Частная Академия (СИ) - Ланская Алина

Баев между тем, как будто ничего не произошло, набирает кому-то на мобильный и отрывисто произносит:

— Второй этаж, зал информатики. Сейчас.

В аудитории снова тишина. Смертин пытается остановить кровь из носа, Асафьев уже съел свою фотку, еще трое спешно дожевывают. Не могу на них смотреть! После вписки я думала, что у меня выработался иммунитет. Ни черта!

— А теперь каждый просит у Мирославы прощения. — Баев и не думает прекращать экзекуцию. — Постарайтесь. Так, чтобы она вам поверила.

Они заговаривают почти одновременно:

— Мира, извини.

— Прости, мы не хотели.

— Мир, это Серега, я ни при чем.

— Прости, пожалуйста.

Асафьев тоже что-то бубнит себе под нос. У меня никаких иллюзий — я только что получила еще двадцать личных врагов. Никто из них никогда не простит мне такого унижения!

Дверь отворяется, и в проеме вижу голову… да того самого кабана, который мне кинул тряпку под ноги!

— Заходи! — велит ему Баев. — Запоминай каждого из этих долбоебов. Если кто-то из них обидит девочку, отвечать передо мной будешь ты.

— Понял! — согласно кивает кабан и настороженно улыбается мне: — Привет!

Господи, только этого не хватало!

Баев тем временем шагает к выходу и уже в коридоре произносит:

— Заходите, Михаил Дмитриевич. Я закончил.

Глава 32

Верчу в руке пригласительный билет на выставку Кошлякова, который нашла у себя на столе. Баеву незнакомы слова «личное пространство», не удивлюсь, если он искренне считает, что все пространство вокруг принадлежит только ему. А люди рядом — всего лишь часть этого пространства и тоже принадлежат ему.

И все же у меня никогда не хватит духу потребовать от Артема не заходить в мою комнату или врезать замок в дверь.

«Мира, я не фанат искусства, и потом, я целый месяц гнил в городе, видеть его уже не могу». Вспоминаю вымученную улыбку Тараса и ощущаю себя жуткой эгоисткой. Сдалась мне эта выставка! Зато можно несколько часов побыть вместе с добрым хорошим парнем, в которого я влюблена, и выбросить из головы этот пентхаус с его хозяином, отвлечься ненадолго.

Мы с Тарасом эту неделю почти не виделись, и я соскучилась. После того что устроил Баев в нашей группе, прошло уже четыре дня, а я до сих пор еще не успокоилась. Хотя все упорно притворяются, что ничего не случилось. Все, включая Артема.

Я пыталась с ним объясниться, сказать, что он переборщил, что сделал только хуже. Что насилием не победить насилие! О его расправе вся академия узнала в тот же день. И теперь я стала неприкасаемой в том смысле, что до меня реально боятся дотронуться, боятся на меня смотреть, боятся разговаривать. Одногруппники не садятся со мной на занятиях, не общаются друг с другом при мне, но я чувствую, как от них исходят волны ненависти.

Только Тарас и Макс не боятся ко мне подходить, ну и Шелест по старой памяти делится со мной последними сплетнями. И все.

Баеву на это плевать. Он и слушать меня не стал — зыркнул так, что я рот захлопнула, даже о том, что все это дело рук Шумского, а Серега Асафьев просто исполнитель, сказать не успела.

«В кабинете жутко грязно, пыль на книгах и на глобусе. Ты знаешь, что такое глобус, Шанина?»

Урод! Ненавижу его! Не меня он защищал, а свой имидж, реноме хозяина академии. Чтобы держать всех в страхе и подчинении.

— Собираешься на выставку? Похвально!

Оборачиваюсь к Баеву, который иронично смотрит на меня, стоя в проеме открытой двери.

— Не собираюсь, — отрезаю я. — Другие планы.

— И какие же?

Мне не нравится его голос, взгляд, каким он на меня смотрит, его расслабленная поза, его скривившиеся в презрительной усмешке губы. Мне не нравится в этом человеке абсолютно все. Даже его одежда вызывает отторжение. Стильная, очень дорогая и брендовая. Она призвана подчеркнуть, насколько Баев далек от таких, как я.

— Я задал вопрос, Мира. Какие у тебя планы или это секрет?

— Не секрет. Я иду на «Осенний бал».

— С Кочетовым?

— С ним. И что? Нельзя?

Голос срывается, мне сложно сдерживаться. Баев ведет себя так, словно он мой хозяин.

— Твой выбор. Я предупреждал. Завтра к девяти утра две гостевые спальни должны светиться от чистоты.

Сволочь! Ненавижу!

Еду в кампус в отвратительном настроении. Не стала наряжаться. Во-первых, особо не во что, во-вторых, все равно буду выглядеть бедно и жалко рядом с «богатыми и знаменитыми», даже если б я взяла с собой свое платье с выпускного, в третьих, Тарас сказал, что придет в своих обычных джинсах и рубашке навыпуск.

А на мне плиссированная юбка выше колен в черно-красную клетку, черный топ и такого же цвета пиджак. На ногах тонкие колготки и кожаные сапоги. Хотя уже вторая половина октября, здесь относительно теплая осень и снега еще нет. Так что я совсем не мерзну, когда иду к главному корпусу. Внутри на первом этаже непривычно празднично — коридор светится разноцветными огнями, кажется, даже голограмму поставили. Слышу знакомый голос, когда у гардероба снимаю куртку.

— До трех ночи вчера пахали, — говорит кому-то Катя Ларченко. — Как обычно, всех дотационщиков согнали украшать первый этаж. Руки до сих пор дрожат, прикинь!

Она стоит вполоборота, в ярко-желтом коктейльном платье, волосы красиво уложены. Меня не видит, зато видит та девчонка, с которой разговаривает Ларченко.

— Ну, допустим, не всех. — Она выразительно улыбается, заставив Катьку обернуться. — Есть же у нас избранные.

Ларченко вспыхивает, поджимает губы, но молчит. Ее глаза красноречивее слов. Мы с ней не общались ни разу после вписки, старательно избегали друг друга, но я помню месседж Юльки — Ларченко явно знала про фотки в распечатках.

— Пошли отсюда. — Она хватает за руку подружку и тащит в сторону от меня. — А то хлоркой завоняло.

Последние слова я еле расслышала из-за громкой музыки.

Прокаженная!

— Мира, я тебе звонил, что не отвечаешь? — Меня в охапку сгребает Тарас, в его объятиях мне уже не так одиноко, но напряжение никуда не уходит. — Пойдем скорее, скоро начнутся выступления, надо занять хорошие места.

— Хорошее место — это то, где меня никто не увидит, — пытаюсь пошутить я. Тарас в отличие от меня чувствует себя в своей тарелке, добродушен и свеж как всегда.

— Забей уже, поверь, в академии постоянно что-то происходит, про тебя скоро забудут, я хотел сказать… ладно, пошли. Тебе понравится. Я обещаю.

Он берет меня за руку, и мы вливаемся в бурную реку студентов всех факультетов, возрастов, гендеров и социальных слоев. Нас выносит в актовый зал, где так же шумно и тесно, но можно найти свободные места.

Преподов не вижу, зато вижу парочку девчонок — явно уже навеселе. Они таращатся на нас, одна из них пьяным голосом спрашивает у Тараса:

— Твоя девушка, Кочет? Эта ж та вроде, что у Темного живет. Он в курсе?

Я вздрагиваю, Тарас тоже напрягается, но ничего не говорит, а потом влезает вторая, ярко накрашенная блондинка с огромными губами:

— Так вы встречаетесь или нет?

Они ждут его ответа. Я тоже жду. Очень.

— Нет, Олесь, не встречаемся, мы просто друзья, — негромко говорит Тарас, но его слова заглушают музыку и шум вокруг. — И мне для этого не нужно ничье разрешение. Ясно?

Девчонки пьяно улыбаются, откалывают какие-то шутки, понятные только им, я же тихонько вытаскиваю ладонь из руки Кочетова и иду искать свободное место. Одно.

Просто друзья. Мне больно и обидно. Тарас ничего мне не обещал, не признавался в любви, но он явно давал мне понять, что ему хорошо со мной, что я для него особенная, что он скучал по мне, что всегда рад видеть, что…

— Куда ты убежала? Еле нашел. — Тарас садится рядом и озабоченно вглядывается в мое лицо. — Ты как?

— Все отлично, — кривлюсь я. — Просто замечательно.

Он молчит, начинаются выступления, приветственную речь толкает помощница ректора по работе со студентами, я слушаю и тут же забываю. Смотрю на танец живота третьекурсниц и не могу вспомнить, кто выступал до них.