Бой за рингом - Игорь Заседа

Среди журналистов царило веселое оживление. А у меня на сердце кошки скребли.

Вот уже два дня как исчез Яша. Напрасно несколько раз на день заглядывал я в выгородку "Йомиури" - сидевшие там недоуменно пожимали плечами и отвечали неопределенно: не был, когда будет - не знаем. Мне чудилось, что они обо всем осведомлены и с осуждением смотрят на меня. Неприязнь, казалось, сквозила в их черных, непроглядных глазах.

Время летело, а я ни на йоту не продвинулся к цели. По ночам мне спился один и тот же сон: я догоняю и никак не могу догнать человека, лица которого не вижу, но уверен, что это - Тэд Макинрой, он же Властимил Горт...

Связь с Киевом, на удивление, оказалась преотличной, и редакционная стенографистка появлялась точно в назначенное время - минута в минуту, хоть часы проверяй. И слышимость была преотличной, мало что часть пути мои слова проделывали по воздуху - по радиотелефону. Но все равно, пока передавал материал, сидел как на иголках и готов был подгонять Зинаиду Михайловну, несмотря на то, что она вообще не делала ни единой паузы и не переспрашивала - наш разговор параллельно записывался на магнитную ленту. Мне казалось, что именно в эти минуты, когда я разговаривал с Киевом, звонил и не мог дозвониться Яшао Сузуки.

"Если сегодня, нет, завтра утром Яша не объявится, нужно начинать поиски самостоятельно, - рассуждал я, сидя на трибуне. - Ну и что с того, что ни бэ ни мэ по-японски! Нужно взять телефонные справочники на английском, должны быть таковые, и страничку за страничкой изучать, пока не наткнусь на боксерскую школу". Это напоминало бы поиск иголки в стоге сена, если учесть, что телефонная книга - я встречал такие в пресс-центре - Кобе насчитывала более 1000 страниц убористого текста! Но иного выхода у меня не было.

- Олег. - Кто-то осторожно тронул меня за плечо. Я оглянулся и едва не заорал на весь стадион: Яша!

- Яша... - Голос мой прозвучал так, словно мне в горло вогнали кляп.

- Извини, Олег, - забеспокоился Яша и развел руками, как бы прося прощения за бестактность.

- Выйдем отсюда, - предложил я нетерпеливо.

Мы спустились вниз, молча миновали лужайку, где расположились девушки-гимнастки, готовившиеся к показательным выступлениям, спустились к искусственному водоемчику с огромным гранитным валуном, отполированным веками и напоминавшим один из камней знаменитого каменного сада Рендзю в Киото.

- Извини, Олег, но я никак не мог раньше, - виновато повторил Яша.

- Ерунда, - великодушно простил я Сузуки. - Нашел?

- Да. Но для этого мне понадобилось съездить в Токио - здесь, в Кобе, у меня нет ни друзей, ни знакомых. Таких школ оказалось полдюжины, они разбросаны в разных концах города. Увы, не всегда удавалось добраться до искомого по телефону. Я еще не разобрался и сам, по-видимому, некоторые из этих заведений далеко не столь безобидны, как может показаться, потому что не слишком-то спешат обнародовать свое существование. Пришлось поколесить...

- Нашел его?

- Это оказалось труднее всего.

- Он снова сменил имя?

- Его имени вообще нигде не называли. "Такого не знаем", - был ответ.

- Где Горт?

- Мы завтра утром поедем туда. Если... если он не сбежит, как ты опасаешься. И не вини меня за это: он чем-то очень напуган, хотя мой друг чуть-чуть знаком с хозяином спортзала и мог разговаривать без лишних рекомендаций. Он представился клиентом, готовым заплатить хорошие деньги за ускоренный - три недели - курс бокса. Его познакомили с Гортом, но тот почему-то насторожился, и я не уверен, что моему другу удалось полностью рассеять сомнения парня. Как бы там ни было, встреча назначена на завтра, на восемь утра. Я заеду за тобой в семь пятнадцать...

- Спасибо, Яша... - Я не знал, что еще сказать, чтобы выразить мою благодарность этому похожему на европейца сыну Страны восходящего солнца немногословному и обязательному. А ведь еще несколько минут назад я готов был заподозрить его в элементарной трусости и бегстве.

- Я старался, Олег... Что здесь произошло интересного за это время?

- Ничего. Вот разве открытие Универсиады. Может, пойдем досмотрим?

- Если ты не возражаешь...

Мы возвратились на трибуну, и теперь действо, разворачивавшееся на салатной свежести поле стадиона, показалось мне таким прекрасным, что я готов был признать, что ничего совершеннейшего и захватывающего не видел.

- Это не уступает открытию Олимпийских игр, - только и сказал я.

- Ты думаешь действительно так? - искренне обрадовался Яша.

- Без преувеличений!

- Позволишь привести твои слова в моем репортаже?

- Можешь еще сказать множество слов, лишь бы они хвалили организаторов. - Я был добр и расточителен.

- Спасибо, Олег...

В "Мизуками", куда я возвратился за полночь, меня ждал еще один приятный сюрприз: портье протянул записку, где сообщался номер телефона Сержа Казанкини и содержалась просьба непременно позвонить в любое время.

Я поднялся к себе, принял прохладный душ, облачился в свежее, выглаженное кимоно, ежедневно сменяемое, как и постельное белье, вытащил из широкого раструба кондишна, служившего мне холодильником, банки с консервированным пивом, сервировал низенький столик у окна - вилка, нож, два ломтя черного бородинского хлеба, горка кружочков сухой копченой колбасы, помидор, плавленый сырок и два краснобоких яблока - и подтянул на кровать телефон.

С удовольствием и чувством выполненного долга - репортаж об открытии передал из пресс-центра стадиона, завтра свободный день - воскресенье щелкнул крышечкой серебристой баночки, украшенной краснокрылым журавлем, стоящим на верхней ступеньке пьедестала почета - "Саппоро-бир" была официальным спонсором Универсиады-85. И лишь после этого набрал номер телефона.

- Кого это черти... - начал было не слишком приветливо Серж, но вдруг сообразил и заорал: - Олег, о ля-ля!

- Я, мистер Казанкини, собственной персоной, добрый вечер, а вернее ночь.

- Здравствуй, Олег, какая радость! - Он был искренен, мой веселый француз итальянского происхождения.

- Не знаю, как ты, а я действительно радуюсь: во-первых, только возвратился со стадиона и решил устроить себе поздний ужин, а во-вторых, потому что ты объявился. На Универсиаду прилетел?

- А то куда еще? - обидчиво вспыхнул Серж. - Я теперь снова исключительно спортивный журналист. Слушай, может, поужинаем вместе? Где находится твоя обитель?

Я назвал адрес. Серж надолго замолчал - изучал карту-схему Кобе. Наконец он снова объявился.

- Да ведь это у черта на куличках! Опять тебя занесло... Туда и до утра не доберешься... А, ладно, жди! - И положил трубку.

Я слегка расстроился: уже предвкушал спокойный отдых, а Серж умеет превращать ночь в день. Так что - покой мне только снился...

Серж добрался до меня куда быстрее, чем я мог предположить. Он ввалился в комнату, подозрительно оглядываясь по сторонам, точно опасаясь, как бы кто не набросился на него из темного угла.

- Ты чего, Серж? - спросил я, обнаружив, что мой приятель изрядно возбужден.

- Вечно ты устраиваешься в каких-то закоулках. Вышел из такси, смотрю, вход ярко освещен, люди толкутся, я и вперся... Едва ноги унес, там не женщины - фурии, впору подумать, что они раскусили, что я француз!

Теперь пришел черед мне проглотить язык. Потом неистовый хохот напал на меня, я заливался до слез, представив Сержа в объятиях девиц из соседнего заведения, носившего игривое название "Сад любви" и с наступлением сумерек утопавшего в водопадах красного, как размытая кровь, света...

Серж недолго хмурился и вскоре смеялся вместе со мной, подбрасывая в огонь новые и новые подробности своего случайного приключения.

Наконец он умолк, вытащил свою знаменитую трубку, набил ее "Кланом" и плотоядно затянулся ароматным дымом. Потом он подозрительно, двумя пальцами, поднял баночку с пивом и настороженно рассматривал ее, точно держал взрывоопасный предмет, а затем брезгливо поставил на место, как бы говоря: и пьют же такую дрянь люди. Серж был ярым противником пива.

Мне оставалось лишь полезть в чемодан за припасенной бутылкой с Богданом на черной этикетке.

- ...Вот я и говорю: возвратился в редакцию и дал себе слово - больше ни в какие там заграничные командировки ни ногой. Сам посуди: что я там, в этих Штатах, не видел? Нью-Йорк с его грязным Бродвеем - боже, как могут люди так врать, ведь сколько был наслышан - Бродвей, ах Бродвей! Я-то уши развесил, старый чурбан, ну что-то на манер наших Елисейских полей публика, неторопливый шаг и веселый смех, прекрасные женщины, цветы, и ночью и днем вечный праздник... А тут тебе - вонь, колдобины, толпы куда-то несущихся людей и оборвыши, валяющиеся просто под ногами... А квартира на 5-й стрит? Пока замки отопрешь, взопреешь... "Нет, дома, в Париже, или нигде", - сказал я шефу. - Серж пускал клубы дыма и размышлял вслух. - Твердо решил. Шеф тоже не полез в бутылку: мол, отдохните, Казанкини, развейтесь, вспомните, что у вас там в загашнике залежалось, предложите, нужно же отписаться после такой поездки... Я и возомнил, что мои дела в ажуре, и укатил в Испанию, под Барселону, купаюсь, нежусь, когда - телеграмма.