Пройти лабиринт - Александр Меньшов

— Ты чему удивляешься? Сам же придумал: имя определяет сущность. Как там в песенке у капитана Врунгеля: «Как вы лодку назовете — так она и поплывет». Верно?

— Все в мире относительно, — сердито проговорил Велор. — Почему Кутх? И почему лоцман?

Петр Сергеевич усмехнулся и ответил уклончиво:

— Я здесь места хорошо знаю. Почему Кутх? Можно Куркыль. Или Ка-ар…

Велор непонимающе посмотрел на своего бывшего учителя.

— Как вы меня нашли? — хмуро спросил он.

— Ты оставил много следов, — снова улыбнулся Кутх.

Новое имя сильно резало слух.

— И чего пошли за мной?

— Будем считать, что я твоя энциклопедия.

— Неужели все знаете?

— Почти, — снова по-вороньи подмигнул Петр Сергеевич. — Это, кстати, — тут он показал на охотников, — семья Медведей.

— Настоящих? — съехидничал Велор.

Кутх вдруг посерьезнел и на секунду-другую задумался.

— Странно, что ты вообще нашел сюда путь, — вздохнув, произнес он. — Большинство пытается пройти с помощью каких-нибудь устройств. А ты, прямо-таки, «эволюционировал» и пошел сам. Но с таким «негативизмом» вообще сложно куда-то попасть. Тем более выйти в…

Мысль он не закончил.

— Почему эта семья Медведей на меня набросилась?

— Они хранители западной «двери».

— Что? — Велор прищурился.

Кутх не успел ответить: старший охотник, отец этой ватаги Медведей, подошел к тому и показал куда-то вправо. Речь его казалась опять набором каких-то непонятно-понятных слов.

— Чего он? — насторожился Велор.

— А ты сам не понял? — Кутх встал.

— Я не «энциклопедия»…

— Тогда прислушивайся. — Кутх повернулся к старшему и сказал: — Скази ще втора.

— Витр идеж вильмы дуг. Метаты снег зле. Худо быти.

— Ну что? Понял? — Кутх обернулся.

— Что-то понял, — Велор встал. — На каком это они говорят?

— На своем, — судя по всему, Кутха что-то раздражало.

Охотники собирались быстро. В прочем погода портилась не менее быстро.

Велор неохотно поднялся. Ему не хотелось никакой компании. Появилась даже мысль отстать по дороге и продолжить свой путь самому. Но старый Медведь поставил его в середину отряда. Следом пошел Кутх.

— Позволишь несколько вопросов? — решился Велор на объяснения.

— Валяй.

— Я все же не совсем понимаю, что это за место.

— Ну, допустим, что это… петля лабиринта во Вселенной… Вернее, это некое заповедное место Вселенной, в котором пространство и время изменили свои параметры…

— А название у этого места есть?

— Известно множество названий этого места: Великая земля, Земля жизни, страна Юности… э-э Сид, Хай-Бризейл… или Остров Буян… Лукоморье. Ты сомневаешься?

— Нет, — Велор говорил правду. — А что тогда такое «лабиринт»?

— Извини, но тут уж ты должен найти ответ сам.

«Другого ответа я и не ожидал», — усмехнулся про себя Велор.

— Ты где так ловко драться научился? — спросил Кутх. — Это интересует наших друзей, — он кивнул на охотников.

— В секции…

— Это, наверное, после меня, — сделал заключение Кутх.

— Да, после того, как мы с вами расстались, я через полгода пошел в клуб «Дао» на Спартаковском. Время было такое… сами знаете. Я тогда только сменил свою «философию» на более реальную… жизненную.

— И тренировки тебе помогли в этом?

— Помогли. На том этапе… Я оказался достаточно понятливым учеником.

— Ты всегда таким был. Только одно «но» — ты всегда полагаешься на свое мнение.

— По-моему так делает каждый. Если брать аналогию с физикой: то разум человека это «оптическая» призма… условно, конечно… И мир мы видим через неё искаженно. Каждый по-своему. Это и называется свое мнение.

— Логично… Тогда никто из нас истины не видит.

— Не видит, — согласился Велор. — Когда я только начал заниматься стилем «кёкусинкай», то имел уже за плечами истину, так скажем, от вас. Там она разбавилась новыми темами и перешла на следующий круг… И там тоже была свобода. Но только своя.

Велор закрутил головой, отчего захрустели шейные позвонки.

— У нас, — начал он, — неделя была разбита на три основных занятия: понедельник — техника, среда — «день улицы», пятница — «классика». Понятно, что основная часть учеников приходила в понедельник: технику ударов выполнять было легче всего. Но в этом-то и была загвоздка: достигнуть свободы можно было только при условии преодоления собственного страха. А для этого надо было участвовать в занятиях и в среду, и пятницу.

— Что такое «день улицы»?

— Сенсей делил нас на две группы: в первую входили «спортсмены», во вторую «хулиганы». Последним разрешалось биться без правил: в голову, в спину, по суставам… разве только пах оставался неприкосновенным.

— И кто побеждал? Пятьдесят-на-пятьдесят?

— Нет. Всегда побеждала «улица». Мне в первом же бою сломали нос… Я тоже несколько недель ходил только по понедельникам. Страшно было… Боишься боли, и боишься еще потому, что знаешь — победит противник. Перешагнуть через это тяжело, но перешагнув, ты приближаешься к свободе.

— А в пятницу?

— «Классика» — это еще одно испытание: ученик должен простоять «круг». Это когда все бойцы группы по очереди проводят с тобой кумите. На каждого по две минуты. Когда дошла очередь до меня: то четвертый по счету боец лоу-киком свалил меня на землю. А шестой попал точно в солнечное сплетение… Я расплакался… От собственного бессилия, что-то изменить…

Велор нахмурился:

— А изменить ничего нельзя. Это еще одна «призматическая» истина.

— Ты хоть раз выстоял?

Велор не ответил.

— А что было после клуба? — снова спросил Кутх.

— Шесть лет я ходил… Даже ездил на соревнования… один раз… Потом новый виток.

— Какой?

— Религия…

— Религия? — не понял Кутх.

— Я пытался найти свободу и в религии тоже… Очередное «додзё» — место, где ищут путь.

— И чьей религии? Буддизме, христианстве…

— Во всех.

— Представляю! — Кутх рассмеялся. — Вот это каша у тебя в голове.

— Почему? — обиделся Велор.

— Обычно, смесь религиозных взглядов…

— У меня не смесь. Я не брал от каждой религии то, что мне по душе! Я внимательно изучил каждую сторону «призмы».

— По душе! — хохотнул Петр Сергеевич. — И тебе, понятное дело, наверняка были «откровения»? — голос Кутха показался Велору вызывающим.

— Нет, — резко ответил он. — В отличие от адептов этих религий я остался непобедимым. Потому что настоящий воин ни с чем не борется.

— Морихей Уесиба? — продемонстрировал свою эрудированность Кутх.

— Да, О-Сенсей Уесиба.

— Что-то не видно, чтобы ты исповедовал его философию.

— А я и не исповедываю его философию. Я вообще не исповедываю ничью философию. У меня собственный путь.

— Ого! — расхохотался Кутх подобному заявлению.

— Помните, я к вам приходил тогда вечером?

— Помню.

— Может и хорошо, что тогда вы мне ничем не помогли.

Воздух заметно похолодел. Старый Медведь, часто останавливался, принюхиваясь либо щупая землю под ногами.

Спустя какой-то час группа вышла к старой землянке.

— Вот и наше убежище, — улыбнулся Кутх…

51.

Снаружи буйствовал ветер. Здесь в землянке было хоть и тесно, но очень уютно. Судя по всему семья Медведей была здесь часто.

Велор потихоньку раззнакомился с охотниками. Отца звали Свирепа, старшего сына — Ласка, среднего — Грызозуб, а младшего — Легконог.

«Прямо, как индейцы из племени могикан», — Велор никак не мог избавиться от ехидства.

Кутха, судя по всему, они знали. А главное — уважали. Это было видно по тому, как они слушали и выполняли его указания.

— Когда кончится этот буран, куда мы пойдем? — спросил Велор.

— Это тебе виднее. Куда ты шел?

— Я думал…

— Ты думал, что я тебя буду вести? — Кутх рассмеялся. — Я лишь сопровождение. А путь этот твой. И «истина» твоя. Это место — очередное твое «додзё». Продолжай искать путь…

— Колкости вам не к лицу… Если так, то…

— Не торопись отказываться от моей компании… Да и от их тоже, — Кутх кивнул на охотников.

Велор резко встал и ушел в другой конец землянки.

Они уже второй день сидели здесь. На улице вовсю гуляла непогода.

— Мне казалось, что на Буяне, или как там у этих…

— Ирландцев?

— Точно, у этих. Так вот они, по-моему, говорили, что здесь царит вечная весна.

— Ну, может, у них царит и весна. А у тебя — зима… Впрочем, у Афанасьева с Карамзиным тоже.

Велор обернулся, пытаясь сообразить, шутит Кутх, или говорит серьезно. Тот устало тер виски. Перехватив взгляд Велора, он пару секунд настороженно что-то обдумывал.

— Ты чего-то хочешь? — спросил он.

— Снова свела меня судьба с вами. Спрашивается: зачем?