Сыщик-убийца - Ксавье Монтепен

В это время в комнату вошел агент, тщетно осматривавший арестантскую.

— Хорошо! — сказал Тефер, обращаясь к начальнику поста, молча присутствовавшему при этой сцене. — Дайте четырех человек для сопровождения арестованного в префектуру.

Мысль идти по Парижу в подобном обществе выводила Рене из себя.

— Послушайте, — спросил он Тефера, — неужели стоит беспокоить этих людей? Разве мы с вами и с вашими двумя помощниками не можем спокойно поехать в фиакре?

— За ваш счет?

— Само собой разумеется!

— Это не запрещено, следовательно, позволено. И так как у вас есть деньги, я согласен.

Через три четверти часа Рене Мулен был уже в отдельной комнате в префектуре.

Тефер отправился с докладом об аресте.

— Я почти убежден, — говорил он, — что арестовал важного заговорщика. Уже одно то, что он упрямо скрывает свой адрес, служит, по моему мнению, неопровержимым доказательством его виновности. Если бы он был невиновен, то обыск не заключал бы для него ничего неприятного.

Комиссар утвердительно кивнул, похвалил Тефера за усердие и, не теряя ни минуты, послал донесение одному из следователей, который вел политические дела.

В то время следователи по политическим делам были завалены работой, так как аресты следовали один за другим, в связи с этим предварительное заключение, как правило, затягивалось на неопределенный срок.

Таким образом, дело Рене было пронумеровано, а сам механик отправлен в тюрьму Сент-Пелажи без допроса, несмотря на все его просьбы. Увидев, какой оборот принимают события, Тефер счел нужным уведомить герцога; последний был только наполовину успокоен арестом, который временно отодвигал опасность.

Он отдал бы большую часть своего состояния, чтобы узнать, где живет механик, но ему также необходимо было запастись терпением и ждать результата первого допроса, о котором Тефер обещал сейчас же сообщить.

— Не бойтесь ничего, герцог, — прибавил инспектор. — Как только мы узнаем адрес, даю вам слово, что мы будем там раньше следователя.

Убитая смертью сына и пораженная арестом Рене Мулена, мадам Леруа вернулась домой в ужасном расстройстве и застала доктора Этьена Лорио, который вместе с соседкой ухаживал за Бертой.

Бедная девушка только что пришла в себя, но при виде матери забеспокоилась; казалось, рассудок оставил мадам Леруа. Она не слышала или не понимала вопросов Этьена и шептала какие-то несвязные слова, относящиеся к событию, неизвестному ее слушателям.

Анжелу уложили в постель.

Не оставалось никакого сомнения, что смерть матери быстро последует за смертью сына.

Ужасная катастрофа могла разразиться каждую минуту.

Написав рецепт, Этьен, прежде чем уйти, отвел Берту в сторону.

— Простите, что я снова огорчу вас, но мой долг не велит скрывать от вас истину. Дайте вашей матери лекарство, которое я сейчас пришлю вам из аптеки… но, главное, ей необходим покой… Она так возбуждена, что можно всего бояться… Будьте осторожны… Покой для нее — вопрос жизни и смерти.

— Я сделаю все, доктор, — прошептала Берта.

— Вам необходима помощница…

— Зачем?

— Вы измучены… Вам необходим отдых… а то вы не выдержите.

Берта ничего не ответила, чувствуя, что доктор прав.

— Та соседка, которая вместе со мной ухаживала за вами, могла бы, мне кажется, быть хорошей сиделкой. Знаете ли вы ее настолько, чтобы согласиться взять к себе?

— Она добрая и честная женщина, и я надеюсь, что она согласится помочь мне за небольшое вознаграждение.

— Я очень рад… и вам также, моя дорогая, надо беречь себя. Смотрите на будущее без боязни и помните, что я ваш преданный друг.

Берта крепко пожала руку доктора:

— Я знаю. Вы слишком много для нас сделали, чтобы я могла сомневаться.

Эти слова заставили Этьена потерять голову от счастья, и он быстро привлек к себе Берту, которая на мгновение забыла все свои печали.

Он быстро овладел собой и, прикоснувшись губами к ее лбу, выпустил Берту из своих объятий.

Взглянув еще раз на больную, которая уснула, он ушел, обещав прийти вечером.

«Она будет моей женой!» — думал он, спускаясь по лестнице…

Прошло два дня. Мадам Леруа, окруженная тщательными заботами, тем не менее была все еще страшно слаба. Мысли ее были постоянно заняты Рене Муленом, и утраченные надежды убивали несчастную женщину.

Этьен смутно подозревал, что у Анжелы есть тайное горе, но не решался расспрашивать.

Со времени ареста Жана Жеди прошла неделя.

Двое суток арестованный пробыл в префектуре до допроса, после которого его должны были подвергнуть предварительному заключению.

Они показались ему бесконечными.

Хотя он узнал от Гусиного пера, в чем дело, но не мог угадать, о какой краже донес на него Филь-ан-Катр.

Наконец, на третий день его привели к следователю, и его законное любопытство было удовлетворено. Напрасно он клялся, что невиновен, и даже пытался доказать свое алиби. Его прошлое было таково, что следователь не счел возможным выпустить его на свободу.

Жан Жеди, человек мстительный, думал только о том, как бы встретиться с Филь-ан-Катром, чтобы свернуть ему шею.

Его отправили в Сент-Пелажи.

Жан Жеди вошел во двор, наполненный арестантами. Одни прогуливались, другие разговаривали, третьи сидели молча. Первое поразившее его лицо было лицом его врага. Филь-ан-Катр также увидел Жана и побледнел.

Жан Жеди, улыбаясь, живо пошел ему навстречу. Эта улыбка успокоила Филь-ан-Катра.

«Он, кажется, не очень на меня сердится, — подумал тот. — Я отделаюсь несколькими упреками».

Он ждал очень спокойно.

Жан Жеди, худой, как скелет, тем не менее обладал большой силой.

Когда он был уже на расстоянии шага от Филь-ан-Катра, его правая рука, висевшая вдоль тела, вдруг поднялась, и сжатый кулак ударил доносчика прямо в лицо.

У Клода Ландри кровь полилась из носа, и он упал навзничь. Тем не менее он быстро вскочил и, вне себя от гнева и боли, бросился на своего противника. Жан Жеди, ожидавший нападения, схватил его прежде, чем сторож успел их разнять.

Клод Ландри был уведен в лазарет, а Жан Жеди заперт в карцер. Но он был доволен, так как отомстил, и при первом удобном случае решил повторить трепку.

Директор тюрьмы осведомился о причине ссоры и, чтобы избавиться от повторения, потребовал, чтобы Клода Ландри перевели в другую тюрьму. Перевод состоялся в течение недели, во время которой Жан Жеди сидел в карцере.

Рене Мулен тоже был переведен из префектуры в Сент-Пелажи.

Придя в комнату, где его должны были обыскивать, он заявил о части спрятанных денег.

Секретарь взял их, сказав, что будет отдавать их ему небольшими суммами, и спросил, желает ли он иметь отдельную комнату.

Рене ответил отрицательно, так как, по некоторым соображениям, хотел находиться в обществе арестованных.

В кармане для часов у него было несколько золотых монет, ключ от квартиры по-прежнему находился в воротнике пальто.

Войдя во двор Сент-Пелажи, Рене сначала почувствовал стыд, смущение и вместе с тем неодолимое отвращение.

Он был хорошо одет, и потому все надеялись чем-нибудь поживиться. Его стали расспрашивать. Каждый желал знать, почему он арестован.

Рене подумал, что с волками следует выть по-волчьи, и выдумал сказку, которая, не выдавая его положительно за мошенника, все-таки предоставляла свободное поле для предположений и позволяла работать воображению.

Затем он предложил угощение и окончательно понравился всем. Это входило в его план. Он хотел приобрести себе друга в лице какого-нибудь заключенного, готового выйти на свободу, и поручить ему отнести на улицу Нотр-Дам ключ и письмо. Тогда мадам Леруа могла бы в его отсутствие взять черновик письма.

К несчастью, он скоро заметил, что исполнение его проекта представляет серьезную опасность.

Окружающие, почувствовавшие к нему расположение, так как принимали его за смелого мошенника, не скрывались перед ним, желая приобрести его уважение. Они показались ему такими испорченными и полными цинизма, что было бы безумием просить их об услуге. Ведь тот, кому он поручил бы отнести письмо, без сомнения, прочел бы его дорогой и, вместо того, чтобы отдать мадам Леруа, отправился бы сам на Королевскую площадь, чтобы обокрасть его квартиру.

Эти соображения были слишком правдоподобны, чтобы не остановить Рене. А между тем случаев представлялось много. Каждый день являлись оправданные мошенники, чтобы взять свои вещи и выйти на свободу; но Рене все-таки не решался действовать, хотя понимал всю необходимость этого шага. Он знал, в каком беспокойстве должна была находиться мадам Леруа.

«Может быть, она уже считает меня сомнительной личностью, арестованной за дурной поступок», — думал он.