Прыжок в прошлое - Александр Сапаров

Я сидел в своем кабинете, когда, до меня из полуоткрытой створки окна донесся запах гари. Затем послышались звуки колокола, крики людей, а вскоре за окном посветлело, алые отблески легли на стены в моей комнате. У нас тоже раздались крики, я выскочил во двор, все уже были снаружи в готовились к приходу пожара, выстроившись в цепочку все передавали ведра и обливали забор, на той стороне, с которой раздувало пожар. На крышах тоже стояло несколько человек и метлами разбрызгивали воду из больших чанов стоявших там. Фекла с большой иконой божьей матери также стояла у ворот и истово молилась, пламя уже могло перекинуться и нашу территорию.

В свое время Щепотнев построил усадьбу так, что на ее задах тек приличный ручей, там было довольно топко и с той стороны строений не было. А вот со стороны ворот, соседние строения стояли очень близко, было видно, что там тоже носятся люди с ведрами и баграми. Прошло около получаса ветер стал заворачивать, и основную массу огня погнало мимо нас, но вот языки пламени стали почти доставать до нашего тына.

Ко мне подбежал весь перемазанный Антон

– Сергий Аникитович, все, что в мастерской стояло, в подвалы унесли и землей сверху присыпали.

Я в ответ на это только кивнул головой, думая про себя:

Хозяин, блин, даже не вспомнил о горючем, которого полно в мастерской, хорошо, хоть нашелся один умный.

Между тем, хотя наш забор стал уже обугливаться, ветер поворачивал все больше и уносил пожар все дальше от нас. Когда мы удостоверились, что у нас все затушено, все ринулись на другую сторону улицы помогать спасать те дома, которые еще можно было отстоять от пожара. Пожар ушел далеко, и на улице стало темно, лишь груды угля, в которые превратились дома, багрово светили в темноте, от них шел жар и потрескивание.

Мы не спали всю ночь, периодически тушили кое-где загорающие от жара стены. Под утро пошел дождь, который превратил остатки пожарища в груду черных дымящихся останков. По нашей улице практически целыми осталась церковь и моя усадьба. Толпы потерявших все людей стояли у ворот. Моя челядь раздавали им что могли, но этого все равно было мало для сотен вмиг обездоленных людей. По улицам уже двигались отряды стрельцов, наводившие порядок, и смотревшие, чтобы не было большого воровства. Сегодняшний пожар, как я понял из разговоров, по московским понятиям был небольшой. Но на меня, никогда не видевшего такого, этот пожар повлиял сильно. И я пришел к выводу, что хотя, скорее всего мне придется оставить здесь классы и учить врачеванию в городе, но все мои производства необходимо переносить в вотчину, и сразу строить так, чтобы возможность их пожара была минимальной.

Утром в уцелевшей церкви была проведена поминальная служба, все погорельцы не смогли попасть внутрь и стояли, снаружи пытаясь услышать слова отца Евлампия. Когда я шел по улице, то с удивлением обнаружил, что большинство домов были не сгоревшими, а разломаны и растащены жильцами, чтобы не дать распространяться огню. После пожара, кстати, отношение московского люда ко мне изменилось, если ранее это было в основном настороженно-любопытное. То теперь после того, как на всей улице практически остались стоять только церковь и моя усадьба, наводили народ на мысль промысле божьем. А уж мои дворовые говорили об этом вполне открыто, что только усердие в вере боярина спасло усадьбу от пожара.

Но пожар пожаром, а дела надо было делать, и я пошел смотреть, как готовится жилье для попа, обещанного митрополитом, и где можно будет устроить небольшую домашнюю церковь, где можно будет проводить службы, чтобы можно было больше времени уделять учебе.

Во второй половине дня вся рабочая деятельность в усадьбе возобновилась.

Мы открыли целый медпункт по приему раненых и обожженных. Пришлось работать, не покладая рук до вечера. Но зато мои будущие лекари получили хорошую практику по перевязкам, и обработке ран. Мне же досталось больше всех, особенно вначале, когда почти с каждым обратившимся мне приходилось общаться лично, и только спустя пару часов меня уже перестали дергать по пустякам.

Даже Антону нашлась работа, потому что было несколько переломанных ног, и ему пришлось давать наркоз, когда мне приходилось сопоставлять кости, Пришедшие в себя больные, с удивлением рассматривали гипсовые повязки, и спрашивали, надолго ли их замуровали в камень. Приходилось объяснять, что ходить в повязке придется не меньше двух месяцев. Рентгена в моем распоряжении не предвиделось, и поэтому я предпочел назвать сроки подлиннее.

Только когда начало смеркаться, толпа страждущих рассосалась, и мы вздохнули спокойней.

По всей округе горели костерки, это погорельцы, не нашедшие пристанища собирались там ночевать. У более предприимчивых уже стояли какие-то времянки. В общем, было видно, что народ привык к таким испытаниям. Тем более что всего за три года до этого Москва выгорела почти вся, и может быть, и поэтому сегодняшний пожар не набрал такой же силы.

Я пошел наверх к себе, намереваясь еще немного поработать, хотел составить планы занятий для своих учеников, и действительно я даже сел за стол и достал письменные принадлежности. Но глаза слипались так, что я еле нашел в себе силы добраться до кровати и моментально уснул.

Следующий день принес все те же хлопоты. Хотя раненых и обожженных все же значительно поубавилось

Зато нас посетил с визитом Ефимка Лужин. Он уже по гонцу примерно знал, что я намереваюсь ему предложить, и еще не став тиуном, вел себя соответственно. Ключник мне шепнул на ухо:

– Я же говорю, этот в огне не сгорит и в воде не утонет.

Мы провели с Лужиным беседу и подписали с ним ряд, и он стал тиуном для моей вотчины, увеличившейся чуть ли не два с половиной раза. Так, как все села были рядом, то Лужин знал всех там наперечет и со знанием дела вводил меня в курс, я смотрел списки, данные мне дьяком из приказа и только успевал подчеркивать, ошибки, которые были в переписи. Мной были ему даны наказы, о том, чтобы народец он берег, и лишнего не допускал, кроме того, я сообщил ему, что милостью Иоанна Васильевича, я, как только получивший вотчины на этот год освобожден от представления воев, но на следующий год мне надо будет поднять несколько оружных с конями. Сколько еще уточню, но чтобы он начал уже сейчас думать об этом, чтобы на следующую весну эти люди были готовы.

Лужин также привез мой заказ, на телеге лежало несколько снопов мутантного бесхлорофилльного ячменя, набранного деревенскими девчонками по моему приказу. По виду Ефимки было ясно, что его очень интересует вопрос, что боярин намеревается делать с этим, никому не нужным добром, но вопроса этого я так и не услышал.