Капля чужой вины - Геннадий Геннадьевич Сорокин

В этот же день я узнал еще одну новость. В понедельник Часовщикова появилась на работе только после обеда – пьяная, почти невменяемая. Татьяна Маркина вызвала инженера по охране труда, они составили совместный акт «О совершении дисциплинарного проступка Часовщиковой С. С.». Документ в тот же день передали в приемную директора для принятия решения об увольнении.

«Подозреваемые разбегаются, как тараканы по кухне, – подумал я. – Зря Клементьев не хочет их всех разом накрыть. Плевать на показатели по соблюдению соцзаконности, если у нас преступники под боком творят что хотят и над нами насмехаются».

Во вторник мне привезли трудовую книжку Часовщиковой. Сведений в ней было немного, так как трудовую книжку она получила вместе с паспортом при освобождении из колонии в 1977 году. Первый месяц на свободе Часовщикова не работала, где проживала и чем занималась – неизвестно.

В мае 1977 года она устроилась уборщицей производственных помещений в новосибирское судоремонтное предприятие. Уволилась по собственному желанию в 1980 году. Переехала в город Бердск, оформилась на работу сторожем на склад готовой продукции электромеханического завода. Была уволена по ч. 4 ст. 33 КЗоТ РСФСР.

– «Два горбатых»! – воскликнул я. – Похоже, у старушки развлечение – на работу в пьяном виде выходить. За два года дважды по тридцать третьей статье уволиться – это надо постараться.

Часть 4 статьи 33 Кодекса законов о труде РСФСР была чем-то вроде «черной метки» в трудовой биографии. Полностью она называлась «Увольнение по инициативе администрации за совершение прогула без уважительной причины или появление работника на предприятии в нетрезвом состоянии». С такой записью в трудовой книжке ни на одну приличную работу не устроишься. Дважды уволенного по 33-й статье даже общественные туалеты на вокзале мыть не возьмут. Кому нужен прогульщик и пьяница? Если одно увольнение еще можно объяснить происками начальства по прежнему месту работы, то вторую 33-ю статью объяснять даже не надо, она – как диагноз, как несмываемое клеймо.

«У Часовщиковой нет трудового стажа, – стал размышлять я. – Через два года ей можно выйти на пенсию. Сколько она будет получать по минимальной ставке? Примерно рублей 40–45, так что в плане пенсионного обеспечения она ничего не теряет – у нее хоть так, хоть этак будет самая маленькая пенсия. На алкоголичку она не похожа, и трудовая книжка – тому свидетельство. В Бердске она проработала полгода, у нас – столько же. Если бы она была запойной пьяницей, то по полгода без прогулов продержаться бы не смогла. Она появляется на работе в пьяном виде с какой-то целью. Ничего другого, кроме срочного увольнения, на ум не приходит. По 33-й статье увольняют на другой день, по собственному желанию – надо отработать две недели. Придержать трудовую книжку Часовщиковой у себя я не могу, так что завтра или послезавтра она получит полный расчет и сможет уехать из нашего города. Ищи ее потом по всей стране советской!»

На другой день я вернул трудовую книжку участковому из Центрального РОВД.

Глава 18

Еще в октябре при распределении дежурств встал вопрос: кому дежурить седьмого, а кому – десятого ноября, в День советской милиции? Меня, как самого молодого в коллективе, могли поставить в любой день. Если бы между этими датами был разрыв дней пять, Зыбин бы отписал мне оба праздника, но через день заставить дежурить даже он не мог.

Посоветовавшись с заместителем, начальник уголовного розыска решил так: «День милиции – священный праздник, дежурить должен самый молодой инспектор в коллективе. День Октябрьской революции – тоже праздник, но к нему в нагрузку полагается демонстрация. Как ни крути, седьмого ноября толком не отдохнешь, вволю водки не выпьешь, так что на дежурство можно поставить любого, кто проработал меньше пяти лет и не успел обзавестись семьей».

Утром десятого ноября Вьюгин собрал коллектив райотдела на торжественное собрание, вручил грамоты и денежные премии отличившимся сотрудникам. Потом мужики разошлись по кабинетам, и к обеду все уже были навеселе. К четырем часам в райотделе не осталось никого, кроме руководства и следственно-оперативной группы. До шести вечера обстановка в районе была спокойной, мне даже удалось заняться своими делами, привести в порядок служебную документацию. В седьмом часу зашел эксперт Новиков и с порога огорошил:

– Брежнев умер!

– Да ты что! – не поверил я своим ушам.

– Только что «Голос Америки» передал. Скончался наш дорогой Леонид Ильич!

Радиостанции «Голос Америки» в Советском Союзе доверяли больше, чем официальным средствам массовой информации. В аналитических передачах идеологические враги СССР могли что-нибудь приврать или умышленно исказить, но в новостях никаких вольностей американцы не допускали.

Убедиться в правдивости «Голоса Америки» труда не составляло. В июле 1980 года, во время проведения олимпиады в Москве, «Голос Америки» сообщил о смерти Владимира Высоцкого. Ни по радио, ни по телевидению об этом трагическом событии не сказали ни слова, в газетах не напечатали ни строчки. Смерть самого известного автора-исполнителя и популярнейшего киноактера прошла для официальных СМИ незамеченной, словно умер не голос целого поколения, а престарелый актер в провинциальном театре.

Как не поверить «вражеским голосам», если в программе «Время» никогда не сообщалось о катастрофах или крушении авиалайнеров? Что, в СССР не было наводнений или землетрясений? Были, но о них никогда не сообщали, словно Советская власть смогла поставить природу под контроль.

Слушать передачи «Голоса Америки» официально никто не запрещал, а вот за пересказ услышанного можно было нажить крупные неприятности. Пересказ вражеской радиопередачи приравнивался к антисоветской агитации и пропаганде. За это можно было реальный срок получить. Все зависело от того, какой новостью ты хочешь поделиться.

Довольный произведенным эффектом, эксперт пошел в дежурную часть. Буквально через несколько минут в райотделе началось какое-то шевеление. Видно, не один Новиков в этот вечер слушал «Голос Америки».

Я взял папку с оперативным делом, но открыть ее не успел – на столе зазвонил телефон.

– Лаптев, оденься по полной форме и будь готов к визиту проверяющих! – велел дежурный. – Кажется, сегодня у нас будет веселенький денек.

– Пришло официальное подтверждение? – не говоря о событии, спросил я.

– Пока нет, но праздничный концерт ко Дню милиции заменили фильмом о революции.

Поговорив с дежурным, я несколько минут тупо рассматривал телефонный аппарат.

«Что теперь будет?» – раз за разом возникала мысль.

Сколько я себя помнил, во главе партии и государства стоял Брежнев. Какое-то время формальным главой СССР был Подгорный, но все понимали, что он – фигура декоративная. Важнейшие вопросы внутренней и внешней политики решает Политбюро ЦК КПСС, а им руководит Брежнев.

В последние годы он сильно сдал, не мог членораздельно говорить, впал в старческий маразм, увешал себя всеми мыслимыми наградами СССР и зависимых от Советского Союза стран. Брежнев был мужчиной крупным, но какая бы широкая грудь у него