Пастиш - Ричард Дайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Красивые девушки» (в стиле «Безумств Зигфилда», «Прославление американской женщины» с классическим тенором и торжественным выходом танцовщицы[125]);
«Дождь на крыше» (номер для профессиональной пары танцоров, выражающий детскую радость, когда они танцуют и поют; одной из таких пар были Мардж и Говер Чемпион, Мардж играла в возобновлении постановки в Нью-Йорке в 2001 г.; поющая супружеская пара Перл Карр и Тедди Джонсон играли в лондонской постановке 1987 г.);
«О, Париж!» (озорной, «французский» номер, который исполняет героиня со странным именем Соланж Лафитт, которое могло показаться невероятным, если бы в первой постановке ее роль не исполняла Фифи Д’Орсе, а в версии Paper Mill Playhouse — Лилиан Монтевекки, обе — ветераны экзотической «европейскости»);
«Бродвейская малышка» (юная, полная надежд актриса, возможно, лучше всего знакомая по мюзиклам Warner Brothers 1930‑х годов, в первой постановке ее роль исполняла Этель Шутта, принимавшая участие в шоу в стиле «Безумств» в 1920‑е[126]);
«Болеро любви» (показательный латиноамериканский парный танец);
«Еще один поцелуй» (песня о любви в стиле венской оперетты, о которой Хейди говорит: «В Вене написал для меня Франц Легар» [Goldman, Sondheim, 2001, p. 14];
«Лавлэнд» (пышная постановка, главный романтический любовный номер)[127];
«Завтра ты полюбишь» и «Любовь нам поможет» (похожие по тону и стилю на «Дождь на крыше»);
«Блюз Боже-почему-ты-меня-не-любишь» (фарсовый водевильный номер, который исполняет Бадди, одетый в «клетчатые штаны, пиджак яркого цвета и блестящий котелок» [Ibid., р. 71]);
«Схожу с ума» (сентиментальная песня, которую исполняет Салли «в облегающем, расшитом стеклярусом серебристом вечернем платье, словно она роковая красавица 1930‑х» [Ibid., р. 77]);
«Люси и Джесси»[128] (громкий джазовый нарративный номер, напоминающий «Сагу Дженни» из «Леди в темноте» (1941)[129], в исполнении Филлис, демонстрирующей ноги, и в сопровождении мужского кордебалета);
«Живи, смейся, люби» (беззаботный мужской сольный номер с Беном, одетым под Фреда Астера, в одном месте танцующего, как он, вместе с женским кордебалетом).
Эти номера становятся пастишем отчасти из‑за стилистического контраста с остальной частью «Безумств», отчасти из‑за остранения, возникающего из‑за того, что немолодые женщины исполняют вокальные номера, предназначавшиеся для более молодых исполнительниц, и/или поют вместе с собственными молодыми «я», а также из‑за места, которое они занимают в мюзикле (оно, в частности, мешает воспринимать «Лавлэнд» и последующие дуэты всерьез). Также пастиш возникает из‑за легких искажений в тексте и исполнении номеров. Например, в номере «Дождь на крыше» не довольствуются «Пит-патти-па» для того, чтобы изобразить дождь, но вводят еще и «планк-планка-плинк», звуки, больше напоминающие игру на гитаре, эффект которых усиливается из‑за слегка сбивающего с толку дополнительного слога в «Планк-планка-плинк-планка». Точно так же в «Люси и Джесси» привязчивые рифмы детской считалки не сочетаются с тонкой иронией слов и неожиданным ритмом в конце:
Jessie is racy, But hard as a rock. Lucy is lacy, But dull as a smock. Jessie wants to be lacy, Lucy wants to be Jessie. Th at’s the sorrowful precis It’s very messy. Джесси пикантна, Но тверда. Люси — нежна, Но скучна. Джесси хочет быть нежна, Люси хочет быть как она. Печально это так, Вот такой бардак.Похожим образом оркестровка точна и в то же время сдержанна в своих искажениях: яркие, закрученные фразы медных духовых на фоне залихватских ритмов в «О, Париж!», сладкоголосое вокальное и струнное созвучие для «Лавлэнда» или шутовской «Блюз Боже-почему-ты-меня-не-любишь», комически грубые духовые, наяривающие скрипки, стаккато деревянных духовых, взвизгивающий женский хор и грохот. В целом Джонатан Туник, занимавшийся оркестровкой мюзикла, пытался передать звук бродвейского оркестра, играющего в оркестровой яме, но не то, «как он звучал на самом деле, а то, как вы представляли себе его звучание» (цит. по: [Zadan, 1990, p. 155] — исчерпывающее определение динамики имитации и памяти в пастише.
Подобно «Гамлету» и «Женщине-арбузу», «Безумства» признают, что в очевидном пастише может быть своя эмоциональная правда. Некоторые номера так или иначе показывают, что формы, которые они пастишируют, наделены неподдельной трогательностью («Еще один поцелуй») или полны истинного веселья («Дождь на крыше», «О, Париж!», «Бродвейская малышка»). С другой стороны, слащавый «Лавлэнд» кажется непростительной ложью на фоне не только утраченной парами любви, но и обмана и ошибок, на которых, как мы видели, были основаны эти браки. Горькая ирония не только примешивается к легкомысленному тону следующих за ним дуэтов, «Завтра ты полюбишь» и «Любовь нам поможет», с их веселыми музыкальными аранжировками и свежим, нефорсированным пением, но и придает мрачноватый оттенок некоторым словам: «Завтра у тебя будет целая жизнь/Со мной», «Любовь нам поможет/Пока не подвернется что‑то получше». Мы знаем, что Бадди и Салли в будущем ждут одни несчастья, не в последнюю очередь потому, что это завтра так и не наступило, и что одной любви было недостаточно, чтобы помочь Бену и Филлис, кое-что у них улучшилось, но в итоге они так и застряли в постылом браке. Эффект снимается в последних строках, которые поются одновременно:
And if you love tomorrow, Th en think of how it’s Gonna be. Tomorrow’s what you’re Gonna have, And Monday’s what you’re Gonna have, And love is what you’re Gonna have A lifetime of
