Письма в древний Китай - Герберт Розендорфер

Но госпожа Кай-кун заверила меня, что ребенка быть не может. Неужели она бесплодна? — огорчился я. Нет, она не бесплодна, успокоила она меня: она просто принимает пилюли.

Да-да, так оно и есть. Большеносые принимают пилюли не только от душевных мук, но и для того, чтобы не рождались дети. Я, разумеется, попросил показать мне такую пилюлю. Она маленькая, белого цвета, и принимают ее не так, как вполне естественно было бы предположить, а просто кладут в рот.

Поскольку роды, насколько я слышал, вещь для женщин довольно мучительная, можно было бы ожидать, что, обладая такими удобными пилюлями, женщины у большеносых вообще рожать перестанут.

Однако это явно не так, ибо детей здесь довольно много. Об этом я тоже спросил госпожу Кай-кун. Она объяснила, что эта проблема приняла у них иную форму. Не иметь детей предпочитают, во-первых, женщины знатные и образованные — или просто легкомысленные, но желающие сохранить свою свободу (вот еще одно странное представление, понять которое нам с тобой очень трудно); во-вторых, наложницы, раздевающиеся танцовщицы и иные подобные им дамы; если у них и появляются дети, то очень, очень редко, да и то чаще всего по ошибке, когда они забудут вовремя принять маленькую белую пилюлю. Много детей бывает у женщин из простонародья. Есть, конечно, исключения: так, она сама знакома с одной семьей, где муж — известный ученый, да и жена отличается большим умом, и у них много детей, кажется, семь или даже девять. Она никогда не расспрашивает их об этом, но полагает, что мужу, прославившему свое имя на поприще не только науки, но и музыки, просто очень нравится быть отцом. Такое бывает, хотя и не часто. Кроме того, здесь играют роль и религиозные взгляды — госпожа Кай-кун объяснила мне и это, но подробный пересказ ее слов завел бы меня слишком далеко. Вообще же, продолжала госпожа Кай-кун, в стране Ба Вай и соседних с ней государствах детей с каждым годом рождается все меньше, потому что люди здесь живут богато, у них есть магнитные световые картинки и другие развлечения. Однако имеется много стран, где ничего подобного нет — эти страны, по словам госпожи Кай-кун, носят нелепое и на первый взгляд необъяснимое название «третий мир», — там детей рождается очень много, даже слишком, так что на всех не хватает места, но в первую очередь не хватает еды.

— А Срединное царство, или Ки Тай, как ты его называешь, тоже принадлежит к странам, именуемым «третьим миром»? — спросил я.

— И да, и нет, — ответила она. Тут тоже все оказалось очень сложно.

— Хорошо, — продолжал я свои расспросы. — Если людей в тех странах стало так много, что им негде ногу поставить (что неудивительно, ибо ноги в этом мире у всех очень велики, — подумал я при этом, однако вслух не сказал, так как у госпожи Кай-кун, между нами говоря, ноги тоже слишком велики — по нашим понятиям, конечно), и если они от голода уже начинают пожирать друг друга — что, конечно, помогает сократить население, но не решает проблему полностью, — то почему же люди оттуда не едут сюда, где еще достаточно и еды, и места?

— О, это очень просто, — ответила госпожа Кай-кун. — Они об этом не знают.

— А вы, конечно, не спешите сообщить им, — догадался я.

— Конечно, — подтвердила она.

И все же дело тут, как мне кажется, обстоит не совсем так. Попробую выяснить поточнее. Возможно, я еще спрошу об этом господина Юй Гэнь-цзы.

Так или иначе, детей у госпожи Да Х'мань нет. Она принадлежит к тем образованным и знатным дамам, которые «дорожат своей независимостью» — что бы это ни значило в приложении к женщинам. Приняла она нас радушно. Угощение тоже было вполне сносным. Шан-пань был охлажден как следует. Мы беседовали о том о сем, и я испытывал истинное удовлетворение, хотя статуэтки, ковер и некоторые другие вещи, бывшие в комнате, неприятно напомнили мне о буддизме.

Когда после ужина прошло некоторое время, госпожа Да Х'мань неожиданно предложила сходить «попариться». Я не понял, о чем идет речь, однако госпожа Кай-кун немедленно согласилась, говоря, что объяснять слишком долго, лучше уж я сам все увижу. Вообще же это освежает и бодрит.

Я не буду рассказывать тебе все подробности. Скажу лишь, что «парятся» большеносые в особых подвалах, именуемых «Сяо На» и введенных у них совсем недавно. Кто их изобрел и что он при этом думал, остается для меня загадкой. Скорее всего это связано с одной из неискоренимых привычек большеносых — поливать себя водой по любому поводу. Об этом я как-нибудь напишу тебе подробнее. Вообще же я заметил, что большеносые удивительно любят быть мокрыми. Когда был придуман этот способ «париться», многие из большеносых немедленно устроили у себя в домах купальные подвалы. (У нас в Го-ти Ни-цзя тоже такой имеется; однако я в него не хожу.) Подвал этот обычно тесен, обшит досками и настолько жарко натоплен, что почти невозможно дышать. Войдя туда, большеносые усиленно поливаются водой, хотя и без того потеют, как напуганные поросята, и хлещут друг друга по спине свежесорванными розгами; худшее же из всего, что обязан совершать «парящийся», это регулярные прыжки в холодную воду. С тех пор как кипящая вода исключена у нас из списка дозволенных пыток, мир не видел ничего подобного.

Впрочем, сколь ни мучительна была эта пытка, благодаря ей я тоже пережил нечто любопытное: когда мы спустились в подвал, обе дамы, нисколько меня не стыдясь, разоблачились донага. Да-да, госпожа Да Х'мань тоже разделась без всякого стеснения. И хотя я протестовал как мог, меня тоже заставили раздеться. Госпожа Кай-кун довольно язвительно шепнула мне, чтобы я бросил свои «Ки Тайские церемонии»: в Сяо На жеманиться не принято, и если бы я, как хотел сначала, оставил на себе штаны, то хозяйка сочла бы это крайне невежливым.

Итак, мы уселись: госпожа Кай-кун, госпожа Да Х'мань и я. Некоторое время спустя я осмелился поднять взгляд на нашу хозяйку. Она была худая, как мальчишка, и загорелая, точно раб после месяца полевых работ; грудь же у нее была поистине гороподобна. Величественные размеры груди здешних женщин бросились мне в глаза еще в той Харчевне Раздевающихся Дам, где мы побывали вместе с мастером Юй Гэнем, а потому я считаю своим долгом внести некоторые поправки в тот образ госпожи Кай-кун, который ты мог составить по полученным от меня письмам.

Для того чтобы ты понял мои слова, мне придется сделать еще одно небольшое отступление: вначале я писал, как ты помнишь, что так же не могу различать жителей здешнего мира, как не мог бы различить ящериц, сбившихся в плотный клубок в прохладной пещере (ты легко поймешь, откуда взялось это малоприятное сравнение, если внимательно читал мои письма, в чем я, впрочем, не сомневаюсь). Со временем я научился различать их лица, однако еще долго не умел отличать мужчин от женщин — если, конечно, лицо искомой персоны не украшала окладистая борода, что здесь встречается не так уж часто. У женщин большеносых всегда очень крупные (по нашим понятиям) ноги, почти ничем не отличающиеся от мужских. Долгое время я полагал, что все большеносые, встречающиеся мне на улицах, принадлежат к мужскому полу. Ведь, по нашим понятиям, женщине на улице просто нечего делать. Таким образом, я перенес наше представление о женщинах на здешние свои наблюдения. И, как ты теперь уже знаешь, ошибся. Потом я какое-то время думал, что мужчин и женщин у большеносых можно различить по цвету зонтиков. В какой-то мере это верно, как я выяснил, однако способ этот действует лишь во время дождя, ибо большеносые пользуются зонтиками только для защиты от воды, зонтиков же для защиты от солнца не знают. А дождь у них идет хотя и часто, но тоже не всегда.

Потом, позже, я заметил, что у здешних женщин необычайно велика грудь. У нас, правда, старухи и кормилицы тоже имеют большую грудь, но мы воспринимаем это скорее как отклонение от нормы. Вообще грудь, нормальная по нашим понятиям, встречается у женщин-большеносых редко. Кроме того, они нарочно носят платье, открывающее и подчеркивающее грудь. Первая неприкрытая грудь, увиденная здесь мною — ибо столь много раз описанное мной полупрозрачное платье с волнистым узором никак нельзя назвать прикрытием, — принадлежала госпоже Кай-кун. Вполне естественно, что мне, привыкшему к совершенно иным масштабам, она, при всем изяществе форм и окраске цвета юных персиков, показалась неправдоподобно огромной. Однако далее у меня была возможность наблюдать груди танцовщиц в Харчевне Раздевающихся Дам, куда привел меня господин Юй Гэнь-цзы; и, наконец, теперь я мог вблизи рассмотреть грудь госпожи Да Х'мань. В итоге могу сказать следующее: хотя женщины большеносых по возможности избегают рожать детей, а если рожают, то сами их не кормят (я узнал об этом из беседы с мастером Юй Гэнем, возникшей по поводу особенно выдающейся груди у одной из раздевающихся акробаток в упомянутой харчевне), груди у них тем не менее развиты чрезвычайно богато, и ног они девочкам не перевязывают. По нашим понятиям, грудь госпожи Кай-кун столь же непомерно велика, сколь и ее ноги. Однако по здешним понятиям она скорее мала, да и ноги тоже.