Жулик: грабеж средь бела дня - Сергей Зверев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дядя Ваня слушал рассказ маленькой и несчастной очень внимательно, перебив ее лишь несколько раз.
– Значит, у твоего друга мента брюки были кровью заляпаны?
– Так ведь он бывший мент… – напомнила Лида в качестве самооправдания.
– Бывших ментов не бывает. Как и бывших пидарасов, – справедливо напомнил «смотрящий».
– Ну да… Смотрю – у «секонда» из своего «Опеля» вылазит, а на жопе, блин, во-от такое кровавое пятно. Сперва он мне впаривал, будто решил брюки типа как для ремонта машины присмотреть. А когда я увидела кровь, сразу пошел на попятную: мол, махаловка, телка какая-то, хуе-мое…
– Поня-ятно, – протянул Дядя Ваня, не зная, что его больше интересует: золотые червонцы, невесть откуда оказавшиеся у бывшего мусора, или Леха Сазонов, обвиняемый в изнасиловании малолетки.
– Дядь Вань, насчет Жулика – полный фуфель, ментовская прокладка, – несмело вставил Мамрин. – Ну не мог он на «мохнатку» повестись! Не тот человек… Хошь, я щас с этой лярвой один на один перетру? У нас не прокуратура, расколется в полчасика по-любому!
Опытный Михалюк и сам понимал, что дело тут явно нечисто. Вне сомнения, обвинения Лехи Сазонова по сто тридцать первой статье были сфальсифицированы Голенковым с целью мести. Однако «смотрящий» не спешил делиться этими соображениями с Цацей и Зондером.
Дядя Ваня всегда недолюбливал Жулика. В его представлении профессиональный аферист был слишком умным, слишком дерзким и слишком элегантным, чтобы стать «своим в доску». В глубине души Михалюк всегда мечтал кинуть Лехе подлянку. И вот теперь такой случай вроде представился. Требовалось для этого всего ничего: поддержать официальную версию об «изнасиловании»…
…Беседа с Ермошиной продолжалась еще минут двадцать: «смотрящего» очень заинтересовали червонцы, выпавшие из кармана Эдика. Дядя Ваня был интеллигентен, вежлив и почти доброжелателен, однако Мандавошка ничего нового не сообщила.
– Короче, делаем так, – подытожил Михалюк. – Сейчас Цаца возвращает тебе все лавэ, которое у тебя долганул…
– А как же… – начал было Гена, но Дядя Ваня властно перебил его:
– Цаца, отдай ей филки… Вот, держи. – Дождавшись, когда Зацаренный выложит на стол пять стодолларовых купюр и золотой империал, «смотрящий» забрал монету себе и, добавив сверху три сотни, прокомментировал: – Два – за червонец и один сверху от меня… Это тебе на «Чупа-Чупс», за хорошее поведение. Пососешь в свободное от работы время. А теперь слушай: никакого базара ни с Геной, ни с нами у тебя не было. Ты нас вообще не знаешь. Усекла? Будешь себя хорошо вести – будешь иметь на хлеб с маслом и колбасой в придачу. Раззявишь варежку, где не надо, – пасти тебе шалман на Яцевском кладбище. Вопросы есть?
– Не-е-ет, – пересохшими от страха губами ответила Лида.
– Свободна. Если потребуешься – с тобой Цаца свяжется.
Едва за малолеткой закрылась дверь, Дядя Ваня выдал резюме:
– Ну вот вам, пацаны, и новая тема… Откуда, спрашивается, у этого мусора столько «рыжья»? Не успел с зоны вернуться – и уже богат.
– Хрен его знает! – хмыкнул Мамрин. – Может, клад где-нибудь откопал? А давай его втемную аккуратно прихватим, и…
– Не надо. Пока неизвестно, кто за ним стоит. Сам посуди: возвращается бывший мент с зоны и сразу устраивается директором крутющего кабака! Это неспроста.
– А как же… – Цаца вновь попытался напомнить о заигранной «представке».
– Все, проехали, никто никому ничего не должен, – отмахнулся «смотрящий». – В смысле – «представку». Толковый ты, Генка… А что, Зондер, я тебе говорил?
– Мы за пять минут до твоего приезда как раз и базарили, что Цаца нормальный пацан! – послушно поддержал Мамрин.
– Поведешь себя правильно – я тебе и «Кадиллак» прощу, – вкрадчиво пообещал Дядя Ваня. – Кстати, пока можешь ездить на нем сколько хочешь. Машина тебе для дела нужна…
– А что я должен делать? – воодушевился Зацаренный.
– Не только ты. А делать всем нам надо вот что…
* * *Легкая кушетка тряслась как при землетрясении. Ножки скрипели, грозясь проломиться в любой момент. Стеклянный шкафчик с аптекарскими пузырьками мелко вибрировал, наполняя каморку школьного медпункта мелодичным звоном. Однако Наташа Голенкова не обращала на это никакого внимания. Лежа на кушетке, она сладострастно закатывала глаза, лишь щекой ощущая горячее дыхание партнера. Бедра ее двигались в такт толчкам. В маленьких малиновых ушках отчаянно скакали сережки.
– Еще, еще… глубже… Юрочка, глубже, не останавливайся! – шептала она и, закусывая нижнюю губу, прерывисто дышала в лицо Коробейника.
Подполковник милиции старался как мог.
– Сейчас, сейчас кончу… – беззвучно шептал он.
Спустя минуту Коробейник наконец выполнил обещание. Наташа дернулась, словно от удара электротоком, и сразу обмякла. На ее разгоряченном лбу выступили мелкие бисеринки пота.
Великое таинство соития происходило на рабочем месте Голенковой. Должность школьной медсестры была хороша многим, однако отдельный кабинет, положенный ей по штату, был едва ли не самым ценным преимуществом. Именно здесь стареющая поблядушка почти ежедневно принимала высокопоставленного любовника. После скандала с мужем приглашать Коробейника домой было проблематично.
Грузно поднявшись с Наташи, милиционер почесал волосатый живот, из-под которого свисал полувялый член во влажном презервативе.
– Обожди, Юрочка… – Присев, Голенкова кокетливо взяла член указательным и средним пальцами на манер сигареты и аккуратно стянула контрацептив. Поискав глазами мусорку и не обнаружив ее, школьная медсестра завернула резинку в бумажку и, сунув ее в сумочку, прокомментировала: – По дороге выброшу.
Коробейник застегнул брюки и мельком взглянул на часы.
– Спешишь, что ли? – поинтересовалась Наташа. – Отдохни, и давай еще палочку…
– Сейчас звонок на большую перемену, – напомнил начальник ОБЭПа. – Дочь твоя может нагрянуть.
Десятиклассница Таня Голенкова училась в этой же школе и во время перемен нередко заглядывала к маме в медпункт.
– Ничего страшного, – отмахнулась Наташа. – Думаешь, она моему козлу стуканет? Да ни в жисть! Она его что-то не больно и жалует.
Поднявшись с кушетки, медсестра деловито натянула на жирную задницу брюки и, накинув белоснежный халат, встала с сигаретой у открытого окна.
– Послушай, Юра, – сказала она, поправляя сбившуюся прическу. – Чуть не забыла… У тебя никаких знакомых ювелиров нету?
Коробейник ответил не сразу. Деловито поправил брючный ремень под выпуклым животом. Достал из кармана огромный носовой платок, утер им вспотевшее лицо и высморкался громко и результативно.
– Можно найти… – произнес он, подумав. – А зачем тебе?
– Вот, посмотри. – Наташа достала из кармана маленький кругляк желтого металла. – Хочу колечко себе заказать. Знаешь, теперь в моде такие ажурные, с инициалами и сердечком… Как ты думаешь – может, тут не только на колечко, но и на сережки останется?
Взяв золотой диск, Коробейник удивленно разинул рот. Это была золотая монета. На лицевой стороне блестел выпуклый профиль Николая II и мелкая надпись по кругу. На оборотной вырисовывалось четкое изображение двуглавого орла и легенда старославянской вязью: «ИМПЕРIАЛЪ. 10 РУБЛЕЙ ЗОЛОТОМЪ. 1915 ГОДЪ.»
– Откуда это у тебя? – пораженно спросил начальник ОБЭПа.
Наташа виновато потупила взор.
– Понимаешь, пару дней назад большую стирку затеяла. Решила заодно и куртку своего козла переполоснуть. Стираю и чувствую – под пальцами что-то круглое. Думала, мелочь забыл достать. Короче, во внутреннем кармане прореха оказалась, вот эта монетка за подкладку и провалилась. Ну, я себе и забрала.
– Неужели Эдик не заметил пропажи? – искренне удивился Коробейник, внимательно рассматривая империал.
– Не знаю… Во всяком случае, ни о чем меня не спрашивал. А ведь уже четыре дня прошло.
– Значит, ты у него этот червонец украла? – В голосе милицейского подполковника зазвучали металлические нотки.
– Почему это «украла»? Мы ведь одна семья… Пока что. Значит, по закону я тоже имею право на его имущество, – быстро нашлась Голенкова и, выбросив сигарету в окно, подошла к Коробейнику. – Юрочка, так как насчет ювелира?
– Давай сделаем так, – предложил милиционер, подумав. – Ты мне отдаешь этот червонец. А взамен получаешь кольцо и сережки, какие захочешь. Или я тебе денег дам. Прямо сейчас. Идет?
– Конечно!.. – обрадовалась Наташа.
– Держи. – Коробейник положил на стол две стодолларовые бумажки. – Хватит, надеюсь?
Школьный звонок стеганул по ушам, словно плеть. Меньше чем через минуту за дверью с визгом и топотом пронеслась орава младшеклассников.
– А как насчет еще одной палочки? – Голенкова просительно взглянула в глаза любовника.
– Хорошего понемножку. Не последний день, надеюсь, живем, – бросил правоохранитель и, растерянно глядя на золотую монету, уточнил: – Так, говоришь, Эдик ничего не заметил?
