Мера Любви - Франц Энгел

Граф первым же вечером так вызубрил примеры, записанные для него Джованни, что на следующий день ему совсем не интересно было их повторять. Даже когда он закрывал глаза, и тогда лист стоял перед ним, — столь прочно врезался он память. В среду де Бельвар решил, что его добрый друг задал ему слишком мало. Граф пребывал в полной уверенности: разбуди его среди ночи, и он без запинок расскажет все, что ему было велено выучить.

— Совсем вы, мессир, скоро ученым заделаетесь, и я вам стану без надобности, — повторял Арнуль каждый раз, когда заставал де Бельвара за уроками.

На четвертый день граф не выдержал и отправился в Силфор. Он нашел Джованни в соборе, был Великий четверг, только что закончилась месса, каноники мыли алтарь.

— Гийом, что случилось? — с тревогой спросил Джованни, никак не ожидавший увидеть де Бельвара раньше Великой субботы.

— Вот, — граф протянул ему старательно исписанный лист, — я все выучил.

Джованни в умилении улыбнулся, поглядев на каракули де Бельвара.

— Дай-то Бог, чтобы вашего рвения надолго хватило, — сказал он. — Вы молодец, Гийом. Подождите меня немного, я сейчас тут закончу и буду в вашем распоряжении.

Однако скоро закончить дела в соборе Джованни не удалось, подготовка к Пасхе требовала от него слишком больших затрат времени и терпения. Де Бельвар остался в церкви и наблюдал за его почти тщетными стараниями. Каноники бурчали, теряясь в присутствии графа, при нем у них и вовсе ничего не получалось.

— Бывают же такие бестолковые люди, — вздохнул Джованни, усевшись на скамью рядом с де Бельваром отдохнуть.

Де Бельвар серьезно кивнул, совершенно разделяя мнение друга относительно умственных способностей его каноников.

Так он и проболтался до вечера по собору без толку, мешая каноникам, которые забрали себе в голову, будто граф решил ни с того ни с сего их контролировать.

— Совсем от него житья не стало, — ворчал архидьякон Фольмар, отворачиваясь от испытующего графского взгляда. — Смотрит так, словно готов душу вынуть.

Время быстро клонилось к вечеру, и де Бельвару пришлось уехать ни с чем. Сердечно простившись с Джованни и уверив его в том, что он совершенно не считает себя вправе как-либо укорять своего друга за его обремененность обязанностями, которая одна только и помешала их более тесному общению, де Бельвар отправился восвояси несколько опечаленный. Рассуждая по дороге сам с собою, он решил придумать, чем бы занять себя, и вспомнилось ему, как долго он не охотился. Однако де Бельвар тут же спохватился, что назавтра Страстная пятница, а ему, как другу епископа, не пристало пренебрегать церковным календарем. Делать нечего, пришлось графу оставаться весь следующий день дома, в Силфор он поехал вновь к Навечерию Пасхи, как то и следовало.

Служба в тот раз показалась де Бельвару слишком длинной, каноники старались, из кожи вон лезли, граф подумал, что это все из-за него, он не знал об уловке Джованни, посулившем каноникам денег ради праздника. По окончании мессы почти вес каноники и некоторые чрезвычайно набожные прихожане остались на ночное бдение, де Бельвар послал оруженосца просить Джованни прийти в епископский дом. Джованни сказал декану, что пойдет немного отдохнуть. Граф ждал его в нижней зале, он уже приказал поставить стол и первым делом преподнес Джованни подарки: мясные пироги и богато вышитую скатерть, переданные вдовствующей графиней и девушками. После взаимных поздравлений они вдвоем уселись за стол, застеленный новой скатертью, разговеться пирогами. Граф приказал подать своего лучшего вина. Джованни накинулся на кусок пирога, мало заботясь о приличиях, словно долго голодал. Он быстро захмелел, смеялся шуткам де Бельвара. Они сидели так близко, болтали так непринужденно. И слишком как-то бросалось в глаза, что Джованни — совсем еще мальчишка. Глядя на него, графу куда легче можно было бы позабыть о его епископском сане, нежели помнить об этом. Де Бельвар никогда до сих пор Джованни таким не видел и поймал себя на мысли, что и не ожидал увидеть.

— Жан, я смотрю, у вас сегодня настроение хорошее, — сказал он, подливая другу вина.

Хватит, хватит, — попытался остановить его Джованни, — а то мне еще на бдение возвращаться. И вообще, не смешите меня так, еще моя бабушка, мать моей матери, говорила: сильно смеяться — к слезам.

— Глупости, — ответил де Бельвар.

Абсолютные, — фыркнул Джованни. Он был в таком состоянии, что, как говорится, только палец покажи. — Но мне и вправду в церковь надо, — Джованни попытался принять серьезный вид. — А вы, Гийом, оставайтесь здесь спать.

«Здесь» — это у вас что ли? — с шутливым вызовом спросил Де Бельвар. — Вот еще, в самой дешевой гостинице и то лучше устроишься. Где вы мне спать прикажете, на скамье? Кровать-то у вас узкая, все одно походная.

— Да перестаньте, меня же всю ночь не будет, — опять засмеялся Джованни.

— Так она для меня одного узкая, — граф тоже смеялся.

— Мое дело предложить, ваше дело отказаться, — пожал плечами Джованни. — Если уж вы твердо решили не пользоваться моим гостеприимством, открою вам тайну, — моя кровать не только узкая, а еще и скрипучая.

— Вот-вот, только такого гостеприимства от вас и можно ожидать, — де Бельвар разлил по кубкам очередную порцию вина. — За вашу достойную удивления неприхотливость!

— Нет, правда, не поедете же вы на ночь глядя в Стокепорт, — не отставал Джованни.

— Не беспокойтесь, не поеду. Я остановился у одного силфорца, купца-перекупщика, моего давнишнего знакомца. Может, вы его знаете? Тибо Полосатый.

— Почему Полосатый?

— Одевается пестро, — де Бельвар отрезал себе большой кусок пирога. — Надо вам его представить, он человек дельный, надежный и держать себя умеет. Он в юности оруженосцем был, при пуатевинском дворе кормился, рыцарем хотел стать, да только денег ему недоставало. На турнирах не каждый может себя проявить, не для всех годится пример Марешаля, да и на войне ему что-то не везло.

— А кто это, Марешаль? — спросил Джованни.

— Пройдоха, каких мало, я вам потом как-нибудь про него расскажу. Так вот, этот Тибо Полосатый, который тогда еще не прозывался Полосатым, решил сначала на вооружение себе подкопить, торговать принялся, заказывал товары в Аквитании и доставлял местным модникам сюда, в Англию. Товар у него всегда был самый куртуазный, французский да запиренейский. Так и повелось, втянулся он в это дело, и через несколько лет удачной торговли посчитал себя уже не годным для рыцарской жизни. С тех пор и торгует по всему северу до самой Шотландии, что ему ни закажи, достанет. Вино вот это, из Перигора, музыкальные инструменты, книги. Если вам надо, найдет, какую скажете. Ткани редкие, гобелены, ковры, — все, что требуется. У него здесь, в Силфоре, резиденция, как он это называет. Из-за торговой развилки Честер — Йорк — Ланкастер. Дом небольшой, но роскошный, и меня там дожидаются, я обещался. Тибо нам с вами, Жанн, пригодится еще, — добавил граф, — в Силфоре коммуны нет и не будет, пока я жив, но горожане устраивают промеж собой советы, не гласно, а Тибо на эти их посиделки вхож, так что он мне все их секреты передает.

— И силфорцы не знают? — удивился Джованни.

— Куда там, они ж дураки, — де Бельвар потянулся и зевнул.

— Ступайте тогда с Богом к своему Тибо Полосатому и ложитесь спать, завтра с утра крестный ход, — Джованни поднялся из-за стола.

— Вам бы, как и мне, отдохнуть не мешало, Жан. Завтра у нас длинный день, — де Бельвар поднялся тоже. — Я послал сообщить нескольким своим баронам, у кого земли поблизости, что буду на Пасху у вас в Силфоре, так что ждите гостей.

— Вы мне только теперь это говорите?! — всполошился Джованни.

— Да что с вами, Жан? Они все мои вассалы, — граф хитро подмигнул Джованни, — а мои вассалы — ваши вассалы.

— Странная шутка, я ведь тоже ваш вассал, — смутился Джованни.

— Может, для всех прочих — да. Но для меня… — де Бельвар не умел, да и не любил выражать свои чувства, возможно оттого, что ему никогда еще не доводилось этого делать, поэтому он оборвал себя на полуслове. — Хотя, конечно, вы обязаны мне помощью и советом, — сказал он, — оставайтесь с Богом, Жан, и покойной ночи.

— Идите с Богом, Гийом, — вздохнул Джованни, — завтра увидимся.

ГЛАВА XXX

Об октаве Пасхи

Утром прибыли бароны честерского севера, среди них знакомый Джованни господин Аштона и его приятель, владелец Дунхам-Месси, а также могущественный барон де Ласи, констебль де Бельвара. Вместе с баронами понаехало множество служилого люда. Дряхлая постройка церкви Святой Марии Силфорской, казалось, не выдержит такого количества народу в своих старых стенах и развалится по трещинам, как расползается по швам вытертая ткань. Не спавший ночь Джованни ухитрился безошибочно провести всю праздничную службу, но благословив наконец паству и удалившись в сакристию, сразу почувствовал себя безмерно уставшим. Он даже мечтательно взглянул на сундук с облачением, прикинув, можно ли было бы на нем разместиться поспать. Из этого рассеянного состояния его вывел оруженосец де Бельвара, доложивший, что граф требует Джованни в епископский дом. Оруженосец так и сказал: «Требует». Джованни пробурчал: «Господи, ни минуты покоя», — и поплелся домой. Едва переступив порог, он сразу догадался, в чем дело. Ему доставили с рынка припасы на подарки каноникам. Граф стоял над этими подарками, скрестив руки на груди.