Живой товар - Андрей Хазарин

Вода закипела, и я стала заваривать кофе. Нахваталась я там разного-всякого, кофе с утра — это, считай, совсем пустяк… Отнесла кофейник в комнату, разлила по чашкам. Поставила на стол пепельницу, положила пачку «кэмела» — пара штук там ещё оставалась, надо будет купить, если тут продают… Ну гляди, все позабывала, продают, конечно, только где денег взять? У мамульки одалживаться неохота, ладно, перекантуюсь первое время, продам побрякушку-другую, а там найду что-нибудь. На самый крайний случай есть новая специальность, высо-окая квалификация… На хорошие мысли наводит прием в родимом доме…

А гостья моя незваная говорит:

— Меня зовут Анна Георгиевна, но вы, Ира, можете просто Ася говорить, я ведь вас тоже по имени зову…

— Отвыкла я уже от своего имени, Ирэн звучит привычнее.

Закурила.

А она продолжает:

— У нас в клубе была ваша мама…

— Да знаю уж, — говорю. — Наслышана. Ладно, давайте сразу, чтоб не было неясностей: к лавочке вашей я претензий не имею, тем более, подписочку давала, помню. Там все тыщу раз в памяти перебрала, каждый пустяк вспомнила… Короче, Анна Георгиевна, можете не суетиться, не будет вашей конторе от меня неприятностей…

Смотрю, — вроде как я ей по морде залепила: ссутулилась вся, уголки рта вниз поехали. Черт её знает, может, в самом деле порядочная баба, может, совесть её достает? Против воли мне её жалко стало, мы там привыкли друг дружку жалеть. Я ей уже помягче:

— Да ладно, Ася, бросьте убиваться — ну в самом деле, откуда вам было знать, что за гнида этот Исмаил? И вообще, это по-нашему он гнида, а там уважаемый человек, бизнес семейный продолжает. У него, против других, ещё грех жаловаться — и чисто, и врачи постоянно, над девочками не измывается и платит прилично. Даже посылки домой разрешал отправлять из своего заработка. Письма — нет, а посылки разрешал… Ладно, таких дур, как я, иначе не научишь.

— Ирочка, не надо! Кончилось уже все!

— О'кей, может и правда не надо. Вспоминать не надо — и забывать не надо. Ладно, я все ясно сказала: претензий к фирме не имею, в суд жаловаться не пойду. Вы ж за этим пожаловали?

— Извиниться я пришла… Хотя толку в моих извинениях… Разрешите, я тоже закурю?

— Пожалуйста. Берите.

— Спасибо, я полегче люблю.

Курим. Молчим. Потом эта Ася заговорила — чувствую, к делу наконец подбирается.

— Знаете, Ира, я тут в вашем деле покопалась — ну, вы же понимаете, когда мама ваша рассказала, мы все просто в ужас пришли. Я потом много думала, советовалась с… одним понимающим человеком… Вы не боитесь, что вам угрожать начнут? Молчать заставят?

Та-ак… На дороге не вышло, теперь эту подослали? Хитрую, тонко все так, если б пришел жлоб здоровенный, так я б его и в дом не впустила, тут же милицию вызвала, а так — придраться не к чему, все деликатно, тоненько, как вроде она обо мне только и заботится…

Хитрая ты? Ничего, я теперь тоже хитрая, научили. Выкатила глазки голубенькие, невинненькие, ресницами хлоп-хлоп:

— А чего мне бояться? Если б я захотела скандал устроить, на фирме вашей отыграться за собственную глупость — ну, ещё можно понять, фирме надо лицо сохранить, может, и попробовали бы припугнуть или там откупиться… Но я же говорю, сама во всем виновата, претензий ни к кому не имею, а звонить на всех углах — себе дороже, на черта мне этот позор, мне жить по-человечески хочется!

— Ира… Послушайте… Мне самой жутко такое думать, но… В общем, может оказаться, что все обстоит сложнее… и страшнее. Что у этого Исмаила есть здесь сообщники. Понимаете, я сама ничего не знаю, только одни смутные подозрения, с ними в милицию не пойдешь… Скажите, вы маме письма писали?

— Так бы он мне и дал оттуда писать!

— А здесь вашей маме регулярно письма приходили по электронной почте, она отвечала и даже платила фирме за услуги по переписке.

Какие письма, она что, совсем тупая? Погоди, а ведь мамулька тоже что-то такое бормотала, мол, я не писала толком…

— Что-то вы путаете. Не писала я никаких писем. Может, это Исмаил писал за меня?

— В том-то и дело, что не Исмаил. И писали их не там, а здесь. Я это сумела выяснить, и мне теперь самой страшно: если кто-то узнает, что я доискалась, то мне несдобровать. А уж вам — точно. Я еще, может быть, в тени останусь, кроме вас об этих письмах я только одному человеку говорила, надежному… моему другу… А вас они в любом случае в покое не оставят. И хорошо, если только пугать будут…

Вот теперь я села. Ну, то я так просто сидела, а тут будто выдернули из меня все подпорки. То я так, вообще, опасалась, что у Исмаила руки длинные, а тут она факты конкретные выкладывает — и сама трусится, я уж за этот год научилась видеть, когда человек по-настоящему боится, особенно баба.

Затянулась пару раз сигаретой поглубже — не отпускает. Встала кое-как, поглядела у мамульки в серванте, нашла коньяк недопитый. Глотнула из горла, подумала — наверное, этой Асе тоже не помешает. Взяла две рюмки, отнесла. Села, налила.

— Слушай, Ася, — говорю, — это ты точно сказала, что не оставят в покое, я знаю. Знаю, что будут угрожать. Знаю, что попытаются заставить молчать. Уже начали…

Короче, рассказала я ей о нападении на шоссе. Стала рассказывать — и снова все перед глазами, как на видео, все я, оказывается, запомнила. Даже марку машины, ну той, которая поперек дороги стояла.

Ася эта слушает, глаз с меня не сводит — и чем дальше я говорю, тем в этих глазах страху больше. А мне и без неё жутко, не каждый день у тебя на глазах людей убивают — а тем более, оказывается, из-за меня.

И её тоже здорово пробрало — сидеть не может, вскочила, мечется по комнате туда-сюда.

— Вот что, Ира… — говорит наконец — и снова замолчала.

И я молчу. Рассказывать закончила — а дальше в голове пусто, один только страх.

— Скажите, Ира, вы все точно запомнили? И машину, и людей?

— Как живое все вижу.

— Ну, тогда нам разговоры разговаривать некогда. Я-то извиниться пришла, предупредить на всякий случай… А сейчас, вижу, не предупреждать вас надо, а спасать.

— От кого?

— А от тех самых, кто напал.

— А ребята, которые меня привезли, говорили, это просто грабеж. И они ж их постреляли…

— Но ведь не всех троих?

— Ну да, того, возле «мерседеса», капитан только головой об асфальт приложил…

— А хоть бы и всех — кто-то ведь их послал?

— Ну тогда мне кранты. Раньше или позже они сюда придут… А, хрен с ними, пускай приходят. На черта мне эта жизнь теперь? Сама себе все перегадила…

— Прекрати глупости говорить, я тебя спрячу!

Я на неё только уставилась — с чего вдруг ей меня прятать? Своих неприятностей мало? Потом начинаю соображать: пока меня не нашли и я молчу, так и до неё не доберутся, теперь ведь, когда она мне про письма рассказала, я, если заговорю, так и её заложу с потрохами…

А она, оказывается, мое молчание иначе поняла, говорит:

— Да, я понимаю, вы мне не доверяете. Наверное, у вас есть для этого основания. Тогда, пожалуйста, хоть совет мой послушайте — как можно быстрее исчезайте из дому. Куда угодно, к кому-нибудь из подружек, приятелей, знакомых. На квартиру, на дачу или в другой город… Только поскорее…

Вздохнула я.

— Ася, — говорю, — вы меня не так поняли. Доверяю я вам — просто деваться мне некуда. К друзьям? Я даже не знаю, кто за этот год куда делся… И не те друзья у меня были, к кому попроситься можно…

— Ну, тогда решено — я этим займусь сама!

После истории, которую она мне рассказала, я несколько минут сидела, просто ничего не соображая. И даже машина: «мерседес», темный. Мы все — вся «Татьяна» — знали, как Мюллер обихаживал свою тачку! И внешность его она точно описала, и этих двоих…

Очень это было похоже на нашего начальника охраны — он всегда все сам делает. Его ребята — только на подхвате. Значит, Манохин уже в курсе… Тошно мне стало и неуютно: не знаю, как генеральный, но Мюллер — очень решительный и серьезный мужчина.

Я набрала служебный телефон Колесникова. Но, увы, его голосом мне ответил автоответчик — нет, значит, Димы на месте… Вот черт!

Думай, Ася… Кто её ещё приютить сможет? Где её спрятать, на какой даче?

О! Дача! Наша собственная — родные тринадцать соток и халабудка. Но вода там есть, до магазина — пять минут пешком. И кто будет искать опасного свидетеля в полузаброшенной деревне с несерьезным названием Квочки?

Значит, надо маме звонить.

— Ира, вы не забыли, как огород полоть?

— Какой огород?

— Здешний, местный! Сейчас я вас там упрячу. Но там надо создать видимость прополки.

— Можно.

Я набрала ещё один номер. Мама почти сразу сняла трубку.

— Алло, мам, это я! Как вы там?

— Асенька, как хорошо, что ты позвонила! Завтра обязательно на участок ехать надо, а у папы радикулит.