Утро после «Happy End» - Татьяна Веденская

– Ты смотрела квартиру? – с порога спросил Константин и с беспокойством посмотрел на мой живот.

– Да. Смотрела, – кивнула я и вошла в квартиру.

– И что? Как? Ты понимаешь, я уже договорился завтра на аванс, нам надо спешить, а то мы не успеем подать документы в банк, – он так частил, словно пытался заткнуть мне рот, не дать сказать то, чего он совершенно не хочет слышать.

Я его не перебивала, стояла и спокойно снимала туфли. Мне было жарко, хотелось пить. И совершенно не хотелось ни о чем говорить.

– Нальешь мне чаю? – попросила я.

– Конечно. Иди, садись. Тебе с сахаром?

– Да. И с булочкой. Даже с двумя, – жалобно попросила я. И тут же не выдержала, расплакалась.

– Что ты! Что ты, перестань. Мы же туда поедем не на всю жизнь. Поменяемся через пару лет. Вот, еще денег подкопим и поменяемся! – Костя гладил меня по волосам, целовал глаза, вытирая ладонью слезы.

– Ты думаешь? Правда? Ты в это веришь? – всхлипывала я.

– Ну конечно, глупенькая! Конечно!

– Я не уверена, что смогу прожить там и сутки.

– Я тоже, но что делать. Сейчас мы точно не можем потянуть ничего другого!

– Может, тогда и не надо ничего тянуть? Вложить, как Динка, деньги в паевой фонд и копить их?

– Ты что, хочешь, чтобы мы вообще все потеряли? – Костя разозлился.

– Но она-то не теряет.

– Еще не вечер!

– Ты дуешь на воду, – обиделась я.

– Может быть, – вдруг не стал спорить Константин Яковлевич. – Но сейчас это не имеет для меня никакого значения. Абсолютно никакого. Я не собираюсь просчитывать выгоды, искать проценты, что-то там накручивать. Мне просто нужен дом. Наш дом. Для тебя, меня и нашего ребенка. Ты понимаешь, что мы должны это сделать. Для него.

– Для кого? – не поняла я. Я невнимательно слушала Костю, потому что одни и те же мысли, которые я так хотела бы выключить, крутились и крутились у меня в голове.

– Для сына. Для нашего сына, – возбужденно уговаривал меня Константин.

Я на секунду замерла, потом отпила немного чая из уже остывшей чашки. Откусила булку. Пожевала ее немного, чтобы приободриться. А потом сказала:

– Ты знаешь, я не уверена, что этот ребенок – твой.

Глава 6

Точки над «i»

И началось. Так бывает, когда врач вскроет ножом болезненную, загноившуюся рану. Сначала дикая боль, потом хочется выть и кататься по полу, но по всему заметно, что скоро станет легче. А при определенной доле везения, правильной терапии и уходе останется только тоненький шрам. Опасность миновала. Хотя уже и было недалеко до общего заражения крови. В общем, успели.

У вас когда-нибудь вырезали аппендицит? У меня да, причем при весьма сумбурных обстоятельствах. Мне было семнадцать лет, совсем взрослая барышня со своими интересами, делами. Ой, дел у меня было в то лето невпроворот. Стояла жара, мы с Динкой, совсем как героини Иоанны Хмелевской, стремились успеть всюду. И раков наловить, и научиться делать французский маникюр, и найти денег на кино. Особым прицепом стояли прополка и полив огорода, неизбежная кара, от которой нам так и не удавалось никуда деться. Поразительно, сколько лет я полола огород, но так и не смогла не то чтобы полюбить, но даже просто смириться с этим ужасным занятием. Я орудовала тяпкой с таким выражением лица, будто была последним человеком, оставшимся на тонущем корабле. Представьте себе: «Титаник», истеричные женские крики, священник читает отходную молитву, а вы стоите перед последней шлюпкой и решаете вопрос, влезть ли вам на единственное оставшееся место или отдать его несчастной матери с трехмесячным младенцем. Естественно, вы жертвуете собой ради спасения дитя. Мамаша довольно плюхается в лодку, и вы провожаете отплывающее суденышко взглядом, исполненным тоски и безысходности напополам с готовностью достойно встретить смерть, которая уже близко. Уже плещет за бортом обжигающе холодными волнами. Представили? Вот с таким примерно лицом я обычно полола огород. Если бы у моей матери было сердце, оно бы разорвалось от жалости, глядя на меня. Но у матери в вопросах приусадебного хозяйства сердце отключалось. Ничего личного, только бизнес… Но где-то в середине июля я умудрилась, невзирая на жуткое пекло, очень сильно простудиться. Я купалась в Клязьме, без устали падая с мостика в проточную воду, которая несла меня своими быстрыми потоками дальше, в сторону Леоново. Я плескалась, а к вечеру почувствовала усталость, озноб и нежелание есть предложенный ужин.

– Ты не хочешь есть?! – потрясенно посмотрела на меня мамуля. – Господь с тобой, да уж не заболела ли ты?

– Нет, я просто села на диету, – буркнула я, доползая до кровати.

Бдительная маман вставила мне под мышку градусник.

– Ну, доигралась? – Она вперила в меня взгляд, достойный инквизитора.

– А я что? Я ничего, – вяло отмахивалась я. Сила была явно не на моей стороне.

– Температура под сорок, совсем сдурела, – всплеснула руками мать.

Надо сказать, что в нашей деревне, по недоразумению называемой городком, дети болеют примерно с той же регулярностью, что и падают метеориты. Поэтому при виде такой нелепой температуры мать немедленно забила в набат и созвала совет из всех своих кумушек, сватей и соседушек. Приехала даже бабушка, которой я была обязана особыми изуверскими способами терапии типа выпаривания «беса болезни» с помощью горячих камней на спину. Банные экзекуции «а-ля бабуля» могли прогнать не только беса, но и меня саму. В бане под ее чутким руководством я начинала чувствовать, что душа во мне не так уж и крепко держится.

– Терпи, зато завтра будешь здоровой, – приговаривала бабушка, отхаживая меня веником.

Я только вздыхала, хныкала и утешала себя тем, что в ближайшее время мне не придется ничего полоть. Вечером, когда бес болезни, по мнению совета старейшин, просто не мог остаться целым в этой войне, мне дали наконец спокойно поспать. Однако, вопреки бабушкиным надеждам, я в то лето цапанула какой-то особенно хитрый вирус, который свалил меня с ног на две с лишним недели. Мы с бесом ушли в глухую несознанку. В результате я так извелась от скуки и безделья, что не могла дождаться, когда выздоровлю и продолжу ловлю раков и кавалеров. Простые девичьи мечты.

– Завтра можешь выйти и немного погулять, – наконец сдалась под прессом моих уговоров мамуля. Ей и самой небось надоело наблюдать взрослую дочь, бестолково валяющуюся в кровати.

– Ур-р-ра! – вознесла я руки в небо.

– Я сказала – немного, – сделала страшные глаза мама, но меня уже было не остановить. От телевизора меня тошнило, овсянку и «свеженькое», всякие там огурцы-помидоры-чесночок я уже видеть не могла, поэтому назавтра с самого утра сбежала из дому, планируя целый-прецелый день предаваться играм, шашням и кокетству с местными пацанами. В мечтах я уже согласилась видеть (за неимением лучшего и времени на его подбор) местного красавца Лешика в качестве своего кавалера. Лешик давно давал понять, что и он не против сделать меня дамой сердца и перейти к поцелуям на сваях за железнодорожным вокзалом. Но я все как-то тянула, а потом еще и болезнь эта…. В общем, все, и я в том числе, понимали, что пора переходить от слов к делу.