Казак из будущего. Нужен нам берег турецкий! - Анатолий Спесивцев

Ответ на один из возникших у него вопросов он получил сразу. Увидел, что к телам, сваленным вдалеке от ворот, прибавляют новые, привезенные откуда-то из других районов Стамбула.

«Аллах милосердный! Так, значит, такое не в одном месте, может, и у других ворот подобный ужас творится?»

Расспросив командовавшего перевозкой тел янычарского агу, высокого, молодого человека с красными глазами, производившего впечатление некоторой заторможенности, отправился в Едикуле, где расположился штаб каймакана Стамбула Мусы-паши. Совсем недавно именно он был румелийским бейлербеем, и Амир-оглы знал его лично. В воротах Амир подумал, что увидел самое ужасное в жизни, но выяснилось, что сегодняшний Стамбул по жутким картинам был неистощим.

При проезде по сгоревшим кварталам в нос ударило запахом (горелого или жареного? Аллах, прости за такие слова) человеческого мяса. То там, то тут из сгоревших обломков выглядывали то рука, то нога, то еще какая-нибудь часть человека. Обгоревшая, не только без одежды, но и без кожи, и часто слишком маленькая для взрослого. Впервые со времен сопливой молодости агу спахи затошнило от запаха трупов. К сгоревшему с жителями родному Стамбулу он готов не был.

Радости при виде офицера из румелийской армии Муса-паша не выказал. Выглядел он так же, как и большинство окружавших, – вымотанным и крайне печальным. Для разговора с командиром румелийского авангарда паша отвел его в сторонку, отослав свиту.

– Что, вы уже в городе?

– Нет, почтенный каймакам. Пока к воротам прибыла только моя сотня, но к вечеру будет вся вышедшая в поход конница, двадцать тысяч всадников.

– Зачем мне сейчас всадники? Опоздали вы. Если бы пришли вчера…

– Мы спешили, как могли, в моей сотне восемь лошадей за последние два дня загнаны. Этим сыновьям шайтана будто их Аллахом проклятый отец ворожит. Но мы за все им еще отомстим. Страшно отомстим! – В конце спахи невольно перешел на шипение-восклицание. Вроде бы и голос понизил, но звучало это куда грознее крика.

– Мне из разных мест донесли, что казакам налет на город оплатили венецианцы. Учитывая, что и султана Мурада они убили, мстить, думаю, стоит сначала им, проклятым франкам! Даже если это неправда, придется мстить сначала им. Иначе нас не поймут.

– Венецианцы? – удивился Амир. – Неужели? Мы подумали, что стамбульские жители под таким поводом прибарахлиться решили. В последнее время дож и сенат вели себя очень тихо и без свойственной ранее им гордыни. Что это на них нашло?

– Аллах только знает. Гонец от оджака, с которым шел султан, заверял, что покушение на него было организовано именно венецианцами. Расскажи об этом Еэну-паше и ускорь там прибытие к городу саперов и шедших с вами райя. Могилы здесь надо копать. Много могил, ты не представляешь, как много.

Голос паши угас к концу предложения, и ага не решился продолжить расспросы. Но каймакам вскоре опомнился и переспросил нормальным голосом:

– Ты все понял?

– Да, эффенди. Разрешите еще вопрос?

– Задавай!

– Жив ли последний из Османов, Мустафа?

– Да, казаки не стали штурмовать гарем. Взяли штурмом внешнюю стену, выгребли обе казны, но дальше не пошли и поджигать Сераль не стали.

– Что с Великим визирем, Таят-оглу Мехмед-пашой?

– Погиб, защищая свой дворец, вместе со всей своей семьей. Из всех чиновников, оставшихся в живых, – я самый старший.

– Не знаете ли, где находится войско оджака?

– Знаю. Через день будут у анатолийской части города. Так же, как и вы – безнадежно опоздали. Все?

– Да, эффенди.

– Запомнил, кто сейчас здесь нужнее?

– Саперы и райя с лопатами. Они поторопятся.

– Скажи Еэну, но только ему, в городе погибло, не знаю точно, но, скорее всего, более ста тысяч человек. Нам их быстро не похоронить. О том, чтобы хоронить до заката, как заповедовал пророк, не может быть и речи. Если не закопать тела немедленно, в городе могут начаться болезни. Торопитесь.

– Слушаюсь, эффенди.

«Море, море…»

Квитень (апрель) 1638 года от Р. Х

Оставив за спиной местами весело (смотря для кого) горящий, местами уже дымящийся, а кое-где просто ограбленный Стамбул, казаки втянулись в Босфор. Началась самая трудная часть операции.

Для человека несведущего Босфор, относительно короткий, без подводных скал и мелей по фарватеру, не представляет серьезной опасности или каких-либо особых трудностей для мореплавания. Однако не случайно все селения у входа в пролив со стороны Черного моря, у Румелифенери и Анадолуфенери, построены были из обломков от кораблекрушений. Корабельные катастрофы там случались с пугающей регулярностью каждый год, нередко гибли целые эскадры, в том числе – гребных судов. Обычный в этих местах северо-восточный ветер блокировал возможность выхода в море, а скорость течения в весенние шторма достигала пяти узлов. Что для тех времен было непреодолимым препятствием.

На момент атаки Стамбула течение было относительно мирным, спокойным, колеблясь между узлом и полутора узлами. Ветер дул почти равномерно, пять-семь метров в секунду. Для выхода из пролива на север условия неблагоприятные, но преодолимые. В любом случае оставаться в разоренном городе означало напрашиваться на какую-нибудь мучительную казнь.

Грести больше суток против ветра и сильного течения – удовольствие очень сомнительное. Гребли казаки не боялись и черной работой ее не считали, приравнивая этот выматывающий труд к несению дежурств и прочим «прелестям» военных тягот. Но атаманов предстоящий уход тревожил. Они знали, что за их головами будет охотиться большое количество взбешенных и не склонных к сентиментальности людей.

Чтобы облегчить себе возвращение назад, казаки и захватили лоцманов, осуществлявших проводку судов по Босфору. Их помощь должна была значительно упростить обратную дорогу, а прихваченные в аманаты семьи – обеспечить надежность проводки. Существует и большое обратное течение в черноморскую сторону, оно направляется преимущественно по европейскому берегу и заметно от стамбульского порта до Арнавуткея, от Беоска к Румелихисары, где при встрече с северным течением образуется водоворот, а потом от Балталимана к Еникею, где это течение уже теряет свою силу. Были подобные обратные поверхностные течения и еще в нескольких местах. Если бы не досконально знавшие их лоцманы – вряд ли удалось бы казакам вывести в Черное море парусники, да и гребцам пришлось помучиться куда как сильнее.

Не обошлось и без неприятностей. В отличие от фарватера, обратные прибрежные течения не лишены подводных, иногда и надводных скал. О такую уже ночью – засветло выбраться из пролива не удалось – разбилась одна из каторг, а потом и буксируемая ею поллука. Несмотря на темноту, большую часть людей с них удалось спасти. Еще один парусник, тартана, перевернулся на фарватере. Неожиданно, сразу. Видимо, очень уж неудачно расположили груз в трюмах, спешили, да и опыта такого у налетчиков не было. Вот с нее спасли всего несколько человек, остальные пошли на дно вместе с кораблем. На счастье казаков из тащившей его каторги, буксировочный трос вовремя лопнул, и они отделались легким испугом.

Аркадий не видел этих катастроф, хотя почти не спал. Караван из более чем двухсот кораблей растянулся на много километров, углядеть что-то можно было только на соседних судах. Даже днем окружающая местность не радовала глаз, скорее – угнетала. Казалось бы, юг, море… однако как раз в Босфоре немалая часть его берегов выглядела неприветливо, а то и совсем мрачно. Высоченные скалистые берега с бурунами возле торчавших из воды скал невольно наводили на неприятные мысли. Напряжение последних дней спадать не желало, нервная система успокаиваться не спешила.

Шалили нервишки не только у него. Какая-то толстая гречанка, видимо из семьи лоцмана, к вечеру закатила истерику. Орала что-то по-гречески, выпучив глаза чуть не дальше здоровенного красного шнобеля, и брызгала слюной на несколько метров. Как врач-психиатр успокаивает женщину в подобном случае, Аркадию видеть доводилось. Знал он и о заразности истерик, потому немедленно подошел к гречанке и отвесил ей хлесткую пощечину. Она замолкла, покачнулась, беззвучно пошевелила нижней челюстью. Не увидев в ее глазах просветления, попаданец повторил лечебную процедуру с другой руки. Женщина испуганно попыталась заслониться от стоявшего перед ней мордоворота руками. Лицо ее приобрело испуганный вид, поэтому, все так же молча, Аркадий вернулся на место, где сидел до этого.

«Ох, чую, если не носом, то чем-то еще, ничего еще не окончено и нахлебаемся мы по дороге неприятностей… так что они в нас влазить перестанут. Лишь бы соленой водички не наглотаться, опускаясь на дно. С другой стороны, если сравнивать… утонутие с перспективой попадания в руки до предела осчастливленных нашим визитом турок… то путешествие к Нептуну выглядит куда привлекательнее. Почему-то мне кажется, что у него мы найдем куда больше понимания и сочувствия, чем у стамбульцев».