Восемь недель (ЛП) - Фальк Хулина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я чувствую, как мои соски твердеют, когда я трусь о него. Аарон стонет во время нашего поцелуя, просовывая язык мне в рот, требуя меня… Как будто я уже не принадлежу ему.
— Аарон. — Я задыхаюсь, но прежде чем успеваю это осознать, его губы снова накрывают мои. Его руки скользят от моих бедер к заднице, крепко сжимая её.
— Вот где ты должна быть сейчас.
Мы с Аароном отстраняемся друг от друга, и моя голова мгновенно поворачивается в ту сторону, откуда раздался голос моей матери. Она просто стоит там с улыбкой на губах, скрестив руки на груди. Моя сестра стоит рядом с нашей матерью, её руки сжаты в кулаки по обе стороны тела.
— Я сказала твоему отцу, что он найдет тебя здесь, и была права.
Учитывая, что я пряталась здесь с тех пор, как мы переехали в Байербрунн, можно было бы подумать, что мой отец знает об этом. Я всегда прихожу сюда, чтобы писать. С тех пор этот сарай стал моим убежищем. Здесь уютно, тепло. Тихо, вокруг никого. Это именно то, что нужно, когда хочется уйти от всех и вся. И что ж, сюда никто никогда не приходил, поэтому, это сделала яя.
— Люди спрашивают о тебе, София, — говорит Джулия презрительным голосом. — Но я полагаю, они привыкли к тому, что один из нас разочаровывает нашу семью.
— Джулия, — предупреждает мама, глубоко вздыхая. Уровень её терпения, должно быть, зашкаливает в последнее время, учитывая меня и Джулию.
Ну, в последнее время — это мягко сказано. Я никогда не любила Джулию из-за нашей разницы в возрасте. Ее всегда больше интересовали другие вещи, которые не касались меня. Она никогда не прилагала усилий, чтобы узнать меня получше. И как ее младшая сестра, я не думала, что мне придется быть той, кто познакомится с ней поближе. В любом случае, нашей матери приходилось быть терпеливой с самого моего рождения. И всё стало только хуже, когда я узнала, что она переспала с моим парнем, и даже не жалеет об этом.
— Да? И какого это? — спрашиваю я Джулию. — Я имею в виду, что ты уже заняла место сучки, которая спит с чужими парнями. Мне было интересно, когда твоя кличка изменится со «шлюхи» на «разочарование».
Прежде чем моя сестра получает возможность выплеснуть ярость, горящую в её глазах, моя мать уводит её от меня. Надеюсь, прямо вниз по нормальной лестнице. Лестница, о которой я не рассказала Аарону.
— Я не думал, что твоя ненависть настолько… глубока, — говорит он, как только наши взгляды снова встречаются. — Полагаю, я должен был догадаться, что так и будет.
Я наклонилась, прижавшись лбом к его плечу, и тихо рассмеялась. Мое тело тряслось, в груди урчало от такого тихого смеха, что я даже не подозревала, что это возможно.
— Подожди, пока ты не станешь свидетелем того, как мы общаемся с отцом, — бормочу я, в основном про себя.
— Что ты имеешь в виду?
Я сажусь прямо и вздыхаю.
— Я позаботилась о том, чтобы у него были некоторые проблемы со мной с тех пор, как мы сюда переехали.
— Почему?
— Потому что я была зла на него. Я не хотела переезжать сюда, когда мне было семь. Я не хотела уезжать из Нью-Сити. В моем возрасте я не совсем понимала, почему нам пришлось переехать, и меня приводило в ярость то, что мне пришлось оставить всё и всех только потому, что моему отцу дали работу получше в Мюнхене. — И из-за того происшествия, но рассказывать об этом Аарону не надо.
Он медленно кивает, обдумывая то, что я говорю.
— Значит, ты стала бунтаркой?
— Да, по отношению к нему. Я всегда давала ему только самые короткие ответы, если таковые вообще были. Или кричала на него. Он не имел надо мной никакого контроля. И к тому времени, когда я поняла, почему его работа здесь так важна и намного лучше для нашей семьи, я понятия не имела, как наладить с ним отношения. Так что на этот раз мы просто сосуществуем. — Хотя я знаю, что мой отец в некотором смысле любит меня, и я надеюсь, что он знает, что я люблю его. Просто нам обоим трудно подойти друг к другу, не вызвав гнева другого человека.
Внезапно Аарон протягивает руку к моему лицу, его большой палец крепко поглаживает кожу прямо под моей нижней губой.
Я наблюдаю за его лицом, его взгляд задерживается на моих губах. Черты его лица мягкие, в уголках губ скользит улыбка. Но его глаза полны восхищения и, возможно, намеком на надежду. Надежда на что? Я не знаю, и не уверена, что хочу это знать.
— Красный — не твой цвет, — говорю я ему, разглядывая кусочки красной помады, размазанные не только на его губах, но и вокруг них. — Ты пробовал фиолетовый? Это дополнит цвет твоих глаз, так что они должны выделяться
— Для этого ты у меня есть, Льдинка, — отвечает он. — Ты всегда ходишь фиолетовая.
Я ненавижу, ненавижу, ненавижу то, что он прав. Я ношу много фиолетового каждый день.
Аарон ерзает подо мной, вытаскивая из кармана салфетку. Он разворачивает её и начинает удалять остатки помады с губ, не видя, куда их вытирать. Избавляя его от страданий, я забираю у него ткань и помогаю ему отмыться.
Вскоре после этого мне приходится иметь дело с Аароном, который почти падает с лестницы, жалуясь на то, насколько ненадежна эта лестница и что её следует вывести из строя, на что я напоминаю ему, что эта лестница обычная, а не какая-то причудливая лестница. Не электрическая, которая может выйти из строя.
ГЛАВА 31
«Ведь в небе, полном звёзд, я, кажется, видел тебя» — A Sky Full of Stars by Coldplay
София
— Я слышала, что они дружат с юных лет. Вероятно, это единственная причина, по которой кто-то вроде него когда-либо встречался бы с такой, как София.
Я закатываю глаза на голос одной из деревенских сплетниц. Лена всегда была дивой. Она думает, что она такая замечательная, у нее на все есть свое мнение, и она убеждена, что знает все лучше всех. Всегда. Я ей тоже никогда не нравилась, поэтому я не удивляюсь ее сплетням обо мне.
Но, эй, по крайней мере, она говорит на языке, которого Аарон не понимает. Я уверена, если бы он услышал, как она это говорит, он бы открыл рот и произнес несколько слов, о которых я бы в конечном итоге пожалела.
— Льдинка.
Я отворачиваюсь от Лены и её ассистента и смотрю на Аарона. Эмилию действительно нельзя назвать лучшей подругой, по крайней мере, когда она делает все для Лены. Например, домашние задания, домашние хлопоты и многое другое.
— Никс.
— Твой отец уже раз пять звал тебя по имени. Я думаю, он хочет поговорить с тобой.
Мой отец? Хочет поговорить со мной? Я так не думаю.
Я оглядываю сарай в поисках отца. К моему удивлению, когда мой взгляд останавливается на нем, он уже смотрит на меня с легкой улыбкой на губах.
Неужели он действительно хочет со мной поговорить?
Улыбка с его губ исчезает так же быстро, как и появилась, строгое выражение застывает на его лице. Он жестом предлагает мне выйти на улицу, и когда мои брови в замешательстве опускаются, он делает какой-то жест, который выглядит то ли как улетающий фонарь, то ли он хочет, чтобы я помогла кому-то? Я просто предполагаю, что он имеет в виду первое, поскольку вся эта тусовка посвящена фонарям.
Это придумали несколько жителей деревни после того, как пропала одна из дочерей нашего соседа. Останки её тела нашли три месяца спустя или предполагают, что это были её. На теле отсутствовала кожа, чего, как я полагаю, и следовало ожидать, когда ваше безжизненное тело бросили в озеро, наполненное рыбой и другими животными, живущими в воде.
Ровно девять лет назад в этот день она пропала. В тот день ей только исполнилось двенадцать. Ника и её друзья хотели еще немного задержаться… но так и не вернулись. Её друзья вернулись через два дня, в смятении. Никто из них не помнил, что произошло, но все могли сказать, что произошло что-то действительно плохое.
Если бы мой отец не настоял на том, чтобы я вернулась домой, потому что на следующее утро нам нужно было успеть на рейс, я бы была частью этой группы. Не думаю, что когда-либо я была более благодарна отцу за его упрямство, как бы плохо это ни звучало.