Пресс-тур - Андрей Поляков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет. Мало лет слишком было. Но слышал, о чем.
– Хорошо бы дожить до того момента, когда мы отсюда уберемся. Вот ты, Паша, как думаешь, выберемся мы отсюда?
– Я хочу вернуться к сыну. Все сделаю, чтобы выбраться.
С улицы послышался звук паркующейся машины. Хотя бы эти двое вернулись. У Алексея было веселое, но при этом красное и заплаканное лицо. Паша не стал спрашивать, что случилось.
– На заводе тоже эти твари, – сообщил спокойным голосом Семеныч. – Мы напрочь отрезаны от любых очагов цивилизации. Ваши предложения?
– А наша команда из жилого района не вернулась, только собака цела. Предложений нет.
– Предложение поужинать и напиться, думать с утра будем, – неожиданно для всех командным тоном и с резким акцентом произнесла Зульфия.
Люди невесело усмехнулись и принялись садиться за стол.
* * *
Кира налегла на тяжелую металлическую дверь и положила руку на защелку. Она была уже на пределе, события последних дней выжали из нее все соки, и она хотела побыть одна. В Москве она нередко выходила на крышу своей сорокаэтажки, что на Красной Пресне, курила, думала о жизни, новых проектах и смотрела на огни никогда не засыпающего, растущего ввысь города.
Странно, дверь моментально подалась, Герман тут же обдало морозом. Они же договаривались держать ее запертой, чтобы на них не напали сверху. Она прислушалась, а потом с опаской выглянула на улицу.
На самом краю парапета, покачиваясь и смотря вниз, стоял Илья. В одной руке бутылка виски, в другой – сигарета. Кира поняла, что парень подумывает о прыжке.
– Если ты скинешься, то больше никогда меня не увидишь. А я классно изображаю Карди Би, – крикнула она первое, что пришло в голову.
Илья повернулся и пристально посмотрел на нее. Потом засмеялся сквозь слезы и чуть не поскользнулся.
– Слезай. Мы недоговорили, – сказала Кира.
Он послушался.
Девушка медленно приблизилась, взяла у него из руки бутылку, хлебнула, глядя в глаза, а потом обняла. Он уткнулся ей в плечо и зашелся в горестных рыданиях. Герман смотрела на редкие огни Краснополярска, гладила взъерошенные волосы и повторяла, что все будет хорошо, все образуется.
– Все будет хорошо. Мы просто свалим из этого города. Ты и я.
– Да кому я там нужен? Зачем теперь вообще жить?
– Мне нужен. Всегда надо продолжать жить. Никогда не знаешь, что может быть завтра, жизнь таит кучу приятных сюрпризов. – Кира повторяла наборы трюизмов, в которые сама не верила, лишь бы успокоить бедного парня.
– Зачем я тебе нужен?
– Понравился.
– А жить я у тебя буду как жиголо? Ты же звезда, – наконец пошутил он сквозь слезы.
– Там разберемся.
Илья потихоньку успокаивался.
– Я люблю одна стоять на крыше и смотреть на город.
– Я тоже, только не на крыше, тут не Москва, из хрущевки не насмотришься. Зато тут есть классный холм.
– Я бы сходила туда летом, если б не это все.
– Да, теперь навряд ли.
Они помолчали. Илья отстранился и хлебнул из бутылки. Кира потянулась за ней и задержала свои пальцы на его руке.
– Если б не ты, я бы, наверное, прыгнул.
– Чтобы больше о такой херне даже не думал, слышишь меня?
Он кивнул и полез за новой сигаретой.
– Не знаю, что на меня нашло. То есть знаю, но это не про меня. Просто очень больно от всего.
– Понимаю. Нет, если честно, не понимаю, со мной такого никогда не было. Знаю, что тебе больно. Держись.
Кира жалела парня, и в то же время в голове у нее крутилась мысль, что сильное горе вызывает прилив сексуальной энергии. Она об этом читала. Думала и о том, как на нее действует сильный стресс.
Кира положила руку Демьянову на плечо, пристально посмотрела в глаза и еще раз сказала:
– Держись. Все будет хорошо.
– Пойдем. Я замерз, давно тут стою.
Они направились к выходу. Перед дверью девушка остановилась и отняла у него бутылку. Она сделала глоток, а потом приблизилась и вопросительно на него посмотрела. Илья потянулся к ней, и Кира коснулась его губ своими.
* * *
Этим вечером, переходящим в ночь, они крепко напились. В отличие от кухни, бар гостиницы был набит до отказа арсеналом бутылок самого разного калибра. «Заказывали» самое дорогое спиртное, имеющееся в наличии, все подряд – вино, водку, шампанское, виски.
Олав потягивал неожиданно обнаруженное тут имбирное пиво российского производства, прокомментировал, что похуже, чем у его соседей-датчан, но сойдет. Илья и Кира тоже по очереди присоединились к ним, доели остатки холодного ужина и принялись за алкоголь. Девушка сидела рядом с парнем и держала его за руку. Паша старался не смотреть в их сторону и все больше налегал на спиртное.
Как это бывает на любой попойке, в результате дошло до братаний, грязных анекдотов, приставаний, обменов секретами. Владимир кокетничал с Зульфией, Алексей что-то втирал Олаву, покачиваясь, приобняв его одной рукой за плечи, а другой держа дымящуюся сигарету и стакан с виски. Норвежец громко смеялся.
– Представляешь, кабель взяли и спиздили! И подлодка без света осталась! Боитесь в Норвегии наших подлодок? – доносился задыхающийся от хохота пьяный голос Смирнова.
– Ох, Владимир, мне неловко! – хихикала Зульфия.
Самым трезвым оставался Семеныч, который временами ходил посмотреть на дверь и проверял, все ли в порядке. Амур немного отошла от того, что произошло на улице, и следовала за ним хвостом. Кира что-то шептала Илье. Он почти все время молчал и временами рассеянно кивал.
Запьяневший Орлов вяло продирался сквозь свои мысли. У него наступило то состояние, когда от алкоголя на душе становится только хуже. Всю жизнь он считал себя честным человеком, а пару месяцев назад прикарманил деньги компании для лечения сына. Поступок вроде бы во благо, и он не должен испытывать постоянных уколов совести, но родители всегда воспитывали его так, что кража была чем-то немыслимым. Он всегда считал себя верным, но теперь, забыв о жене, ревновал к какой-то мелкой девчонке, дурацкой блогерше, занимающейся съемкой видео для олигофренов.
Он вроде бы хороший, порядочный человек, но еще несколько часов назад думал – не бросить ли всех в отеле и пойти спасаться самому. Дерьмо, к тридцати годам в жизни вообще не остается черного и белого, одни бесконечные серые полутона. Смотришь на некоторых людей – вроде бы мрази, по которым плачет виселица, но у многих из них, как и у него, находятся мотивы и причины для их
