Живая вода - Юлия Александровна Лавряшина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О! Я нашла клад!
Она нырнула под скатерть, куда никто не догадался заглянуть, и вытащила заготовленные подарки. Усевшись прямо на ковер, она приложила к уху сверток побольше:
– Так, так… Он говорит: «Отдай меня Зайцу!»
«Я ничего ему не подарила…»
– Мне?!
Выхватив подарок, Ксюша плюхнулась на пол и начала быстро-быстро разворачивать блестящую бумагу, постанывая от нетерпения.
Катя протянула Борису сверток поменьше.
– Новый год – это же детский праздник, что ты выдумала…
– Да бери же ты! Мне что ж, в магазин уносить?
И опять, как час назад, почувствовала, что невероятно устала. Подтянув отяжелевшие ноги, она обняла колени и вопросительно посмотрела на Бориса. У нее возникло ощущение, будто ее давит нечто, исходящее от него: «Я и не ждала, что с ним будет легко. И весело не будет… Но больше ведь вообще никого нет! А я уже совсем озверела от собственного общества…»
– Змея? – недоверчиво протянул Борис.
Бумагу он продолжал держать в руке, словно собирался снова упаковать непонятную игрушку.
– На счастье, – пояснила Катя, пока ее снова в чем-нибудь не заподозрили. – Год Змеи наступает. Посадишь у себя в кабинете… или в офисе? Я даже не знаю, как ты его называешь?
Борис поморщился, а свечка, воспользовавшись этим, сделала из его лица гротескную маску. Катя едва не рассмеялась. Даже пришлось опустить голову, чтобы он ничего не заметил.
– Почему ты все время расспрашиваешь о моей работе? – Тон у него стал напряженным.
– Ты подозреваешь меня в промышленном шпионаже? Разве мы не должны делиться друг с другом? По возможности всем… Как иначе мы станем единым целым?
– А зачем нам становиться единым целым?
Она совсем растерялась:
– Но если мы собираемся…
– Пожениться, да. Но при чем тут единое целое? С чего ты взяла, что так должно быть? Вычитала в каком-нибудь журнальчике? Собственного опыта у тебя ведь нет…
«А в самом деле, – в замешательстве подумала Катя. – Ничего такого я не читала… Но почему-то я даже не сомневалась, что именно так и должно быть. Единое целое».
– Коньки! – выкрикнула Ксюша, кое-как справившись с оберткой. – Ой, спасибо! Красивенькие…
– Я сделаю из тебя новую Ирину Роднину, – пообещала Катя, утаив, что каталась только в детстве, и то по дорогам.
Борис погладил темный Ксюшин пушок на макушке:
– Видишь, как хорошо, что у тебя появилась Катя. Будет кому учить тебя… всяким премудростям.
– Ты так сказал, что я почувствовала себя гувернанткой.
«А ведь так и есть! – внезапно поняла Катя. – Ему ведь не жена нужна, а нянька для дочери. Разве он любит меня? Разве это хоть чем-то напоминает любовь?»
Она внимательно осмотрела его длинное лицо, в день знакомства очаровавшее сходством в некрасивости с пастернаковским. Теперь его длинный нос казался Кате унылым, а на срезанный подбородок хотелось налепить хлебный мякиш. И еще цветные линзы вставить бы, чтоб глаза не казались такими ледяными. Но она привыкла думать, что это довольно низко – не любить человека только за то, как он выглядит.
Все дело было в том, что ей было за что не любить Бориса и без этого. Но Катя старалась об этом не думать.
Глава 11
Он нес ей зеленые хризантемы. Они были очень длинными и волочились по земле, которая стала зыбкой и бесцветной. Она ускользала из-под ног и старалась свалить его. Порывами ветра по ней проносились глупые фразы: «Эй, алкаш, шарф потеряешь!» Кому-то мерещилось, будто вместо цветов у него в руке обычный шарф. Арсению стало смешно, и улица наполнилась его смехом. Она выглядела совсем не праздничной, на ней даже фонари горели не все…
– Правильно! – крикнул Арсений пустоглазому фонарю. – В Подземелье Ужасов надо входить во мраке!
Следующий шаг он сделал вниз. На ощупь – ступени были залиты темнотой, и от этого лестница сгладилась, как ледяная горка. Подвал встретил его настороженно затаившись, Арсений едва различал дыхание. Чье? Он двинулся вслепую, хотя можно было включить свет. Почему-то до этого он не додумался… Под ногами скрипело и хрустело, будто Подземелье уже наполнилось чьими-то крошечными скелетами. Арсений вытягивал шею: он знал это дыхание. Он так часто слышал его рядом.
– Ты где? – крикнул он, потеряв терпение.
– Да я здесь! Ты не видишь меня?
Этот голос жил внутри него, но Арсений слышал его не всегда. Из темноты на него двинулось нечто серое, показавшееся устрашающе огромным.
– Кенгуру! Я знал, что ты появишься.
– Как же я могла не появиться? Сегодня ведь не обычная ночь… Пойдем на улицу. Давай поздравлять всех подряд! У меня даже подарки есть…
Она показала ему корзинку, он сунул туда руку.
– Шишки?
– Помнишь, как ты вложил мне в ладонь? И сказал: «Шишка». Пусть у каждого будет своя.
– А твоя где?
– Сейчас или тогда?
– Как это понять?
Повесив корзинку на руку, она терпеливо пояснила:
– Где она сейчас, я не знаю. Мы ведь с тобой остались в «тогда». Сейчас нас просто нет. Это не мы.
– Как… Как это произошло?
– Ты потерял нас.
– Я?!
– Тогда ты это заметил… Хотя и не сразу понял, что потерял. Думал, все можно вернуть… А сейчас ты даже не знаешь, что случилось. Со мной. С тобой.
Его охватил страх: вдруг она вот-вот исчезнет, просто отступив в темноту. Схватив ее ворсистую лапку, Арсений настойчиво спросил:
– Как же мне узнать?
– До сих пор ты все делал правильно. Ты возвращался к себе самому. Только надо, чтобы и я вернулась.
– У тебя странный голос… Ты этого не хочешь?
– Нет. Не хочу. В том-то и дело…
– Только не говори, что я не смогу тебя вернуть!
Она накрыла его руку другой лапкой, такой же мягкой:
– Хочешь подсказку? Джаз. Зачем тебе пугать детей в этом подземелье, если здесь может звучать джаз?
Выпустив ее руку, он хлопнул себя по лбу:
– Ну конечно! Джаз-кафе. Это же твоя мечта.
– Пойдем, – позвала она. – Уже почти полночь. Самое время дарить людям радость.
Опять схватив ее лапку, он побежал наверх. Путь из темноты был коротким, и все же Арсений успел подумать, что это и есть самое главное – всегда слышать рядом ее осторожные шаги. Он почувствовал себя Орфеем, пытающимся вывести Эвридику из царства теней. Наверху сейчас тоже было немного света, но там хоть можно разглядеть звезды…
Когда они вышли, ему почудилось, будто они оказались на другой незнакомой улице – здесь сияли желтые огоньки гирлянд и взрывались хлопушки. Сугробы уже стали конопатыми из-за рассыпанных конфетти, и казалось, что, если поваляешься в них, станешь пятнистым,





