Семь пятниц на неделе - Татьяна Луганцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Уф! – перевела наконец дух от боли Груша и, совсем ни на что не надеясь, дернула за кольцо железной двери.
И вот тут совершенно неожиданно удача впервые улыбнулась ей – дверь открылась, впуская внутрь костела насквозь промокшую путницу. Хромая и часто дыша от сердцебиения, вызванного болью, Аграфена доковыляла до первой скамейки и растянулась на ней плашмя, тихо скуля. Хорошо хоть в католических храмах есть эти скамейки, иначе бы ей пришлось устроиться прямо на полу. Немного осмотревшись, она нашла в себе силы посмотреть на свою коленку. Та распухала просто на глазах, и ровно по центру ее пересекала глубокая рана. Это она так «удачно» стукнулась об острый край каменной ступеньки, который и распорол кожу, словно ножом.
«Вот ведь черт! Прости, господи…» – подумала Аграфена и попыталась встать. Тут же края раны разошлись, кровотечение усилилось. Художнице стало реально страшно и нехорошо. Она снова легла на скамейку и закрыла глаза – только так унимались кровотечение, головокружение и тошнота. Идти она не могла, перевязать ногу было нечем, и в тишине костела Груня начала соображать, что ей делать дальше.
Просто трагикомедия какая-то! В день провала спектакля русской труппы, на который все билеты купил один-единственный человек, художник-декоратор погибнет странной смертью… Она хотела нарисовать портреты умерших людей, явилась на их могилу в полном одиночестве, поранилась, а теперь истечет кровью в пустом костеле при кладбище… Романтично и глупо, но так и будет. «Может, Дилан сейчас вернется и заберет меня? Возможно, даже успеет довезти меня до больницы, – затеплилась у нее робкая надежда. Но сама же ее и разрушила: – А как парень меня здесь найдет? Посмотрит – на кладбище нет никого. И уедет. Подумает, что я вызвала такси и сбежала, когда пошел дождь. Надо мне все-таки до людей добраться… Ой, а что это меня так сильно трясет? Наверное, от кровопотери и страха. Нет, это нервы. Но чего я так, дуреха, испугалась? Сейчас главное – правильно раздышаться. Раз, два, раз, два… Вдох, выдох… Потом я встану, выйду из костела и побегу… Куда? Куда-нибудь. К людям просить о помощи. Хотя по мне и так будет видно, что мне нужна помощь, я же буду истекать кровью… Стоп! Что за истеричные нотки? Возьми себя в руки, тряпка! Почему другие берут себя в руки в экстренных ситуациях, а я, наоборот, просто размякла вся? Еще и правда тут дуба дам. Подумаешь, ранка на коленке! Вон герои кинофильмов и с ножевыми, и огнестрельными ранениями садятся за руль и едут за помощью…» – уговаривала себя Аграфена как могла, лежа в звенящей тишине. Только дождик стучал по крыше и в мозаичные стекла костела нарушающей спокойствие барабанной дробью.
Именно в этот момент хлопнула дверь – внутрь кто-то вошел. Груша, какая-то напуганная событиями последнего времени, замерла и прислушалась – ее смутили и насторожили довольно странные звуки. Во-первых, по проходу костела явно что-то волокли, а во-вторых, лязгал какой-то механизм. Поэтому она и не подала признаков своего присутствия в храме, наоборот, вытянувшись в струнку, осталась лежать на скамейке, слушая странные звуки, а также стук собственного сердца, бьющий просто в уши. Когда шаги поравнялись с ее скамейкой, Груня даже дышать перестала. Но шаги продвинулись дальше – ее не заметили. Аграфена, склонившись с лавки вниз головой, посмотрела, что происходит, чуть не загремела на пол, потому что двумя руками зажала себе рот, чтобы не закричать. Она увидела раскинутые в стороны руки, словно у распятого человека, дорогой пиджак, окровавленную рубашку и красивое бледное лицо… Вилли. Лицо было совершенно безучастно в данный момент, так как мужчина находился без сознания, хотя и продвигался очень плавно по проходу – ровно с той скоростью, с которой его тащили два каких-то незнакомца.
«Не может быть! – только и мелькнуло в голове художницы. – И правда какой-то несвоевременный день сурка, нескончаемое повторение одного и того же… И что мне делать? Я опять одна, как обычно, без оружия, да еще раненая, а Вилли снова захватили злоумышленники, ему явно нехорошо…»
Груня поняла, что единственное правильное решение для нее в этой ситуации – лежать и не выдавать свое присутствие, пока мысли не соберутся в пучок. Но когда странная процессия отдалилась, она соскользнула на холодный пол и закатилась под скамейку. На случай того, если мужики пойдут назад. Вдруг ей больше не повезет и ее заметят? Лежа под лавкой, дрожа всем телом, словно черепаха под панцирем, Аграфена чутко прислушивалась – ничего другого ей не оставалось.
В костеле было очень тихо и прохладно. Ей было слышно каждый шорох, каждое движение вошедших людей. А те оставались абсолютно немногословны, то есть практически немы. Видимо, знали заранее, что делать. Вот они подключили какой-то механизм, что принесли с собой, к чему-то… Вот со своеобразным звуком брякнул какой-то камень…
Груня поползла под лавкой, ощущая, что оставляет за собой кровавый след, словно некую странную границу. Выглянула из-под своего укрытия сквозь спутанные волосы.
Убранство костела было довольно скромное, но здесь имелось все, что и положено. Резные панели на стенах, уносящийся ввысь свод, высокие арочные окна с мозаикой, статуи святых в нишах, украшенные белыми цветами, аромат ладана, а по периметру несколько огромных мраморных гробниц с резьбой по бокам и на крышках. Двое мужчин в данный момент с помощью механизма сдвинули тяжеленную плиту с одной из них, бросили внутрь бездыханное тело Вилли, а затем вернули крышку на место. После чего перекинулись парой фраз на неизвестном Груне языке, собрали пожитки и двинулись назад.
Со лба художницы упала на чистый холодный пол капля пота. В тот момент только одна мысль билась в голове Аграфены: «Только бы меня не заметили… только бы не заметили… Это будет концом для нас обоих. Хорошо, конечно, умереть с любимым человеком в один день и час, в объятиях друг друга, но хотелось бы еще пожить…» О том, какую жуткую смерть избрали для Вилли, она старалась не думать. По легкому стону, который мужчина испустил, когда его опрокидывали в гробницу, ей стало ясно, что он еще жив. Но, конечно, сам ни за что не выберется из мраморного короба, это очевидно. Насколько ему хватит там воздуха, Груня тоже не предполагала. И не сойдет ли бедолага с ума, очутившись и осознав, какая смерть ему уготована? Ведь надежды, что его там найдут, у него даже не возникнет. И если Вилли все же начнет стучать ногами и руками о стенки саркофага, снаружи его все равно никто не услышит. Уж очень мощной выглядела гробница. А сейчас от нее еще и веяло жутью – из-за того, что Груня знала: в ней заживо погребен человек.
Мужчины прошли тем же путем, которым прошествовали к саркофагу. А потом Груня услышала то, что ей совсем не понравилось, – как снаружи лязгнул засов. Выждав еще пару мгновений, она, зачем-то пригибаясь, как солдат под обстрелом, хотя в костеле была совершенно одна, подбежала сначала к гробнице. И только при попытке постучать по каменной стенке чуть не сломала пальцы. К тому же не раздалось совершенно никакого звука. Перед нею был словно монолит. Но Аграфена – скорее по инерции, чем от здравого смысла, – все же попробовала сдвинуть крышку. Естественно, безрезультатно.
«Ее и десять мужиков не поднимут! Именно что механизм специальный нужен…» – поняла она, поражаясь тому, что даже щели не видно между крышкой и корпусом гробницы, как будто каменные глыбы за столетия приполировались друг к другу. И тем не менее прокричала:
– Вилли, Вилли, ты слышишь меня? Это я, Груня! Я здесь! Держись – я вытащу тебя! Пожалуйста, держись! Я сейчас только за помощью сбегаю! Я даже не знаю, слышишь ли ты меня… – Груша наконец-то оторвалась от гробницы и побежала к двери. Но ее надежда найти помощь оборвалась, то есть разбилась о закрытую дверь. Поколотившись еще и в нее, тоже неизвестно для чего, художница обернулась. По ее спине струился холодный пот, по ноге текла горячая кровь. Ощущение было не из приятных. Но мозг заработал быстрее, как всегда происходило, когда все зависело только от нее. «Что я имею? Полутруп в гробнице. Причем человека, который мне явно не безразличен. Единственный, кто может его спасти, – это я, но я истекаю кровью. Отсюда вывод: сначала я должна помочь себе, прежде чем начать помогать Вилли». Она побежала по проходу, осматривая все вокруг. Голые скамейки, статуи, цветы, барельефы на стенах, свечи… И тут она остановилась, увидев, что вокруг статуи Иисуса намотана какая-то лента с крестами и золотой окантовкой.
– Думаю, ты не сильно обидишься! – вслух обратилась к статуе Груня. И принялась энергично разматывать ленту, приговаривая: – Ты очень хороший и добрый бог… Очень прошу меня простить, я не знаю, чего тебя лишаю, но это во спасение жизни. Уверена, что ты поймешь и, главное, не будешь против…
Затем она быстро забинтовала этой шелковистой лентой ногу и перевела дух. Как-то сразу стало легче. Во-первых, не видно уже струящейся крови, а во-вторых, ее смерть от кровопотери отодвигалась на неопределенное время. Следовательно, можно уже подумать о спасении Вилли. И Груня с новыми силами заметалась по костелу. К сожалению, здесь не было запасных дверей, подвесных лестниц, стремянок, оружия, а также чего-либо другого, что могло бы ей пригодиться. Телефона, например.