Страна снов - Роберт Л. Андерсон

Найдите ее.

Она в ванной.

Встав на унитаз, Деа выбралась через оконце в холодный серый воздух, рискуя застрять в бедрах. С высоты одного фута она все-таки упала на тротуар, успев прикрыть голову, но ободрав руки и локти. Не обращая на это внимания, она вскочила на ноги. Асфальт был ледяным, однако Деа ничего не чувствовала.

Территория позади мотеля была заставлена мусорными контейнерами и мешками с собранным мусором. По кромке голых полей, холодно блестевших в свете нового дня, тянулась узкая дорожка. За полоской жиденьких деревьев виднелись обшарпанные дома, трейлеры, ржавые автомобили, стоявшие на кирпичах. Дальше снова начнутся поля, фермы и леса – масса укромных мест.

Деа побежала.

Глава 21

Деа понимала, что далеко ей не уйти: она не в лучшей форме (да и никогда не была хорошей бегуньей из-за сердца), босые ноги сбиты. К тому же Деа ужасно замерзла. Как только она переставала бежать, сразу коченела от холода. Из носа текло, глаза щипало. Ветер продувал до костей.

При этом ей все утро удавалось не попадаться на глаза полицейским. Она пробиралась попадавшимися по пути пролесками, а когда леса не было, задними дворами, где сушилось белье и полотенца надувались, как паруса. Замерзнув так, что уже казалось – она сейчас умрет от холода, Деа увидела брошенный «вольво» и забралась в машину, чтобы немного согреться. Она сунула ноги в дыры в сиденьях, и вскоре пальцы начали что-то чувствовать.

Она не думала о том, что оставила Коннора на съедение полиции, как теперь с ним связаться или что с ней будет дальше. Если дать волю тревоге, она потеряет надежду. Деа сосредоточилась на главном: ей нужна обувь, куртка и шапка, иначе она тут сдохнет.

В первом же городишке она рискнула зайти в магазин. Сойервилль был раза в четыре больше Филдинга, но представлял собой невзрачный кластер баров и сетевых гипермаркетов. Сперва обувь. Ноги уже ничего не чувствовали, и Деа боялась, что ей в конце концов придется ампутировать себе пальцы перочинным ножом, как тот засыпанный лавиной человек, которого показывали по телевизору. Деа решилась заглянуть в «Кладовую леди Фут» – не самый модный магазин, но в ее положении выбирать не приходилось.

– Что случилось с твоей обувью? – первым делом спросил продавец, парень с блестящими, гладко зачесанными светлыми волосами, похожий на певчего из хора.

– В кемпинге украли, – быстро солгала Деа. Она выбрала кроссовки и целый пакет белых пушистых носков. Обувшись, она сразу почувствовала себя в сто раз лучше, из беглой сумасшедшей превратившись в нормального человека. В магазине было очень тепло, и хотя задерживаться не стоило, ей не хотелось уходить.

– Не холодновато для кемпинга? – поинтересовался продавец. Он вытаращил глаза при виде пачки денег, но ничего не сказал.

– С хорошим снаряжением нет, – отозвалась Деа, и ее вдруг осенило. Вчера они с Коннором пересекли границу Огайо. Где-то неподалеку должен быть самый большой в Огайо кукурузный лабиринт. – А сколько отсюда до Девитта?

– Миль десять, – пожал плечами продавец. – Или двенадцать.

Женщина с химической завивкой и ярко-розовой помадой неумело пыталась скрыть острый интерес к Деа. Неужели ее узнали?

– Спасибо, – поблагодарила Деа и двинулась к выходу. Она ждала, что вот сейчас женщина ее окликнет, но та перебирала вешалки со спортивной одеждой, разглядывая ярлыки, и, выйдя на улицу, Деа успокоилась.

Вскоре ей попался «Уолмарт». Похоже, в Америке до ближайшего «Уолмарта» не больше десяти миль. Мириам неоднократно ходила на митинги протестовать против уничтожения американского ландшафта и называла гипермаркеты огромными чирьями, разбрызгивающими гной однообразных товаров по всей стране. Но «Уолмарт» очень удобен, когда ты подросток в бегах.

Если Деа когда-нибудь снова увидит Мириам, она обязательно ей это скажет.

По случаю праздника «Уолмарт» был полупустым. В спортивном отделе – спортсменам же не привыкать к трудностям – Деа купила большой походный рюкзак, бутылку воды, спальный мешок, палатку, теплую куртку, шапку и перчатки, керогаз, нож, краску для волос, ножницы, темные очки, смену белья, шерстяную кофту на молнии, термальное белье, фонарик и консервный нож. Она потратила почти четыре сотни, но не очень беспокоилась по этому поводу: денег у нее оставалось более чем достаточно, чтобы пересечь всю страну на «Грейхаунде» или даже сесть на самолет. Вот только ехать ей некуда – все ответы здесь, у Коннора. И у безлицых.

На парковке Деа оторвала бирки с куртки, шапки и перчаток. Одевшись, она перестала быть Деа, превратившись в бесформенную девушку без особых примет, толстую от нескольких слоев зимней одежды. Передвигаться теперь стало проще: она шла по шоссе у всех на виду, пересекая блестящие шрамы тротуаров – очередная искательница приключений. На первой же заправке Деа заперлась в туалете и отрезала и покрасила волосы, игнорируя дубасившего в дверь парня, кричавшего, что ему срочно нужно отлить. Всякий раз, взглядывая в зеркало, Деа боялась – и надеялась – увидеть Мириам, но видела лишь вытянувшееся, испуганное девичье лицо под густейшими спутанными черными волосами. Она бы сама себя не узнала.

Она умирала с голоду и зашла в магазин при заправке. Она купила «Спагеттиос», колу, чипсы и шоколадки, с удовольствием пустившись в маленький кутеж и ощутив себя бочкой с деньгами, надежно прикрепленными к ремню. Деа была слишком голодна, чтобы отойти далеко, поэтому присела за мусорным контейнером и развела примус, запоздало вспомнив, что забыла купить кастрюлю. Она разогрела спагетти прямо в банке, пока бумажная этикетка не начала чернеть и сворачиваться, и съела макароны, доставая их пальцами, сгорбившись на холоде, чувствуя себя беззащитной – и совершенно анонимной. Сколько людей исчезают каждый год? Сколько пускаются бродяжничать и живут подаянием? Наверное, тысячи.

Наевшись, она вымыла пальцы под струйкой воды из бутылки, убрала вещи в рюкзак и надела лямки на плечи. У парня, заправлявшего старый внедорожник «шевроле», она спросила, в какой стороне Девитт, и зашагала туда.

К лабиринту она подошла уже на закате. Кукурузное поле окрасилось в красновато-золотистые тона – издали казалось, что оно отлито из бронзы. По расчетам Деа, времени было около пяти часов. Стояла неподвижная тишина, какая бывает только зимой в заброшенных, пустынных местах. По всей Америке люди собираются за праздничным столом, на котором уже стоит индейка с золотистой корочкой, а ягоды в клюквенном соусе блестят, как малиновые драгоценные камни. Кто-то уже пообедал и сидит в полутемных комнатах, не зажигая света, расстегнув пояс брюк и жалуясь, что последний кусок пирога был лишним. Люди смотрят телевизор, моют посуду, варят кофе и трезвеют.

Деа была по другую сторону цивилизации – вместе с животными, тенями и медленно тянущимся временем, в части мира, не тронутой человеком. Она словно стала сусликом, совой или крысой.

Перед кукурузным лабиринтом она достала фонарик – ей не хотелось устраиваться на ночлег в кромешной темноте, отыскивая вещи на ощупь. Хотя она уже была в этом лабиринте (Деа прогнала воспоминание о том дне, о тепле и солнце, о легкости пальцев Коннора и его легко расцветавшей улыбке), в темноте он казался нелепым и незнакомым. Через полчаса безрезультатных блужданий Деа начала бояться, что лабиринт меняется, чтобы она не нашла выход. С другой стороны, это-то и ценно: ее невозможно найти. В центре лабиринта она будет в безопасности.

Наконец Деа увидела маленькую жестяную табличку с поздравлением покорителям лабиринта и напоминанием, что мусорить и курить запрещено. Палатку она ставила неуклюже и старательно, держа фонарик под подбородком, чтобы использовать обе руки. Ей пришлось снять перчатки, и пальцы коченели от холода. Изо рта шел пар. Звезды в небе казались хлопьями снега, налипшими на черный деготь.

Они с Мириам несколько раз жили в палатке, когда с деньгами становилось туго и приходилось переезжать (и скрываться после очередного мошенничества, подумала Деа). Несмотря на то что рассказали о Мириам полицейские, она не могла сердиться на мать, не могла даже обидеться на срывы с насиженных мест, внезапные переезды, ночи, когда приходилось жевать дрянные сандвичи с заправок и спать в машине или в палатке, наспех поставленной на обочине безымянного шоссе.

Деа хотела, чтобы Мириам возвратилась. Она готова была принять прежнюю жизнь, лишь бы вернуть мать.

Ощущение свободы сменилось глубоким одиночеством, физическим страданием, будто в груди появилась дыра. Создавалось ощущение, будто Деа одна-одинешенька на свете. Вокруг ни звука, никаких признаков жизни, кроме шороха мелких зверьков в кукурузе. Так было тысячу лет назад и будет еще через тысячу лет, когда человечество исчезнет. А вдруг Деа осталась одна на Земле?

Время было совсем раннее, но Деа устала от ходьбы и от мыслей. Она забралась в палатку и развернула спальный мешок. Вскоре она перестала дрожать от холода, пустота внутри превратилась в глубокую яму, и Деа заснула.