Мой новый мир - Геннадий Ищенко

Первым делом я закрыл одно из окон.

— Что ты делаешь? — всполошилась Адель. — Мы же задохнемся!

— Я закрою только одно окно, — успокоил я ее. — Нам хватит второго.

После этого я пошел в гардероб, где пару дней назад нашел в одном из ящиков с сандалиями неведомо как в него попавший клубок тонкой веревки. Прихватив с собой пару кинжалов, я вернулся в спальню.

— Сейчас поработаю Рембо, — сказал я Адели, с силой вонзая кинжалы в деревянную обшивку стен по обе стороны от окна и немного ниже подоконника.

Натянутая между рукоятками кинжалов веревка от окна была не видна, но злоумышленник, который попытается спрыгнуть на пол, почти наверняка за нее зацепится. Еще одну подлянку я установил на полу под окном. В ванной была посудина, очень напоминающая обычный таз. Я наполнил ее водой и наполовину задвинул в нишу под подоконником. Конечно, при известной удаче можно было спрыгнуть и не задеть ни одной из ловушек. Надеюсь, что повезет мне, и ночь пройдет спокойно. Последнее, что я сделал, это засунул под подушку готовую к стрельбе беретту, а с левой стороны от кровати на постеленный вчера по моему требованию ковер положил автомат.

— Может закроем и второе окно? — занервничала Адель. — Сегодня вроде не так и жарко.

— Все будет нормально! — поцеловал я ее в макушку. — Ты, главное, мне верь и слушай, что я говорю. У нас под окнами два охранника, а у меня такой арсенал, что и десяток местных вояк положу и не вспотею. Да и не будет ничего, это я готовлюсь просто так, на всякий случай.

После того как я все закончил, и мы забрались в кровать, напуганная моими приготовлениями Адель прижалась ко мне и попросила рассказать о жизни в моем мире.

— Извини, но мне пока ничего не хочется, — смущенно сказала она. — Я, как и все северянки, не считаю себя трусихой, но сейчас как–то тревожно. И спать еще рано. Ты не расскажешь мне о себе? Что у тебя была за жизнь, какая семья и любил ли ты кого–нибудь, помимо меня? Я вижу, что у тебя есть опыт в любви, но имею в виду не постель, а вообще…

— Попробую, — ответил я. — Я готов тебе рассказать все, беда в том, что наша жизнь очень сильно отличается от вашей, и многого ты просто не поймешь, а для того чтобы поняла остальное, придется постоянно отвлекаться на объяснения.

— Ну и отвлекайся, — согласилась она. — Я не дура, а времени у нас много. И я должна тебя понять. Мне хочется прожить с тобой всю жизнь, поэтому страха и непонимания в наших отношениях быть не должно. Или ты в своих чувствах еще не уверен? Это мы тянемся к любимому мужчине, а вам все хочется разнообразия…

— Хочется тепла и радости, потому ищешь женщину, — сказал я. — Но постельные радости — это одно, а любовь уже другое, и найти ее сразу не у всех получается. У меня были женщины, но свою любовь я там не нашел. А здесь нашел сразу. Вот она лежит рядом со мной и сопит в подмышку. И мне уже не нужно никакого разнообразия, лишь бы ты всегда была рядом. А ведь я тебя первый раз увидел только вчера! Ну а плакать–то зачем?

— Это я от радости, — сказала она, вытирая глаза простыней. — У нас с тем теплом, о котором ты говорил, никаких проблем нет. Почти любой кавалер придет в твои комнаты и подарит такое тепло, им его не жалко. А найти любовь очень трудно, особенно женщине. А когда она сирота, надеяться вообще не на что. Нет, замуж кто–нибудь все равно взял бы, и детей я бы ему родила. И мужчины у нас очень редко говорят женщинам нежные слова, даже когда любят. Это у них считается признаком слабости. Отец любил мать, но я ни разу не помню, чтобы он ее при ком–нибудь приласкал или сказал что–то доброе. Наедине, наверное, что–то такое было, но вряд ли часто.

— Я тебя буду ласкать всю жизнь! — пообещал я. — И наедине, и при всех! И пусть остальные завидуют.

— Позже начнешь, — вывернулась она из моих рук. — А пока рассказывай о себе, а я послушаю.

Рассказывал я долго. О чем бы я ни говорил, приходилось не столько рассказывать, сколько объяснять, что имеется в виду. Но Адель была внимательной слушательницей, и ей действительно был интересен мой рассказ и потому, что он касался меня, и потому, что речь шла о вещах, не имевших никакого отношения к ее повседневной жизни.

— Хватит, — остановила она меня, когда за окнами уже было совсем темно. — Доскажешь как–нибудь в другой раз, а то у меня уже закрываются глаза и трудно сосредоточиться. Давай будем спать.

Она заснула сразу же, а я еще долго лежал и слушал, как шумят в парке сверчки и перекрикиваются какие–то ночные птицы. Как–то незаметно подкрался сон, а потом я первый раз проснулся здесь ночью. Мне что–то снилось, но навалившийся после пробуждения страх мигом застал забыть обо всем, кроме чернеющего квадрата открытого окна. Я не знал, что было причиной страха и что меня разбудило, но осталось впечатление, что я слышал какой–то шум или крик. Адель навалилась на меня, обхватив рукой и забросив на меня левую ногу, поэтому я первым делом снял с себя ее конечности, а потом протянул руку под подушку за пистолетом. Раздавшийся за окном шорох заставил меня замереть. В проеме окна как–то сразу вся появилась темная фигура, видная только из–за льющегося с потолка зеленоватого света. Миг и рядом с ней появилась еще одна зеленая тень. Страх хлестанул по нервам и принес понимание того, что через миг я умру, и лежавшая под подушкой беретта мне уже не поможет. Схватив громко вскрикнувшую девушку, я изо всех сил крутанулся на кровати и слетел на пол, прикрыв голову любимой руками. Приложился я хорошо, несмотря на толстый ковер. Какой только дурак придумал делать каменные полы! В этот миг оба наших гостя прыгнули в комнату. Мои сюрпризы были им не видны, а подсветка с потолка не столько помогала, сколько слепила после темноты ночи. Нам обоим страшно повезло: как я понял уже потом, в мои ловушки угодили оба. Один зацепился ногой за веревку и грохнулся на пол, а второй мягко приземлился на широко расставленные ноги, вот только одна из них ступила на край таза с водой.

— Замри! — шепнул я Адели, хватая лежавший под рукой автомат.

Первый из упавших успел вскочить, поэтому я перечеркнул этого шустрика автоматной очередью, после чего прицелился во второго, уже тоже поднявшегося на ноги, и дважды нажал на спусковой крючок. Он переломился в поясе и упал, выронив какое–то оружие, со звоном отлетевшее в сторону. Я с трудом удержался от того, чтобы расстрелять магазин по двум лежавшим без движения телам. Страх не отпускал, поэтому я приподнялся и вытащил из–под подушки пистолет.

— Помнишь, как стрелять? — шепнул я Адели. — Держи, только осторожно: он снят с предохранителя и готов к стрельбе. Подними ствол вверх. Да, правильно. Так и держи, а то пальнешь мне в спину. Если кто–нибудь полезет в окно, наводи и стреляй, да не весь магазин сразу, а по одному патрону.