Скованный ночью - Дин Кунц

Если бы цилиндрическая петля не была прикрыта щитком, если бы в нашем распоряжении были мощные приспособления, сверла с алмазными наконечниками и уйма времени, чтобы высверлить эти шарниры и выбить ось…

В каждой поверхности комнаты шла битва света и тьмы. Батальоны теней сшибались с армиями света еще яростнее, чем прежде; все это сопровождалось воем и свистом невидимого ветра и несмолкающими воплями призраков.

…но даже если бы удалось сломать петлю, дверь осталась бы на месте, потому что мощные болты, вкрученные в заранее приготовленные гнезда, надежно прикрепляли ее к стальному кольцу вокруг косяка…

Вопли. Казалось, они приобрели материальность и заливали мне уши, пока я не почувствовал, что вот-вот взорвусь. Я открыл рот, чтобы избавиться от черной энергии этих призрачных криков.

Пытаясь сконцентрироваться, я прищурился, посмотрел на дверь и понял, что с ней не справилась бы даже бригада профессиональных вскрывателей сейфов. Здесь мог помочь только взрыв. Следовательно, эта дверь была предназначена не для того, чтобы сдерживать простых людей.

И тут мне наконец открылась страшная правда. Целью легированной двери было предохранение не от проникновения людей, избыточного давления или вируса. Нет, речь шла о чем-то более крупном, сильном и смертельно опасном. О какой-то дьявольщине, которую было бессильно представить даже мое живое воображение.

Я выключил фонарь, отвернулся от двери и окликнул Бобби.

Завороженный шоу света и тени, загипнотизированный шумом ветра и криками, он не слышал меня, хотя находился не далее как в трех метрах.

— Бобби! — крикнул я.

Едва он повернулся ко мне, как по комнате пронесся порыв ветра, растрепавший нам волосы и чуть не сорвавший с меня куртку, а с Бобби — гавайскую рубашку. Ветер был горячим, влажным, пахнущим смолой и гнилыми растениями.

Я не мог понять, откуда он взялся. В безукоризненно гладких стенах комнаты не было ни вентиляционных решеток, ни каких бы то ни было отверстий, не считая круглой двери. Если стальные плиты, прикрывавшие несуществующую дверь, тоже были миражом, то ветер мог дуть только через тоннель, соединявший яйцевидную комнату с воздухонепроницаемой камерой; однако казалось, что он дует сразу со всех сторон.

— Свет! — крикнул я. — Выключи свет!

Но прежде чем Бобби выполнил мою просьбу, зловонный ветер принес еще одно подтверждение собственной реальности. Через изогнутую стену прошла фигура, как будто полтора метра армированного железобетона были облаком тумана.

Бобби обеими руками схватился за ружье и выронил фонарь, не успев его выключить.

Астральный гость был пугающе близко, менее чем в шести метрах от нас. Из-за игры света и тени, служивших постоянно меняющимся камуфляжем, я не смог рассмотреть нарушителя границы. Сначала он показался мне человеком, потом машиной и наконец огромной тряпичной куклой.

Бобби не выстрелил только потому, что все еще считал увиденное иллюзией, миражом, галлюцинацией или и тем и другим вместе. Я судорожно цеплялся за ту же мысль, но все рухнуло, когда пошатывающаяся фигура устремилась к нам.

Стоило ей сделать три неверных шага, как я увидел человека в герметичном костюме из белого винила. Похоже, этот наряд был вариантом костюма, разработанного НАСА для космонавтов, но предназначенным не для предохранения хозяина от ледяного межпланетного вакуума, а для изоляции от смертоносной инфекции биологически загрязненной окружающей среды.

Белый шлем с нависающим забралом мешал видеть лицо пришельца, так как в плексигласе отражались отблески светового шоу. На шлеме было выведено по трафарету: ХОДЖСОН.

То ли Ходжсон был ослеплен фейерверком, то ли (что более вероятно) ослеп от страха, но он не видел нас с Бобби. Он влетел с криком более громким, чем те, которые еще доносил гнилой ветер. Отойдя от стены на несколько шагов, он повернулся к ней лицом и вытянул обе руки, словно отбивался от нападения врага, которого я не видел.

Затем Ходжсон задергался, как будто в него попало несколько крупнокалиберных пуль.

Я не слышал выстрелов, но инстинктивно пригнулся.

Ходжсон рухнул навзничь. Он полулежал-полусидел, опираясь на баллон с воздухом и ранцеобразную ректификационную систему, прикрепленную к спине. Его руки бессильно повисли вдоль туловища.

Мне не требовалось рассматривать Ходжсона, чтобы понять, что он мертв. Я не имел представления, что могло его убить, и не собирался выяснять это.

Но если он уже был призраком, то как мог умереть снова?

На некоторые вопросы лучше не отвечать. Любопытство — двигатель прогресса, но оно никуда не годится, если заставляет тебя изучать строение зубов льва по ту сторону его пасти.

Я наклонился, подобрал фонарик Бобби и выключил его.

Ярость ветра тут же утихла, подтвердив гипотезу о том, что для инициации столь лихорадочной активности было достаточно лучей двух фонариков.

Вонь дымящейся смолы и гниющей растительности тоже ослабела.

Я поднялся на ноги и снова посмотрел на дверь. Она была на месте. Огромная, сверкающая. И слишком реальная.

Хотелось уйти отсюда, но я не мог сделать ни шагу. А вдруг дыры в стене не окажется и кошмарный сон превратится в кошмар наяву?

Однако световое шоу продолжалось с прежней силой. Когда мы выключили фонари в прошлый раз, оно длилось недолго, но, как видно, теперь накопило больше энергии.

Я подозрительно осмотрел стены, пол и потолок, ожидая, что вот-вот на их опалесцирующем фоне возникнет другая фигура, более угрожающая, чем человек в биозащитном костюме.

Бобби шагнул к Ходжсону. Видимо, дезориентирующее влияние светового шоу не лишило его чувства равновесия.

— Брат, — предупредил я.

— Спокойно.

— Не надо.

У него было ружье. Он верил, что это защита.

Я же считал, что оружие потенциально так же опасно, как и фонари. Пули, не попавшие в цель, со страшной скоростью срикошетировали бы от стены к потолку, а от того к полу. Кинетическая энергия каждого кусочка свинца могла передаться этому стекловидному материалу и вызвать новые феномены.

Ветер сменился легким бризом.

Однако в каждой искривленной поверхности еще пылали и мерцали фейерверки, вращающиеся колеса голубых огней и оранжево-красные фонтаны вулканической лавы.

Круглая дверь казалась обескураживающе твердой.

Никакой призрак не выглядел так достоверно, как тело в костюме космонавта. Ни Джейкоб Марли, гремящий костями в Скрудже, ни Рождественский Призрак Будущего, ни Белая Дама Авенеля, ни тень отца Гамлета, ни даже сам Каспер.

Я удивился, обнаружив, что могу держаться на ногах. Возможно, кратковременная утрата чувства равновесия была вызвана не игрой вращающихся пятен света и тени, а эффектом, похожим на внезапный рост давления, который заглушил наши голоса и затруднил дыхание.

Жаркий ветер и вонь, которую он нес, исчезли. Воздух снова стал холодным и неподвижным. Вой ветра тоже начинал стихать.

Пора было и лежавшему на полу человеку в костюме космонавта превратиться в облако водяного пара, подняться в воздух и исчезнуть. Духу следовало возвратиться в царство теней. Ну, скорее… Прежде, чем мы успеем посмотреть ему в лицо. Пожалуйста.

Уверенный, что отговорить Бобби не удастся, я последовал за ним. Бобби был в том же лунатическом состоянии, в котором он седлал шестиметровые волны, которые напоминали вставших на дыбы бегемотов. Его обычная расслабленность сменилась полной сосредоточенностью камикадзе. Если уж он встал на доску, то проделает весь путь до конца барреля… и однажды уйдет из жизни.

Сияние стены яйцевидной комнаты сильно поблекло, и рассмотреть Ходжсона было трудно.

— Свет, — сказал Бобби.

— Глупо.

— Тогда я сам.

Неохотно согласившись посмотреть на зубы льва с обратной стороны, я подошел к телу справа, а Бобби — слева, сделав это куда менее осторожно. Затем я включил фонарь и направил луч на чересчур твердое привидение. Луч трепетал, но я быстро справился с дрожью в руках.

Забрало шлема было тонированным. Одного фонаря не хватало, чтобы рассмотреть выражение лица Ходжсона.

Он — или она — был неподвижным, безмолвным, как могильная плита, и бесповоротно мертвым, несмотря на свою призрачность.

На его груди красовалось изображение американского флага, а прямо под ним — мчащийся на всех парах локомотив. Эта картинка периода дизайна в стиле арт деко явно была выбрана в качестве логотипа данного научного проекта. Хотя образ был дерзким и динамичным, без всякой таинственности, я готов был дать на отсечение левую руку, что этот Ходжсон был членом команды «Загадочного поезда».

Единственной другой отличительной чертой передней части костюма были шесть отверстий вдоль живота и груди. Припомнив, как Ходжсон повернулся лицом к стене, из-за которой появился, выставил руки, защищаясь, и задергался, словно в него попала автоматная очередь, я решил, что эти отверстия являются дырками от пуль.