Слово и дело. Книга 2. Мои любезные конфиденты - Валентин Пикуль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Посол австрийский прищурил рыжий глаз:
– И ради этого вы разбудили меня в такую рань?
В печи уютно трещали поленья. Иней украшал окна.
Остерман нарочито медленно сложил письмо Миниха.
– Я не всегда понимаю Вену, – сказал, настороженный. – Союзный договор обязывает вас выступить заодно с Россией.
– И не подумаем! – был веселый ответ Остейна.
– Но вы подумали, что за интересы венские Россия выставила для нужд австрийских целый корпус на Рейне под командой опытного Петра Ласси? Этот корпус уже бьется сейчас под Азовом…
Остейн невозмутимо зевал, прикрывая рот тыльной стороной ладони, и от зевков посла блистательной Вены запотели камни в перстнях. Остейн потер их о бархатный камзол и начал так:
– Вы, что же, и меня за сумасшедшего считаете? Так вот что я скажу вам, вице-канцлер… На помощь Австрии не рассчитывайте, у нас совсем иные намерения: не помощь, нет, а лишь посредничество к миру с турками мы вам предлагаем.
– Как? – Остерман чуть не выпал из кресла.
Остейн с видом гуляки кривенько подмигнул ему:
– А вы разве надеетесь победить? Не советую…
Вся система Остермана рушилась в пропасть.
– Но что я скажу императрице? – простонал он.
– Скажите ей, – учил его Остейн, – что флаг моего великого императора Карла Шестого сейчас уже реет в волнах Черного моря, Вена плавает по Дунаю до самых гирл. И мы, австрийцы, не обрадуемся, если увидим на Черном море еще и флаг российских кораблей! Эта война дорого обойдется для вас, граф.
Уже послышалась угроза, и Остерман всхлипнул:
– Вы хуже турок… хуже, хуже, хуже!
И тут барон Остейн ринулся в ответную атаку:
– Другое Вену сейчас волнует: когда же состоится бракосочетание принца нашего Антона Ульриха Брауншвейгского с принцессой вашей Мекленбургской – Анной Леопольдовной? Кто деньги брал за все от Вены? Я слышал, будто вы их брали!
– Виною задержки со свадьбой не я… не я…
– А кто же? Кто посмел противиться этому браку?
– Сама принцесса, да простит мне бог! Она его не любит…
– Бог вас простит, но только не Вена! Кому нужна ее любовь? Нам нужен только брак, и больше ничего. А до любви и поцелуев нам, венцам, нет и дела…
– Принц же Антон, – поникнул Остерман, – слишком робок, он не способен пылкость проявить в делах амурных.
– Послушайте, мой граф, – заметил Остейн, – мы же с вами не сводни. И сводим не любовников, а государства… Вот умер Ягужинский, – вдруг сказал посол, – место его в Кабинете свободно. А принц Антон Брауншвейгский – юноша огромных классических дарований, по праву должен заседать в Кабинете и в Военной коллегии. Но для этого нужен сущий пустяк – бракосочетание его с принцессой.
Остерман двинул бровями – козырек сам упал на глаза ему.
– Ну, хватит! – обозлился он. – С вопросом этим обращайтесь к Бирену… С меня уже довольно. Прощайте… Господин Эйхлер!
Явился Иогашка Эйхлер, весь в шелку лиловом, будто соткан из сплошных тюльпанов, он учтиво пропустил Остейна в двери, которые и затворил за ним.
– Ай-ай, – сказал Иогашка. – Вот наказанье нам… Какая подлость венцев! Версальцы так бы не поступили.
– Молчи хоть ты, ничтожество в шелку…
Остерман плакал (непритворно). Между тем сани посла австрийского уже заворачивали на Мойку, к дому обер-камергера. Граф Бирен хмуро выслушал Остейна о том, как гениален принц Антон, какая свобода ума, какое благородство чувств, какое бурное желание быть полезным русской нации… Не хватает ерунды: из жениха Анны Леопольдовны ему надо превратиться в мужа, остальное приложится – и место в Кабинете под боком императрицы, и место в коллегии Военной под крылышком Миниха.
Бирен стал грызть ногти (ужасный признак). Граф еще не потерял надежды сосватать принцессу Анну Леопольдовну со своим сынком Петрушей Биреном… Ладно. Пускай этот венский петух распускает перья и дальше. Пускай он трещит, пока не иссякнет.
– Жду вашего ответа, граф, – закончил монолог Остейн.
Бирен не спеша встал. И вдруг начал орать:
– Вена здесь не хозяин! Если же ваш принц Антон такой мудрый, как вы его расписываете, то я сегодня же вышвырну его обратно в Вену, которой явно не хватает мудрецов… Ваш принц, которого Россия кормит-поит, лишь для того и принят в Петербурге, чтобы произвести потомство от принцессы. Но я клянусь, черт побери, что даже на это он не способен! А если дети и родятся, – мстительно закончил Бирен, – то я желаю одного: пусть они будут похожи на любого прохожего, только не на своего отца…
Остейна шатало, как пьяного:
– Я… не… мы… Вена… ох!
– Вот именно! – воскликнул Бирен. – Как вы мудры! И вот вам дверь, в которую вы, уходя, не промахнитесь от испуга…
Вот если б Остерман с такой же страстью сражался за русские интересы, как это делал Бирен в интересах собственных!
* * *Принц Антон Ульрих Брауншвейг-Люннебургский – это незаконное дитя русской истории – был совсем не глуп, и, повзрослев, он понимал, что ввергнут в хаос страстей отнюдь не любовных, а только политических. На нем сказалась поговорка: «Ты, Австрия, брачуйся!»
– Я пятый туз в колоде карт игральных, – говорил Антон о себе и, бродя по залам дворца, морщил губы, изъеденные оспой.
Принц был лишним для страны, в которой мерз; лишний при дворе, где его ненавидел Бирен; принц был лишний и для своей невесты Анны Леопольдовны, которая презирала его с какой-то слепой, яростной ненавистью.
– Уходите! – кричала девочка на жениха. – Я вас видеть не могу. Вы мне несносны, мерзки, отвратительны… Прочь от меня, не приближайтесь. А коснетесь меня, и я в вас плюну, плюну, плюну…
Антон все переносил, забываясь в чтении древних авторов.
Анна Иоанновна иногда утешала юношу.
– Ваше высочество, – говорила она ему, – высокие персоны не для пылкости и сходятся, чтобы жить вместе. Это мужики да мастеровые по любви женятся. А для высоких персон – и принципы высокие…
Он понимал и это. Лишний в России, принц не смел покинуть эту страну без согласия всемогущего дяди своего, императора Карла VI, который и устроил это выгодное для Габсбургов сватовство с домом Романовых, – и не раз Антон просил императрицу:
– Отправьте меня на войну. Мне легче умереть, чем жить без пользы, ни от кого, кроме вас, ласки не наблюдая…
А ласка пришла совсем неожиданно – от человека, про которого ходили по империи ужасные слухи. Это был обер-егермейстер Волынский, и этот зрелый человек (умен и дерзок) первым подал Антону руку приязни. Мало того, Артемий Петрович был столь находчив, что умел стать незаменимым и в окружении его невесты. Сейчас Волынский сделался как бы посредником между двумя враждующими лагерями.
– Ах, принц почтенный, – он говорил не раз Антону, – поверьте мне, который женскую породу изучил: принцесса Анна лишь по наивности капризна… – А юную принцессу Волынский убеждал попроще: – Коряв, то верно. Но не с лица же воду пьют. Антон, жених ваш благородный, достоин быть любимым, вы счастливы с ним будете…
Анна Леопольдовна была во много раз глупее жениха. Сейчас она перешла Рубикон – превратилась из девочки (без юности!) сразу в самку, жившую лишь низменными инстинктами. Последний год она провела как в угаре, вся в лени, в надменности и капризах. Безграмотная, с отвращением к занятиям, она жила (насыщенно и бурно) лишь в тайных удовольствиях с послом саксонским. А граф Линар, распутный дрезденец, повелевал девочкой как хотел. После объятий с ним принцесса погружалась в темный сон. И просыпалась лишь тогда, когда приходило время нового свидания. Казалось, больше ей ничего уже и не надо… Анна Леопольдовна ходила по дворцу растрепой, в халатах-затрапезах, в платке, как царственная тетушка; принцесса не мылась сутками, в постели ела, на люди ее было никак не вытащить. Такова-то была эта невестушка – исчадье Дикой герцогини, и верно говорят, что яблоку от яблони далеко не падать.
А на беду свою, Анна Леопольдовна была прилипчива в дружбе. И привязывалась к людям, как собака. Однажды подарив доверенность свою мадам Адеркас, она уже только одну ее и слушалась. А та воспитывала подростка-девочку на свой лад.
– Всякий муж противен, – внушала мадам Адеркас, – зато каждый любовник сладок. И пусть мир пополам треснет, но так будет!..
Недавно Бирен вывез из Курляндии многочисленное семейство баронов Менгденов. Юлиана Менгден, попав в придворный штат, стала самой близкой наперсницей принцессы. Юлиана была девица злая, ловкая, хитрая. Она сразу поняла, что говорить надо:
– Ваше мекленбургское высочество, не поддавайтесь на брак с принцем Брауншвейгским… Как он прыщав! Как он несносен! Зато как очарователен граф Линар, посол саксонский… ах! ах! ах!
Анна Леопольдовна ответила ей самой нежной дружбой. И в один из дней принцесса соединила руку Юлианы Менген с рукою красавца Морица Линара:
– Вот тетушка моя, императрица, она умна… Чтоб слухи подлые пресечь, она графа Бирена на горбунье женила, на которую тот и смотреть не хотел (Линар тоже не выносил вида Юлианы Менгден!). Когда я стану близ престола русского, я обручу вас тоже. Но, милая моя Юлиана, ты сразу знай, что только я одна буду любить Линара моего… Довольны ль вы?