Пикник на обочине - Аркадий Стругацкий

— Г-гости? Кто? А, профессор Бойд? Очень приятно! Сейчас мы с ним дернем! Ричард, где вы, Ричард!..

Это Нунан слышал, уже сбегая по лестнице. А ведь они тоже боятся, думал он, снова усаживаясь в «пежо». Боятся высоколобые, боятся… Да так и должно быть. Они должны бояться больше, чем все мы, простые обыватели, вместе взятые. Мы просто ничего не понимаем, а они понимают, до какой степени они ничего не понимают. Смотрят в эту бездонную пропасть и знают, что неизбежно им туда спускаться, сердце заходится, а спускаться надо, а как спускаться, что на дне и, главное, можно ли будет потом выбраться… А мы, так сказать, смотрим в другую сторону. Слушай, а может быть, так и надо? Пусть оно все идет своим чередом, а мы уж проживем как-нибудь. Правильно Валентин говорит: самый героический поступок человечества — это то, что оно выжило и намерено выжить дальше. А все-таки черт бы вас подрал, сказал он пришельцам. Не могли устроить свой пикник в другом месте. На Луне, например. Или на Марсе. Такая же вы сволочь, как и все, хоть и научились сворачивать пространство. Пикник, видите ли, устроили. Пикник.

Как же мне получше обойтись с моими пикниками? — думал он, медленно ведя «пежо» по ярко освещенным мокрым улицам. Как бы половчее это все провернуть? По принципу наименьшего действия. Как в механике. На кой черт мне мой такой и такой инженерный диплом, если я не могу придумать, как мне ущучить эту безногую сволочь… Он остановил машину перед домом, где жил Рэдрик Шухарт, и немного посидел за рулем, прикидывая, как вести разговор. Потом он вынул «этак», вылез из машины и только тут обратил внимание на то, что дом выглядит нежилым. Почти все окна были темные, в садике при доме никого не было, и даже фонари там не горели. И это напомнило ему, что он сейчас увидит, и он зябко поежился. Ему даже пришло в голову, что, может быть, имеет смысл вызвать Рэдрика по телефону и побеседовать с ним в машине или в какой-нибудь тихой пивнушке, но он отогнал эту мысль. По целому ряду причин. И кроме всего прочего, сказал он себе, давай-ка не будем уподобляться всем этим жалким сволочам, разбежавшимся отсюда, как тараканы, ошпаренные кипятком.

Он вошел в подъезд, неторопливо поднялся по давно не метенной лестнице. Вокруг стояла нежилая тишина, некоторые двери, выходящие на лестничные площадки, были приотворены или даже распахнуты настежь — из темных прихожих тянуло затхлыми запахами сырости и пыли. Он остановился перед дверью квартиры Рэдрика, пригладил волосы за ушами, глубоко вздохнул и нажал кнопку звонка. Некоторое время за дверью было тихо, потом там скрипнули половицы, щелкнул замок, и дверь тихонько приоткрылась. Шагов он так и не слыхал.

На пороге стояла Мартышка, дочь Рэдрика Шухарта, из прихожей на полутемную лестничную площадку падал яркий свет, и в первую секунду Ричард увидел только темный силуэт девочки и подумал, как она сильно вытянулась за последние несколько месяцев, но потом она отступила в глубь прихожей, и он увидел ее лицо. В горле у него мгновенно пересохло.

— Здравствуй, Мария, — сказал он, стараясь говорить как можно ласковее. — Как поживаешь, Мартышка?

Она не ответила. Она молча и совершенно бесшумно пятилась к дверям в гостиную, глядя на него исподлобья. Похоже, она не узнавала его. Да и он, честно говоря, не узнавал ее. Зона, подумал он. Сволочь…

— Кто там? — спросила Гута, выглядывая из кухни. — Господи, Дик! Где вы пропадали? Вы знаете, Рэдрик вернулся!

Она поспешила к нему, на ходу вытирая руки полотенцем, переброшенным через плечо, — все такая же красивая, энергичная, сильная, только вот подтянуло ее как-то: лицо слегка осунулось, и глаза были какие-то… лихорадочные, что ли?

Он поцеловал ее в щеку, отдал ей плащ и шляпу и сказал:

— Наслышаны, наслышаны… Все времени никак не мог вы брать забежать. Дома он?

— Дома, — сказала Гута. — У него там один… скоро уйдет, наверное, они давно уже сидят. Проходите, Дик.

Он сделал несколько шагов по коридору и остановился в дверях гостиной. Старик сидел за столом. Один. Неподвижный и чуть перекошенный на сторону. Розовый от абажура свет падал на широкое темное лицо, словно вырезанное из старого дерева, — ввалившийся безгубый рот, остановившиеся, без блеска, глаза. И Ричард сейчас же почувствовал запах. Он знал, что это игра воображения, запах бывал только в первые дни, а потом исчезал напрочь, но Ричард чувствовал его как бы памятью: душный тяжелый запах разрытой земли.

— А то пойдемте на кухню, — поспешно сказала Гута. — Я там ужин готовлю, заодно поболтаем.

— Да, конечно, — сказал Нунан бодро. — Столько не виделись… Вы еще не забыли, что я люблю выпить перед ужином?

Они прошли на кухню, Гута сразу же открыла холодильник, а Нунан уселся за стол и огляделся. Как всегда, здесь нес было чисто, все блестело, над кастрюльками поднимался пар. Плита была новая, полуавтомат, значит, деньги в доме были.

— Ну, как он? — спросил Нунан.

— Да все такой же, — сказала Гута. — Похудел в тюрьме, но сейчас, кажется, отъелся.

— Рыжий?

— Еще бы! Это у него уже до смерти.

Гута поставила перед ним стакан «Кровавой Мэри» прозрачный слой русской водки словно бы висел над слоем томатного сока.

— Не много? — спросила она.

— В самый раз. — Нунан набрал в грудь воздуху и, зажмурившись, медленно влил в себя смесь. Это было хорошо. Он вспомнил, что по сути дела за целый день впервые выпил нечто существенное. — Вот это другое дело, — сказал он. Теперь можно жить.

— У вас все хорошо? — спросила Гута. Что вы так долго но заходили?

— Проклятые дела, — сказал Нунан. Каждую неделю собирался зайти или хотя бы позвонить, но сначала пришлось съездить в Рексополис, потом скандал один начался, потом мне говорят: «Рэдрик вернулся», — ладно, думаю, зачем мешать… к общем, завертелся я, Гута. Я иногда спрашиваю себя: какого черта мы так крутимся? Чтобы заработать деньги? Но на кой черт нам деньги, если мы только и делаем, что крутимся?…

Гута звякнула крышками кастрюлек, взяла о полочки пачку сигарет и села за стол напротив Нунана. Глаза ее были опущены.

Нунан поспешно выхватил зажигалку и дал ей прикурить и снова, второй раз в жизни увидел, что у нее дрожат пальцы, как тогда, когда Рэдрика только что осудили и он, Нунан, пришел к ней, чтобы дать ей денег, — она совершенно пропадала без денег первое время, и ни одна сволочь в доме не давала ей в долг. Потом деньги в доме появились — и, судя по всему, не малые, и Нунан догадывался откуда, но он продолжал приходить, приносил Мартышке лакомства и игрушки, целыми вечера ми пил с Гутой кофе и планировал вместе с ней будущую благополучную жизнь Рэдрика, а потом, наслушавшись ее рассказов, шел к соседям и пытался как-нибудь урезонить их, объяснял, уговаривал, наконец, выйдя из терпения, грозил: «Ведь Рыжий вернется, он вам все кости переломает…» — ничего не помогало.