Десант стоит насмерть. Операция «Багратион» - Юрий Валин

Опергруппа сдвинулась ближе к сумеркам, и неудачно. Стоило выбраться из болота, как напоролись. Видимо, немцев загнала в лес бомбежка — по дороге, ближе к большаку плотно отработали «бостоны».[70] Было это в отдалении — опергруппа слышала лишь взрывы и треск зениток да звон двигателей уходящих бомбардировщиков. Смутный шум и редкие взрывы в той стороне были слышны и сейчас. Зато блудливые лесные немцы шагали молча, оттого и столкнуться пришлось почти нос к носу. Шедший вторым Коваленко едва успел подать сигнал — опергруппа залегла, замешкавшегося Петра командир успел увлечь за куст…

Немцев было пятеро — впереди шел мрачный обергефрайтер[71] в камуфляжной куртке, StG 44[72] висел на груди, волосатые кисти опирались-свисали с оружия. Обергефрайтер бычился, наклонял голову, стальной башкой-каской раздвигая ветви осинника. Идущий следом артиллерист-канонир[73] вяло отмахивался от ветвей и поправлял на плече тяжелый футляр с чем-то ценным, видимо, приборным. За ним прихрамывал еще один навьюченный тип — этот одновременно придерживал под мышкой узел плащпалатки и на ходу выбрасывал из второго, очевидно, недавно подобранного ранца письма, карандаши и прочий мусор…

Цепочка немцев прошла в двух шагах — опергруппа замерла распластанными бесформенными «амебами», Женька каялся, что не успел накинуть на голову капюшон маскостюма, да и вещмешок горбатой горой выпирает. Впрочем, серая куртка Петра, да и камуфляжно-амебные пятна оперативников отчетливо выделялись на слишком зеленой приболотной траве. Хорошо еще, Поборец умудрился закатиться в самый куст, скрыв свои портки неуместно классического цвета…

Усталые немцы ничего не замечали. Женька уже начал думать, что палец на спуске карабина лежит слишком тяжко и пора бы его снять, как проклятый фриц-мусорщик раздраженно выкинул в сторону банку крема для сапог, и она звонко цокнула, угадив прямо на диск незнамовского «Дегтярева». Немец машинально глянул — разглядел пулеметный ствол, потом отстраненное, ничего не выражающее лицо под складками камуфляжной ткани капюшона…

— О, verarsche…[74] — растерянно начал мусорщик…

Женька, сжимая импровизированную рукоять штыка, метнулся к нему… Немцев, шедших замыкающими, уже брали: Коваленко, запечатав ладонью рот мосластому фрицу, вдавливал четырехгранную сталь под лямку немецкого ранца. Незнамов двинул своего клиента стволом пулемета под дых и подсек ноги…

…Немец пытался заслониться ранцем, Земляков отбросил вражеские руки и поклажу вбок — чертов ранец хлестнул по лицу, жало штыка устремилось к врагу — вытаращенные глаза, блеск железного зуба в распахнутом рту… не дать заорать. Сопротивления Женька не ощутил — граненая сталь вошла в шею практически без сопротивления — дернул назад обмотанную проволокой рукоять — штык так же послушно вернулся…

— Держи первого! — вполголоса рявкнул Коваленко.

Немец-автоматчик, даже не оглядываясь, рванул вперед. Женька, придерживая садящегося на землю «своего» толстяка, метнул вслед автоматчику штык. Ну, действие скорее символическое — ладно бы на просторе, а тут кусты…

Нерода слетев со «своего» артиллериста, тяжелым скоком матерого котища кинулся за автоматчиком. Двумя прыжками сквозь кусты сократил расстояние. Немец издал неясный крик, начал разворачивать автомат — старлей, учуяв, что не успевает, резко метнулся в сторону и вниз… Короткая очередь «штурмгевера» показалась оглушительной. Женька с опозданием присел — успел увидеть, как с колена целится Поборец: глаз старательно прищурен, кончик языка торчит, ловя цель, качнулся ствол карабина…

Стукнул партизанский карабин — в кустах, где бежал немец, ахнули, затрещали ветви.

Неужели не промазал?!

Нерода нырнул в кусты к автоматчику…

— Was ist los?[75] — встревоженно заорали из-за зарослей мелкого осинника.

— Verdammte Sumpf,[76] — ответил Женька, подхватывая с земли свой карабин.

— Was ist es?![77] — крикнули левее осин.

Похоже, немцев было много, и вступать в диалог смысла не имело. Коваленко яростно взмахнул рукой, указывая направление отхода. Мимо Землякова проскочили проводники, Женька завозился, срывая с убитого немца ремень — тут самого снесло, как «КамАЗом» — командир молча увлек прочь. Пролетели полянку, впереди бежал квадратный Нерода — волок на спине тело автоматчика. Сзади что-то орали немцы — фиг расслышишь, одни ветви шуршат. Коваленко оглянулся на прикрывающего отход группы Незнамова:

— Поливать не вздумай!

Немцы начали стрелять позже — опергруппа уже хлюпала по болоту, благополучно уходя за островки…

Привал случился, когда до искомых Жаб оставалось версты две. Непонятно, как Михась углядел крошечный, но вполне приличный островок, где даже шалаш обнаружился. Уже окончательно стемнело, ощупью выгребли из ветхого убежища гнилое тряпье, устроились…

— Фазенда, однако, — сказал Нерода, нарезая смутно белеющее сало. — Мишка, бывал здесь, что ли?

— Михась я, — пробурчал юный следопыт. — А будан старый, черновский. Котел тут вот был — няма.

— Прибрал кто, кому нужнее, — предположил Незнамов. — Обойдемся без горячего. Вечер и так теплый.

— Да вообще тропический, — согласился, вытирая потную шею, Земляков. — Михась, стреляешь ты снайперски.

— Чаго? Я ж не перши стрелял, — насторожился Поборец.

— Товарищу Огру показалось, что ты немца прямо сквозь него заваливать намереваешься, — хмуро пояснил Коваленко. — Перекусим и подведем итоги.

— Так вот они, итоги. — Нерода ломал шоколад, унаследованный от упокоившегося в трясине автоматчика. — В очередной раз убеждаемся, что у нашей страны есть два союзника: армия и партизаны.

— Флот тоже ничего, — сказал Женька. — Особенно когда наши альбатросы на берег слетают и делом занимаются.

— Не сомневаюсь, — старлей усмехнулся. — Выйдем к морю, присоединим мореманов к тосту. А пока крейсера в резерве оставим, а, товарищ майор?

— Болтуны. — Коваленко взял бутерброд. — Итоги дня у нас неважные.

Кроме шоколада, с прыткого автоматчика поимели приличный ствол, четыре магазина, снаряжение и неглаженый, чуть подпорченный пулевой дыркой комплект формы — имелась вероятность, что маскарад может понадобиться в будущем. Лично товарищ Земляков обогатился немецким штык-ножом и внушением от командира за несвоевременную тягу к перевооружению. Вот со стратегическими успехами было похуже: полдня потеряли, пришлось идти вокруг, через Жабы. Опытный Петя Бородич данный хутор и окрестности знал, уверял, что проскочить вполне можно. Далее останется пройти версту по насыпи-дамбе между озерцом и топью, потом лес, там вздохнуть можно будет. Молчаливый Поборец местность тоже знал, но предложил идти через Горожу и Зеленицкий лес. Там можно будет в бригадный лагерь зайти, обстановку узнать. План у мальчишки был оригинальный, но закладывать этакий круг, дважды переходя проселок и большак, было незачем. Да и обстановку оперативники знали несколько точнее оставшихся в Зеленицком лагере партизан.

На рассвете двинулись в путь. Лично у самого толмача с немецко-фашистского настроение было не очень — за ночь левый глаз ощутимо заплыл. Комары здесь были ни при чем — немецкий ранец, точнее, его пряжка, лик товарищу младшему сержанту подпортил. Пустяковая вроде царапина, а раздуло — купание в болоте посодействовало. Нет, не лечебные грязи у Жаб.

Землякову было объявлено, что он человек сугубо интеллигентный, отсюда ранимость, девичья нежнокожесть и полное пренебрежение элементарными мерами санитарии. Обработать ссадину нужно было.

Ага, обработать. Проверенный предками метод обеззараживания ссадин-царапин Женька, конечно, знал, но на физиономии оно как-то применять не хотелось…

В общем, с глазом было неприятно. Рассосавшиеся к рассвету комары, почти затихшая канонада почему-то тоже беспокоили. Женька брел за мрачно нахохлившимся Михасем, вокруг хлюпало, туман все не рассеивался.

На сушу опергруппа выбралась, когда в туманном молоке начали угадываться деревья. Бойцы двинулись краем влажного орешника.

— Вон они, Жабы. Пустые, — показал рукой Петька.

Женька разглядел смутный силуэт колодезного журавля. Дальше угадывалась печь сожженной хаты. Тишина стояла полная — даже птиц не слышно.

Наблюдали долго — было тихо, никаких признаков противника и вообще кого-то живого.

— Большая стояла деревня-то? — спросил Нерода — похоже, старлею тоже было несколько не по себе.

— Восемь дворов, — сказал Петр, поправляя висящий на шее автомат.

— В лес успели уйти?

— В азерцо, — спокойно пояснил Поборец. — Мужыков у клеци стреляць начали, бабы с детями побегай. На берагу всех дострелили и в ваду.