшегося, правда, в Вене дипломатическим работником.

С беженцами он предпочитал объясняться только в присутствии детей, которых с первых же выкриков доводил до плача. Угроза за угрозой сыпались из его уст:

— Вам удалось выбраться из нашей страны, но тем, кто захочет последовать вашему примеру, это не удастся. Мы найдем средства воспрепятствовать им. Учтите, у нас найдутся люди, которые не побоятся прикончить любого, кто хочет убежать.

Такие люди нужны, очевидно, "шинбету" и вне Израиля.

— Хотите их увидеть, — сказал мне знакомый австрийский журналист, — посетите стрелковый тир фирмы "Йохан Шпрингер" на Иозефгассе, 10.

Я пошел по этому адресу. В тире действительно говорили преимущественно на иврите. А главное, на глазах совершенствовали умение стрелять из пистолета по движущейся цели.

И я понял, почему так дрожит за свою семью беженец Эльказар Газнешвили. Ему пришлось бежать из Израиля дважды. В первый раз он был спровоцирован и насильно возвращен в Израиль с поистине иезуитским коварством.

Долго и безуспешно добивался Газнешвили разрешения на поездку в одну из западноевропейских стран. Ему беспрестанно отказывали, хотя Эльказар утверждал, что после свидания с земляками из Грузии вернется в Израиль. Но шинбетовцы были неумолимы.

И совсем неожиданно, когда Газнешвили уже потерял всякую надежду, ему разрешили выезд:

— Можешь полететь как турист. Только сразу же купи билет и на обратный самолет.

Не имея иного выхода, Газнешвили согласился. Он не знал, что в выданном ему "туристском" документе по-немецки значится: податель сего направляется в один из западноевропейских филиалов "Сохнута".

Установив, что Эльказар не собирается возвращаться в Израиль, сохнутовцы избили его. Но и это не сломило воли беженца. Тогда сохнутовцы насильственно сделали ему наркотическую инъекцию и в бессознательном состоянии посадили в самолет. Очнулся Газнешвили уже в израильском аэропорту Лод.

К какому же выводу приводят нас эти и им подобные злоключения Мамествалова, Блувштейна, Урмана, Рейзина, Иосибашвили, Бурштейна, Каручеру, Геца, Газнешвили и многих других, бежавших из израильского "рая" людей?

Вывод один: из тысячи бывших советских граждан, стремящихся покинуть оказавшееся для них злой чужбиной израильское государство, осуществить свое стремление удается буквально единицам — тем, кто не только может кое-как выпутаться из долговых сетей, но и получает редкую возможность использовать такие обстоятельства, как пропажа багажа, тяжелое заболевание и даже смерть члена семьи. Например, бывший москвич Каплан и бывший сухумец Шамелашвили вырвались из Израиля только тогда, когда их жены в отчаянии покончили с собой. Но даже им пришлось преодолеть иезуитские препоны сионистской машины, работающей на то, чтобы любыми средствами удержать олим в Израиле.

Вот почему из трехсот двух семей евреев, подписавших присланное в Вену письмо, покинуть Израиль удалось с огромными трудностями только двадцати восьми семьям.

Но если беженец в конце концов добирается до Рима, Никосии, Вены, то и в этих столицах к нему угрожающе тянутся длинные руки "Сохнута".

Именно они, эти зловещие руки, потянули Габо Ханашвили и Зою Жвитиашвили на скамью подсудимых венского суда.

"СЛУШАЕТСЯ ДЕЛО ПО ОБВИНЕНИЮ…"

Уже вырвавшись в Вену, Габо и его свояченица Зоя узнали огорчительную весть: часть их тбилисских родственников выехала в Израиль. Мало того, выехала главным образом потому, что получила обнадеживающие телеграммы от… Габо и Зои. Но и телеграфными фальшивками сохнутовцы не ограничились: от имени Габо и Зои последовали еще и телефонные звонки в Тбилиси.

Можно представить себе состояние этой семьи! Что им оставалось, как не попытаться встретить обманутых родственников на венском Восточном вокзале и открыть им горькую правду?

Но приезжающих тбилисцев встречал и представитель "Сохнута", которому полагалось доставить их прямо с вокзала в замок Шёнау и там изолировать до отправки на самолете в Израиль.

Бдительный сохнутовец Тамир заметил в вокзальном зале ожидания Габо и Зою с группой друзей, тоже бежавших в Вену из Израиля. Прислушавшись к их разговорам, он понял, почему они на вокзале. Тамир немедленно бросился к дежурившему на вокзале инспектору криминальной полиции Чепеку и обратил его внимание на группу "подозрительных". Чепек в сопровождении Тамира решил проверить документы этих "возбужденных личностей". Но те, услышав угрозы Тамира на идиш, приняли и самого уважаемого инспектора тоже за сохнутовского агента, тем более что костюм на нем был сугубо штатский.

Главный свидетель обвинения Тамир утверждал, что инспектор показал Габо, Зое и их друзьям полицейский жетон. Однако Габо, Зоя и свидетели защиты, по их словам, были так взволнованы (до прихода поезда оставались считанные минуты!), что жетона не заметили и, когда инспектор Чепек потребовал документы у бывших грузинских граждан, некоторые из них обратились за помощью к полицейским, одетым в надлежащую форму. Иными словами, уверенные в том, что Чепек, как и Тамир, представляет "Сохнут", беженцы стремились найти защиту от полицейского у полицейских!

Но приведенная Тамиром в действие машина провокации безотказно сработала. Габо, Зоя вместе с друзьями оказались не на вокзальном перроне, а в полицейском участке. Тбилисских родственников встретили не они, а медоточивый Тамир, благополучно доставивший приезжих в замок Шёнау.

Расстроенный Габо и Зоя оказали сопротивление инспектору, не пускавшему их на перрон. Замечу, по своим внешним данным инспектор Чепек вполне справился бы на экране с ролью великана. Тем не менее, по свидетельству Тамира, далеко не атлетически сложенная Зоя даже "избила" инспектора.

Вот какие происшествия, согласно обвинительному акту, привели Габо Ханашвили и Зою Жвитиашвили на скамью подсудимых.

Я понимал австрийского судью: весьма нелегко было ему, оберландесгерихтерату Хофману, вести судебное разбирательство, ведь обвиняемых и свидетелей защиты приходилось допрашивать с помощью переводчицы. А ей, бедняге, тоже было нелегко: некоторые свидетели так слабо говорили по-русски, что переводчица зачастую вдохновенно импровизировала.

Дело слушалось вторично. На первое судебное заседание Тамир не явился.

Хотя он и назвался студентом, случайно оказавшимся на вокзале, однако адвокат настоял на вызове Тамира.

На вопросы адвоката Тамир отвечал, ни разу не глянув ему в лицо. Он знал, что подсудимых защищает секретарь Международного комитета узников Маутхаузена, президент Всеавстрийского объединения демократических юристов Генрих Дюрмайер.

Надо отдать справедливость прокурору — он тоже не очень-то приветливо взирал на "студента". Можно понять представителя государственного обвинения: совсем неприглядно выглядит эпизод, когда по одному слову сохнутовца инспектор криминальной полиции немедленно берет под подозрение семерых совершенно неизвестных ему людей.

Взмокший Тамир извивался и вертелся, как уж под сапогом. Закончив свои показания, он развязно втиснулся в группу присутствовавших на процессе венских полицейских. Но они очень холодно встретили его панибратские попытки вести себя с ними на равных. И сконфуженный сохнутовец предпочел удалиться.

А между тем речь Генриха Дюрмайера была преимущественно посвящена хозяевам Тамира.

— Полагалось бы здесь услышать, — сказал адвокат, — слушается дело по обвинению тех, кто руководит Тамиром. По их указке он обманул не только моих подзащитных, но и их несчастных родственников. Обращаю внимание суда на неоднократные напоминания венской прессы о том, как распоясались сохнутовские представители в нашей столице. Рекламируя свои несуществующие контакты с полицией, они провоцируют напуганных и растерянных беженцев из Израиля.

…Если бы судебные процессы можно было, как зрелища, классифицировать по жанрам, то суд над Габо и Зоей следовало бы назвать трагикомедией. Все видели слезы свидетелей, когда упоминались их обманутые родственники и земляки, которых так и не удалось предостеречь от поездки в Израиль. Все слышали смешок в публике, когда инспектор Чепек невозмутимо докладывал судье, как его встревожил сигнал Тамира о появлении на вокзале подозрительных лиц, из которых самой опасной преступницей оказалась так жестоко расправившаяся с ним девушка.