Грязная Земля (СИ) - Окольнов Юрий

Ну а Алиса вышла к доске. Глубоко вдохнула, оглядела класс. Сердце сильно стучало. Лицо было горячим. Общее ощущение происходящего было чуть нереальным. И это помогало пережить и Изольду, глядящую с лёгким пренебрежением, и храпящего на задней парте Пахана. Она зацепилась взглядом за Лёшика, который с интересом глядел на неё. Нашла Петю, который ей широко улыбнулся и показал сжатые кулаки — мол, давай! Алиса улыбнулась в ответ, подняла распечатку — и начала:

— Вы все наверняка слышали разные истории про экологию Земли. Кто-то говорит, что климат меняется. Кто-то говорит про глобальное потепление. Кто-то, наоборот, про глобальное похолодание. Учёные спорят, есть разные теории и гипотезы, и мы не будем на них останавливаться. Я бы хотела кратко коснуться тех экологических проблем, которые точно существуют, общепризнанны и касаются каждого из нас. Многим кажется, что наша страна очень велика. Им кажется, что у нас такие большие пространства, что можно бесконечно и безнаказанно загрязнять воздух и реки, возводить огромные свалки, игнорировать утечки нефти. Забавно, что именно об этом говорилось в первой книге про Зверобоя, он же Соколиный глаз, он же Натаниэль Бампо. Кто-нибудь читал?

Поднялось несколько рук — от друзей Алисы. Ей также показалось вдруг, что Изольда дёрнула руку — но может она просто муху прогоняла.

— Зверобой предупреждал американцев ещё в девятнадцатом веке, что природу не получится эксплуатировать бесконечно. Леса, животные, рыба — всё это можно легко истощить навсегда. Над ним смеялись. При этом в Америке были полностью уничтожены бизоны, и вообще исконная природа осталась только в национальном парке. Теперь её пытаются охранять и защищать. Но поздно.

Алиса сделала небольшую паузу, чтобы передохнуть.

— Ну так это у американцев же. А у нас Сибирь огромная и там дофига всего растёт! — подал кто-то голос.

— Да, пока ещё огромная и дофига. Но Сибирь выглядит вовсе не так хорошо. Просто про это не принято говорить. Река Ангара, например, стала практически неживой из-за чудовищно грязных стоков химкомбинатов. Самое обидное, что эти комбинаты заброшены. Их начали строить, а потом закрыли — но тратить деньги на нормальную очистку за собой никто не стал.

— Зато Байкал у нас самый чистый!

— Байкал уже вовсе не такой чистый. Токсичные отходы от работы советского бумажного комбината приходится убирать до сих пор, и это требует миллиардов! При этом множество туристов из разных стран относятся к озеру как к свалке, оставляя тонны мусора. Это ужасное бескультурье…

— Но Сибирь-то огромная, там много и других рек, кроме Ангары и Байкала!

— Много. Однако, речь не только о реках. Речь и о лесах. Уже много лет идёт огромная, широчайшая вырубка лесов в Сибири. Это вызывает осушение болот, затем лесные пожары — и погибает ещё больше лесов. Это замкнутый круг, вызванный бесконечной жадностью.

Раздались ещё голоса, но Алиса останавливающе подняла ладонь:

— И ещё важная информация — даже наш город уже пострадал от проблем с экологией. Были разливы нефти по реке, и там погибли животные. Часть леса невдалеке от города уже давно больна… И экологи связывают это с работой местных нефтехимических компаний…

— Такие обвинения доказывать надо, — голос Изольды был прохладным, но она рассматривала ногти, словно обсуждалась маловажная мелочь.

Алиса потёрла лоб:

— Ладно, речь сейчас не об этом. Точнее — проблема намного шире. Она в том, что человечество привыкло относиться к природе как к бесплатному источнику. Но текущий размер и аппетиты человечества уже не позволяют нам бесконечно пожирать природу. Горы пластика и другого мусора в развитых странах так велики, что их вывозят в Азию. Но и там они так огромны, что стали уже не горами, а островами. И вот уже в океане множество рыб полны пластиковых крошек — а ведь пластик не переваривается!

— Подумаешь, пластик в китайской рыбе! Тапки из него пусть делают!

Ребята засмеялись. Алиса вздохнула:

— Вообще, многие вещи, которые мы просто выбрасываем, можно было бы переработать и использовать заново. Например — делать вторичную ткань из старой одежды и шить из неё новую.

— Мусорная одежда, фу, — скривилась Изольда, машинально погладив пальцами шёлковую блузку.

Алиса внимательно глянула на Изольду:

— Однако же ты носишь шёлк, который сделали гусеницы, которые кушали листья, которые выросли на перегное, который является по сути чужими…

— Алиса, вот тут не надо углубляться, хорошо? — мягко попросила Юливанна.

— Нет уж, нет уж, пусть дорасскажет, — взгляд Изольды стал прицельным и не сулил ничего хорошего.

— В учебнике почитай, Изольда, — мило улыбнулась ей Юливанна.

Та фыркнула, но замолчала. А Алиса продолжала:

— Ладно, не об этом речь. Как я сказала, есть множество проблем, связанных с тем, что человечество пожирает больше, чем природа может дать. И мусора мы создаем больше, чем природа может переработать. И цель моего доклада — не напугать вас, а предложить обдумать — что бы вы хотели сделать, чтобы спасти природу? Не в смысле, что вы должны, не надо кривиться. Но, может, вы хотите создать стартап с вторичной одеждой, или сбором пластика, или изобрести новое биотопливо, или ещё что-то. Мы тут все в классе — биохимики. Даже если кто-то в школе учится только деньги считать.

— Спасибо, Алиса, я думаю, достаточно, — торопливо проговорила Юливанна.

На последней фразе Алиса внимательно глянула на Изольду и Пахана. Изольда вначале поглядела на Алису жёстко, а потом скривилась, пробормотала что-то вроде «нищим не понять» и расслабилась. Да и в самом деле — не собирается же Изольда работать простым инженером? Когда отчим это топ-менеджер нефтяной компании…

Ну а Пахан лишь всхрапнул.

Алиса вернулась на место. У неё в ушах звенело, в голове было горячо. Петя показал большой палец. Алиса улыбнулась с отсутствующим лицом. Юливанна подытожила:

— Хорошо. Как я уже говорила — жду желающих сделать новые доклады. Подходите с идеями, обсудим.

Прозвенел звонок. Ученики, переговариваясь. вышли из класса. Дарина подошла к Юливанне, но та отмахнулась — «в другой раз!». Сейчас у учительницы было другое, более срочное дело. Юливанна подошла к Пахану, растолкала его и потащила к директору — на суровый разговор.

Кирилл и явление

Кирилл сидел на полке в камере предварительного заключения. В углу на полу храпел вонючий пьяный мужик. В другом углу на полу сидел бритый щербатый зэк с синяком на глазу, который злобно зыркал на Кирилла.

Плевать.

Кирилл снова и снова обдумывал сложившуюся ситуацию и она ему категорически не нравилась.

Утром всё начиналось тихо и спокойно, а местами даже смешно. Когда он вошёл в полицейский участок, его встретил усталый сонный дежурный за окошком.

— Вам чего?

— Я это… Заявление хочу написать. О нападении, — Кирилл поколебался и добавил. — И попытке изнасилования.

— Ого! — Дежурный подобрался и хищно взглянул на Кирилла. — С повинной, значит?

— Да нет! — Кирилл даже засмеялся. — Я заявить хочу. На других.

— Э… — дежурный оглядел теперь Кирилла жалостливо.

Покачал головой, поцокал языком сочувственно:

— Парень, таким красавчикам как ты, лучше перетерпеть, чем прилюдно позориться. Подобру совет даю — лучше не выносить это на свет. Иначе потом до конца жизни за спиной будут тебе кости перемывать…

Вначале Кирилл не понял, о чем идёт речь:

— Что? Эээ… Вы о чём?

Потом сообразил, покраснел, его лицо напряглось в негодовании, а кулак на ремне сумки сжался:

— Да вы чего! Речь вообще не об этом!

Очевидно, перемена во внешности красавчика была достаточно угрожающей, чтобы дежурный перестал его жалеть и снова подобрался:

— Так чего ты мне тут мозги пудришь? Чего путаешь? На вот, бери бумагу и пиши!

Кирилл выдохнул, взял бумажку, взял образец и пошёл заполнять. Сочинения Кириллу никогда не особо удавались — но из образцов бланков он понял, что в заявлении писательский талант и не нужен. Всё описывается казённым, канцелярным языком, с неудобными оборотами. Его история, расписанная с минимумом подробностей, уместилась буквально на полстраницы. Фамилию Венечки он не знал — но имелся адрес, что было к месту.