Остров живого золота - Анатолий Филиппович Полянский

Бога на свете, наверное, нет. Иначе он не допустил бы кровавой бойни, именуемой войной за демократию! Ну а черт? Милый старый черт умудрялся раньше скупать души оптом и в розницу за жалкие тридцать сребреников. А современные дьяволы приобретают твои потроха на вес доллара. Любопытно, во сколько оценивает себя Колклаф? Подворачивается миг, когда он может, не потеряв и капли голубой крови, поймать удачу…

Усталым жестом Колклаф пригладил волосы, сдул с лацкана мундира несуществующую пылинку и взглянул на Бенкрофта.

– Я слушаю, полковник!

– Что вас интересует, коммодор? – притворился Дафи.

– Мы серьезные деловые люди, полковник, или вы намеренно даете мне повод думать о вас иначе? Не будем играть в прятки.

– Если вы имеете в виду проведенную операцию, – как можно наивнее возразил Бенкрофт, стараясь выиграть время, – то, клянусь богом, она преследовала…

– Хватит! – раздраженно перебил Колклаф. – Вашу болтовню о гуманных целях и благе человечества я уже один раз терпеливо выслушал.

Он начисто отметал предыдущий разговор.

– А я-то надеялся вдохновить вас и Слайтера эпохальной миссией охраны биологической среды! – не растерялся Дафи.

Колклаф протестующе поднял руку и едко спросил:

– Ваша фирма совмещает свои интересы с благотворительностью, или я чего-то недопонимаю?

Бенкрофт расхохотался в полный голос. Впервые он позволил себе такую вольность в присутствии Колклафа. Разговор принял наконец удобный для него оборот.

– Вы прозорливы, господин коммодор, – польстил он Колклафу, – филантропы в чистом виде давно вымерли, как мамонты.

– Представьте, я именно так и предполагал, – съязвил Колклаф. – Продолжайте!

Как бы сдаваясь, Дафи вскинул руки.

– Истина проста, как яйцо суть яйца[37]. Вы разрешите? – Он вытащил из ящичка сигару и закурил. – В нашем бизнесе существует неписаный закон: чем пушнины больше, тем хуже.

– Почему?

– Она падает в цене. – Бенкрофт пыхнул сигарой, окутался дымом и поглубже уселся в кресло. – Для справки: в прошлом году японская фирма забила на Кайхэне что-то порядка тридцати с лишним тысяч зверей.

– Как же во время войны шкурки могли попасть на мировой рынок?

– Пути бизнеса неисповедимы. Существуют десятки тайных каналов для сбыта пушнины, – снисходительно пояснил Бенкрофт. – Наша компания уже понесла огромные убытки. Но история, к сожалению, повторяется. В этом году та же картина. Согласитесь, примириться с этим было бы преступно.

– Смотря для кого, – подал реплику Колклаф. – Для вашей фирмы, вероятно, так.

– Вот мы и приняли меры, осуществив их с вашей помощью, – сказал Бенкрофт, сделав ударение на слове «вашей». – Вы оказали фирме весомую услугу, и я уполномочен выразить ее признательность в достаточно конкретной форме… – Он решительно взмахнул рукой, предупреждая возражения: – Надеюсь, вы понимаете, плачу я не из собственного кармана. Будьте же благоразумны!

Бенкрофт вытащил заранее приготовленный чек. По лицу Колклафа пробежала тень. Он собрался было встать, но передумал. Открыл рот, чтобы возразить, однако не издал ни звука.

– Не беспокойтесь, коммодор! – участливо посоветовал Дафи. – Гарантирую, заработано честно, без обмана. Все, разумеется, останется между нами. А деньги, как известно, не пахнут… Ну, пока!

Он вылез из глубокого кресла, положил чек на стол и бесшумно вышел из кабинета.

Небо было серым, точно его выстелили шинельным сукном. В каких-нибудь двух милях от берега все затянулось сплошной сизой пеленой. Безжизненные волны нехотя перекатывались по заливу, вскипая на рифах грязной пеной, напоминающей густой молочный кисель.

Погода не предвещала ничего хорошего, и выходить в море сейчас было по меньшей мере неразумно. В любую минуту мог налететь шторм, а их легкие десантные катера не приспособлены для плавания при волнении свыше трех баллов.

Все это Толоконников час назад логично изложил командиру десантного отряда, чем снял с себя ответственность за последствия.

«Что вы предлагаете, инженер-капитан? – насмешливо спросил Свят. – Вести военные действия только летом, а от дождя и солнца прихватывать в атаку зонт? Но ведь не сегодня завтра нам придется в шторм, да еще под огнем противника высаживать десант».

Разговаривать со Святом что переливать из пустого в порожнее. Никто не возражает против тренировок, в которых неизбежен риск. Если случится бой, победу нужно добывать любой ценой. Определенный процент людских потерь даже заранее планируется в штабе. И на войне командир за потери не отвечает. Но сейчас подвергать всех неоправданной, больше того, ненужной опасности глупо. Закалка, и физическая и моральная, безусловно, нужна солдату, но заниматься ею можно и на берегу.

Толоконников давно уже отказался от мысли переспорить командира. Свят упрям. Он фанатично твердит: повторение – мать учения, – и гоняет людей до седьмого пота. Никакой гибкости!

Армейские порядки канонизированы до предела, и все же можно находить обходные пути. Рядом с дерзостью должна следовать разумная осторожность… Пусть Свят сломает голову сам, а он, Толоконников, должен видеть значительно дальше святовского носа.

Подошел Махоткин предупредить, что скоро начинается посадка на катера. Толоконников окинул старшину взглядом: сверкает, как медный пятак. Удивительно породистая внешность, а интеллигентности ни на грош! Такое несоответствие воспринималось инженер-капитаном как личное оскорбление. И его-то предпочитает Лидочка! Толоконников отказывался понимать, как милая, хотя и простенькая девушка могла увлечься неотесанным парнем с семилетним образованием, мужланом, не имеющим ни малейшего представления о правилах хорошего тона. Ну а уж если так случилось и лакомый кусок сам плывет тебе в руки, будь мужчиной, не проходи мимо…

– Как настроение, старшина? Оптимизма не поубавилось? – спросил Толоконников.

– С чего бы мне печалиться? – сдержанно отозвался Махоткин. Его ярко-синие глаза смотрели открыто и весело. – Следуем точно намеченным курсом. Сейчас боезапас загрузим – и в путь на раскрытых парусах.

«Еще и боеприпасы с собой тянем! – возмутился Толоконников. – Полная загрузка при такой-то волне!.. Вот она, святовская меднолобость. Чтоб все как положено, в облегченных условиях только к парадам готовятся… Лозунги, лозунги!..»

– Ветерок, сдается, не очень попутный, – заметил Толоконников.

– Ничего, – беспечно отозвался Махоткин, – пусть боец пообвыкнет, полезно. Море не люлька, к нему приучиться надо, чтоб не укачивало. Так что добрый ветер не повредит. Солдат обязан через все пройти.

Толоконников с неприязнью подумал: «И этот туда же! Неужели не понимает – командир просто одержимый?! Мало недавнего ЧП. Однокозов до сих пор в санчасти лежит».

– Бойцы прибывают, товарищ инженер-капитан. Пора на посадку и нам. Пошли?

Навстречу попался торопившийся к берегу Червинский. Он запыхался и на ходу протирал очки.

– А вы куда направляетесь, профессор? – удивился Толоконников.

– Как – куда? – сердито переспросил Червинский, водружая очки на нос. – Разве я не числюсь в составе отряда?

– Тренировки-то вам зачем? Тем более в скверную погоду?

– Но я такой же член коллектива, как и остальные!