Последняя ночь на Извилистой реке - Джон Ирвинг

Но зачем говорить руководству Эксетера о столь сомнительных элементах воображения Дэнни, от которых даже мистеру Лири делалось не по себе? Все эти крайности — следствия переходного возраста. Когда юный писатель повзрослеет, его уже не будут притягивать такие персонажи. Например, женщина, щеголявшая в мужской фланелевой рубашке и без лифчика. В рассказе Дэнни она выпила целых шесть бутылок пива, а затем изнасиловала заторможенного мальчишку! К чему в Эксетере знать о ней? (Мистер Лири и сам был бы не прочь отделаться от этого персонажа.) Или другая женщина, что жила на Чартер-стрит, близ кладбища Коппс-Хилл, в доме без горячей воды. Как помнилось мистеру Лири, у нее тоже была большая красивая грудь. Эта женщина фигурировала в другом рассказе Дэнни, и там он называл ее мачехой заторможенного мальчика. Но здесь он уже не наделял своего героя эпитетом «заторможенный». (В новом рассказе мальчик был «слегка свихнутым».)

Увечному отцу героя снились будоражащие сны о медведе и убитой индианке. Учитывая сладострастные наклонности мачехи «слегка свихнутого» мальчика, мистер Лири подозревал, что отец испытывал сверхъестественную тягу к толстым женщинам с выдающимися формами. Учитель вполне допускал, что юного писателя и самого тянет к таким женщинам. (Что еще более странно, мистер Лири и у себя начал ощущать нежелательный интерес к пышногрудым толстухам.)

Мачеха из рассказа была итальянкой, и это сразу же пробудило превратные мнения старого ирландца. Он тут же стал искать в ее характере признаки лени и излишеств и (к своему громадному удовольствию) убедился, что нашел замечательный пример вышеупомянутых «необузданных аппетитов», в чем мистер Лири уже давно винил итальянских женщин. Толстая итальянка из рассказа Дэнни была ненасытной по части купаний.

Главное место на ее скромных размеров кухне занимала громадная ванна. Поскольку в квартире была лишь холодная вода, итальянка грела ее на газовой плите в четырех больших кастрюлях, в каких итальянцы обычно варят макароны. Горелки под кастрюлями почти никогда не выключались. Столь частые омовения мачехи сильно будоражили ее эмоционально неустойчивого пасынка. Дверь его комнаты выходила прямо в кухню, и мальчишка, будучи не в силах лишь слушать бульканье воды и фырканье мачехи, провертел в двери дырочку.

Мистер Лири мог представить, сколь разрушительно действовали на психику пасынка эти постоянные подглядывания за голой мачехой! А как неистощим был юный Бачагалупо в описании подробностей! Например, когда сладострастная толстуха брила себе подмышки, на одной она оставляла клиновидный островок, который Дэнни сравнил с «аккуратно подстриженной бородкой эльфа».

— На какой подмышке? — спросил начинающего писателя мистер Лири.

— На левой, — не раздумывая ответил Дэнни.

— Но почему на левой, а не на правой? — удивился старый ирландец.

Бачагалупо-младший задумался, будто старался вспомнить весьма сложную последовательность событий.

— Она левша. Когда она бреет левую подмышку, то бритву приходится держать в правой руке. А правой у нее получается хуже, чем левой.

— Знаешь, это достаточно интересные подробности. Думаю, тебе нужно добавить их в рассказ, — посоветовал мистер Лири.

— Хорошо, добавлю, — ответил Дэнни.

Он любил своего учителя английского и делал все, чтобы оградить мистера Лири от насмешек и издевательств других мальчишек.

В школе к Дэнни не приставали. Конечно, в «Микки» были свои забияки, но они значительно уступали шантрапе из его прежней парижской школы. Но если Дэнни Бачагалупо задевали, он просто обращался к кому-нибудь из своей родни постарше, и тогда забияке крепко доставалось от одного из Калоджеро или Саэтта. По мнению Дэнни, его родственники смогли бы утихомирить и отребье из Западного Даммера.

Свои произведения Дэнни не показывал никому, кроме мистера Лири. Разумеется, мальчик писал Кетчуму длинные письма, но в них не было ни капли выдумки. Никто в здравом уме не отважился бы сочинить историю и попытаться выдать ее Кетчуму за реальность. И потом, переписка со сплавщиком нужна была Дэнни для душевных излияний. Многие его письма к Кетчуму начинались словами: «Ты знаешь, как сильно я люблю своего отца. Я действительно его люблю, но…» — и так далее.

Что отец, что сын. Повар скрывал некоторые вещи от Дэнни, а Дэнни (в седьмом и особенно в восьмом классе) достиг возраста подростковой скрытности. Ему было тринадцать, когда он пошел в седьмой класс и впервые встретился с мистером Лири. К концу восьмого класса ему должно было исполниться пятнадцать. Два неполных года — вот промежуток, когда Дэнни начал лихорадочно писать и показывать все свои сочинения учителю английского языка.

Невзирая на опасения мистера Лири насчет содержания рассказов (и особенно их перегруженности сексуальными сценами), этот старый мудрый ирландский филин ни разу не высказал хулы своему любимому ученику. Юный Бачагалупо будет писателем — в этом мистер Лири не сомневался.

Старик надеялся на благосклонность Эксетера. Если мальчика туда примут, думал мистер Лири, интенсивная школьная нагрузка притушит наиболее нежелательные проявления писательских фантазий Дэнни. В Эксетере уделяют настолько пристальное внимание механике письма, там так требовательны к содержанию, что Дэнни поневоле придется умерить свой пыл и стать более интеллектуальным писателем. (Но чем это может обернуться? Не сделает ли его Эксетер менее творческой натурой?)

Мистер Лири сам до конца не понимал, почему превращение Дэнни в «более интеллектуального писателя» может пагубно повлиять на творческую индивидуальность мальчика. Возможно, эти туманные рассуждения были порождены благими намерениями старого учителя. Мистер Лири искренне желал Дэнни больших успехов. Он никогда не критиковал ни одной строчки, написанной его лучшим учеником. Однако старый ирландец сильно озадачил Дэнни, сделав ему дерзкое предложение. (Предложение вовсе не было дерзким, таковым оно показалось потом самому мистеру Лири.)

Это случилось почти в самом начале сезона весенней распутицы — в марте 1957 года, когда Дэнни учился в восьмом классе. Ему только что исполнилось пятнадцать, и они с учителем ожидали известий из Эксетера. Вот тогда-то мистер Лири и сделал ему вышеупомянутое «дерзкое предложение». Годы спустя оно подсказало Дэниелу Бачагалупо мысль написать собственную версию одного утверждения, которое он часто слышал от Кетчума.

«Все дерьмовые вещи обязательно случаются в сезон распутицы!» — постоянно жаловался Кетчум. Он словно забывал, что повар и «кузина Рози» поженились как раз в сезон распутицы, а Дэнни родился накануне этого времени. (К тому же в Бостоне вообще не знали сезона распутицы.)

— Дэнни, — осторожно начал разговор мистер Лири, настолько осторожно, будто он сомневался, что мальчика действительно так зовут. — Двигаясь по писательской стезе, ты, возможно, задумаешься о nom de plume.

— О чем? — не понял пятнадцатилетний Дэнни.

— Некоторые писатели публикуются не под своими настоящими именами, а придумывают себе другие. По-французски это называется nom de plume и в переводе означает «псевдоним».

Мистер Лири почувствовал, что его сердце готово выскочить из груди. Юный Бачагалупо внезапно изменился в лице, словно мальчика ударили наотмашь.

— Я понял, вы предлагаете мне отказаться от фамилии Бачагалупо, — сказал Дэнни.

— Видишь ли, есть фамилии, которые легче произносятся и запоминаются, — сказал своему любимому ученику мистер Лири. — Твой отец сменил фамилию. Вдове дель Пополо что-то не захотелось становиться Бачагалупо. Я только предположил, что, возможно, и ты не настолько уж сильно привязан к этой фамилии.

— Я к ней очень привязан, — упрямо заявил Дэнни.

— Да, теперь понимаю. В таком случае держись за нее и носи с гордостью! — с воодушевлением произнес мистер Лири.

(На самом деле старику было весьма тошно: он ни в коем случае не собирался обижать мальчика.)

— Я думаю, Дэниел Бачагалупо — хорошее имя для писателя, — решительно заявил пятнадцатилетний литератор. — Если я буду писать хорошие книги, неужели читатели не потрудятся запомнить мое имя?

— Еще как запомнят, Дэнни! — воскликнул мистер Лири. — Я вообще сожалею, что заикнулся об этом литературном псевдониме. Большая оплошность с моей стороны.

— Да вы не расстраивайтесь. Я же понимаю, что вы стараетесь мне помочь, — ответил ему Дэнни.

— Мы со дня на день можем получить ответ из Эксетера, — торопливо проговорил мистер Лири, которому отчаянно хотелось сменить тему этого неудачного разговора о литературном псевдониме.

— Я надеюсь, — серьезно отозвался Дэнни.

Его лицо вновь приняло задумчивое выражение, и он перестал хмуриться.