Маскарад в стиле ампир - Джоан Смит

— Не имею представления.

— И почему она избрала Стенби в жертвы, а не кого-нибудь другого? Например, меня? Я строю из себя богатого простофилю, она это отлично понимает, но не пытается продать мне коллекцию стекляшек. Или вам. Вы ведь не совсем к ней равнодушны, не отрицайте. Так почему же все-таки Стенби?

Хартли нехотя улыбнулся.

— Не знаю, но спрошу у нее.

Понсонби нахмурился.

— Как так? Просто подойдете и спросите? Разве она скажет правду?

— У нее не будет выбора, я припру ее к стенке.

— Я бы этого не делал. Хочу сказать… она не леди Крифф, но она все же леди. Вам не кажется?

— Либо провинциалка, либо великолепная актриса. Кстати, раз уж речь зашла об объяснениях. Вы сами что здесь делаете, Понсонби? Убийца не станет скрываться в Блекстеде. Он удалился бы в деревенское имение и делал вид, что ничего не случилось. В газетах не было сообщения о вашей дуэли.

— Наверное, Додди оклемался. Он не плохой парень, я только рад этому.

— Вы говорите правду? Мы ничего подобного не слыхали. А теперь выкладывайте, что вы делали в комнате Стенби?

— Был пьян. Попал по ошибке.

— Нет, дружище. Вы были так же трезвы, как в тот вечер, когда появились в гостинице. Думаю, что нас с вами привело сюда общее дело. Мы могли бы сотрудничать как коллеги.

Понсонби помолчал, потом сказал:

— Возможно, вы правы. Скажите, что у вас на уме?

Хартли оглянулся, чтобы убедиться, что их не подслушивают.

— Давайте лучше пройдемся, здесь много лишних ушей. У меня целый рассказ… и предложение, мистер Понсонби. Или лучше называть вас лорд Эверли?

— Откуда вам известно, мое имя, черт возьми?

— Мне неизвестно. Вас узнал мой лакей Мотт. Вы вместе учились в Харроу [16]. Может быть, вы его лучше вспомните под именем лорда Рудольфа Синклера?

— Так это Руди? Я подумал, что он очень похож. Но это было так давно. Что все-таки происходит, Хартли?

— Именно об этом я и хочу рассказать.

Они медленно пошли вдоль берега.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Джонатону было не особенно интересно следовать за Хартли от гостиницы до бухты, но именно таков был маршрут этого джентльмена. Вскоре к Хартли присоединился Понсонби, и оба стали прогуливаться вдоль берега — туда и обратно, и так без конца. Следовать за ними на расстоянии, достаточном, чтобы расслышать разговор, было невозможно. Пару раз Джонатон попытался подкрасться поближе, но Понсонби как будто чувствовал что-то и принимался подозрительно оглядываться. В конечном итоге Джонатон отказался от мысли следить за ними и вернулся в гостиницу. Через полчаса он снова спустился к заливу и понял, что ничего не потерял, так как оба джентльмена продолжали прогуливаться вдоль берега, поглощенные беседой. Джон отвел Вихря в стойло и подошел к двери дома почти одновременно с ними.

— Надо найти Стенби и посмотреть, готов ли он к игре, — сказал Понсонби.

— Вы идите и приготовьте все, что нужно, — ответил Хартли. — А я переговорю с Моттом. Скажите Буллиону, что сегодня мы играем втроем. Местные делают мизерные ставки. Спросите, не найдется ли для нас небольшой отдельной комнаты, чтобы нам не мешали.

Хартли заглянул в Большую гостиную, прежде чем подняться в номер — парочка все еще сидела у камина. Джонатон вслед за Хартли тоже заглянул в комнату. Сердце его больно сжалось при виде сестры, все еще находившейся в обществе Марча. Он видел, как напряжена она была. Мойра могла сорваться в любую минуту. Зашел Понсонби и позвал Стенби. Мойра не скрывала облегчения. Джон сел рядом с сестрой на диван.

— У тебя такой вид, словно тебя трепали собаки, леди Крифф, — сказал он сочувственно. — Нелегко было?

— Омерзительно. Он все время старался прикоснуться ко мне, — с отвращением ответила ему сестра. — Но дело стоило жертв. Пойду в комнату, прилягу. Голова раскалывается. Попроси Буллиона положить изумруды на место в сейф, Джонатон. — Она сняла ожерелье и подвески и передала их брату. — Он должен быть в конторе сейчас.

— Я останусь здесь и понаблюдаю. Но они хотели просить об отдельной комнате. Тогда у меня вряд ли что-то получится.

— Что делал Хартли, когда ушел, не кончив обеда?

— Стоял у воды и смотрел на море, словно собирался топиться. Потом подошел Понсонби, и они долго прогуливались вдоль берега. Мне не слышно было разговора, но было заметно, что оба увлечены беседой. Мне кажется, они с Понсонби заодно.

— Очень возможно. Понсонби хочет, чтобы его считали дураком, но переигрывает, таких придурков никто в жизни не видел. Слава Богу, что Хартли любит карты, пару часов будет занят ими. Можно хоть передохнуть.

Мойра вышла. Джонатон понес «изумруды» Буллиону. Навстречу ему попался выходивший из конторы Понсонби.

— Очень любезно с вашей стороны разрешить нам воспользоваться вашей семейной гостиной, Буллион. Сейчас приведу остальных. Да, не откажите в любезности принести нам бутылочку вашего отличного бренди.

Он удалился, а Буллион взял изумруды.

— Джентльмены собираются делать высокие ставки сегодня, — заметил Джонатон как бы между прочим.

— Да. Кто-то потеряет солидную сумму, ну а кто-то разбогатеет. Не понимаю, что заставляет их рисковать, но это их дело, они входят в азарт, а мое дело создать условия. Советую вам держаться от греха подальше, сэр Дэвид.

— Непростительная трата времени и денег. Я с большим удовольствием займусь латынью. Не пошлете ли одну из служанок к нам с чаем? Он не даст заснуть.

— Буду счастлив услужить. Ее Светлость тоже будет пить чай?

— Думаю, да. Не беспокойтесь, Буллион, я сам попрошу Сэлли.

Джонатон нашел Сэлли и остановился поболтать с ней. Он узнал, где находится семейная гостиная Буллионов — там должна была проходить игра в карты. Окно выходило на задний двор и бухту. Если окно не закроют, можно будет подслушать разговоры.

— Сэлли, окно не нужно плотно закрывать, пусть будет приоткрыто. Джентльмены курят сигары, будет очень душно и накурено.

— Хорошо, — согласилась девушка. Они к этому времени вошли в комнату — небольшую и весьма скромно обставленную. Сэлли подняла ставни, чтобы проникал воздух.

— Принесу пару блюдец, будет куда складывать окурки. От них жутко пахнет. За неделю не выветришь. Чай, наверное, готов, я его сейчас отнесу наверх.

— Я отнесу сам, — Джонатон дал ей двухпенсовик, девушка осталась довольна его щедростью.

Мойра испытывала сильную головную боль после долгого пребывания в обществе Стенби. Он вел себя отвратительно, все настойчивее пытаясь ухаживать за ней — держал ее руку в своей, уверял, что она очаровательна. Говорил ли он те же слова ее матери? «Восхитительна, клянусь Богом!» Брр! Как могла ее мать терпеть этого слизняка? Хотя в то время он был моложе и не намного старше матери. Бедная женщина не могла знать, что он собой представляет. Стенби отнюдь не безобразен, а мать тогда ужасно страдала от одиночества. Она родилась и выросла в сельской местности, и была неопытна, плохо знала людей. Стенби, должно быть, показался ей завидным кавалером. Но эти лягушачьи глаза! Ее передернуло от отвращения, она плотнее закуталась в шаль.