Райский - Э. М. Сноу

для нее не имеет большого значения, что ее сестра и ребенок выжили. Не тогда, когда она провела шестнадцать лет, питаемая ненавистью. И все же внезапно становится ясно, что Призрак любит Нору. Просто совсем не так, как я ожидала. Вместо сексуальных отношений он превратил ее в своего рода образ матери в своем воображении.

И если это так, то будет намного сложнее убедить его отвернуться от нее.

— Я не хочу ее любви, — наконец говорю я, и он издает смех, который бьет предупреждающим барабаном в моих ушах.

Почему я его провоцирую? Это из-за этой тьмы, клубящейся внутри меня, которая растет с каждым словом похвалы, которое он произносит о ней? Что бы это ни было за чувство, оно уродливое, переполненное яростью и ревностью.

Эти эмоции накапливаются во мне только по мере того, как я осознаю тот факт, что этот мудак уделял моей матери больше времени и внимания, чем я, потому что она не могла беспокоиться обо мне, пока это не было удобно для нее.

Почти чертов год после того, как она узнала, что я все еще жива.

— Когда-нибудь, когда Нора перестанет защищать тебя, я перережу тебе горло, — обещает он.

Я толкаю его в грудь, и он отстраняется от меня, пятясь к центру моей комнаты.

— Знаешь что? Я не верю тебе, потому что ты слишком боишься, что она заберет свою драгоценную любовь. Кроме того, я уверена, что к тому времени, когда она перестанет меня защищать, ты либо умрешь, либо окажешься в тюрьме, так что прости меня, если я не задрожу от страха при твоей жалкой угрозе.

Святое дерьмо, откуда это взялось? Я что, с ума сошел? Почему я провоцирую этого парня?

На секунду я стою совершенно неподвижно, как статуя, прислонившись к своему столу, потому что румянец, ползущий по его татуированной шее, говорит мне, что я зашла слишком далеко. Наконец, однако, он просто качает головой и кривит губы в презрительной улыбке.

— Знаешь, ты очень похожа на нее. Как бы сильно ты не хотела этого видеть, это так.

Он прав. Это не то, что я, блядь, хочу видеть или слышать.

Втянув щеки, я отодвигаюсь от стола и киваю в сторону камеры, которую я поймала, когда он устанавливал.

— Я просто собираюсь выкинуть ее, как я сделала в прошлый раз. Убедись, что она это узнает.

Он смеется, как будто я только что весело пошутила.

— Почему ты думаешь, что она только один?

Я таращусь на него, пока он идет к двери, объявляя через плечо: — Я закончил. Нет причин торчать здесь, если только ты не жаждешь члена? Я слышал, что этот ублюдок с расстегнутым воротничком, который всегда подкрадывается сюда, не выполняет свою работу…

Хотя я уже осматриваю комнату в поисках жутких тайников, я с отвращением отшатываюсь.

— Да пошел ты.

Его смешок такой мрачный, что по мне пробегает дрожь.

— Может быть, когда-нибудь, сука, но я не остановлюсь, когда ты отключишься.

С этими словами он вылетает, оставляя меня дрожать от ярости.

Захлопнув свою дверь, я запираю ее, хотя знаю, что этого никогда не будет достаточно, чтобы уберечься от монстров. Затем я делаю несколько глубоких вдохов, уничтожая новейшую камеру, прежде чем отправиться в свой шкаф, чтобы переодеться в спортивные штаны и футболку, как я и обещала Лони.

Все это кажется таким нормальным, что у меня сводит живот.

Как только я оделась, я возвращаюсь в комнату Лони и натягиваю на лицо яркую улыбку, прежде чем постучать в ее дверь. Когда она открывает, я стараюсь не показывать своего огорчения. Я не позволю Призраку разрушить мой шанс наладить с ней отношения.

Как только я оказываюсь внутри, мы долго смотрим друг на друга, ни одна из нас не в состоянии придумать, что сказать. Мое признание — это слон в комнате, которого мы одновременно пытаемся избежать и выяснить, как лучше ориентироваться.

Наконец, я просто больше не могу этого выносить.

— Прости, — выпаливаю я.

Она глубоко выдыхает, затем тянется вперед, чтобы крепко сжать мою руку.

— Мэл… все в порядке, — по тому, как она моргает, когда говорит это, очевидно, что она просто чертовски удивилась сама себе. — Я просто… ну, черт. Я не знаю, кем я была, но я не хотела так убегать.

— Нет, я понимаю, — быстро говорю я, прежде чем она успевает извиниться. — Любой бы так отреагировал на то, что я рассказала тебе.

Отпустив мою руку, она сжимает пальцы вместе, пока ее кожа не становится красной.

— Поверь мне, я рада, что ты мне сказала. Это объясняет… многое. Но могу я спросить тебя кое о чем?

— Конечно.

Я следую за ней, когда она садится на свою кровать. Поджав под себя ноги, и жду ее вопроса, когда она берет пульт от телевизора в руки.

— Так вот почему мистер Портер пришел сюда преподавать? Из-за пожара?

Я опускаю взгляд на ее покрывало, и киваю.

— Да, — шепчу я, это единственное слово обжигает мой язык и губы. — Он хотел получить ответы о смерти Джеймса и…

Я замолкаю, потому что не могу рассказать ей остальное. Мне слишком стыдно за то, кем мы с Диланом были и что мы делали вместе. Часть меня жаждет рассказать ей об этом, о том, что ребенок, из-за которого Лорел месяцами издевалась надо мной, был его, но это так много в дополнение ко всему остальному, что я ей уже рассказала. Может быть, когда-нибудь.

Когда-нибудь я наберусь достаточно смелости, чтобы сделать это, но сейчас все, что нужно знать Лони, это то, что Дилан был скорбящим человеком, который обвинил меня в смерти своего единственного брата, и правильно сделал.

— Он знает, что ты устроила пожар?

— Я не уверена, но Думаю он догадывается — бормочу я, собирая в пригоршню свою футболку и скручивая ее в узел. — Он знал, что полиция должна была провести обыск в нашем доме в тот день, поэтому моя мама сказала мне избавиться от улик. Я… я запаниковала.

Возвращаясь сейчас в ту ночь, я могу представить себе по крайней мере дюжину других решений, которые не оставили бы моего лучшего друга мертвым, а мою жизнь в руинах.

Дженн никогда бы не сбежала.

Нора никогда бы нас не нашла.

И я бы никогда не узнала, кто я на самом деле.

Когда я, наконец, отрываю взгляд от растяжки и натягиваю футболку, Лони со свистом выдыхает воздух, ее темные глаза широко раскрыты и не мигают.

— Мэл

— Да? — Я задерживаю