Польская партия (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

Тут сказывались и 13-мм винтовки, и 7,92-мм пулеметы с бронебойными патронами. Тем более, что пулеметчики активно применяли тактику «продавливания», когда старались бить в одно место. Насколько это конечно было возможно. Из-за чего даже относительно толстая броня тяжелых «ромбов» поддавалась.

Довольно быстро выяснилось, что пехота продвигается намного лучше в глубину города. Просто в силу возможности пользоваться укрытиями. Однако подходящего вооружения у бойцов не было. И, сближаясь с личным составом штурмовой инженерно-саперной бригады они неизменно терпели поражение. Иной раз в сухую.

Им остро не хватало ни автоматического оружия, ни гранат, ни средств индивидуальной защиты. Про средства связи и легкую артиллерию, и речи не шло, в том числе и про легкие ручные 40-мм гранатометы, раскрывшиеся в этих боях особенно ярко. В том числе и потому, что бригаде выдали выстрелы с новыми гранатами. Стандартные имели двойной детонатор. Первый работал с замедлителем, чтобы при падении в снег, сено или какие-то мягкие грунты граната таки взорвалась. Второй — простейший ударный. Так вот — в новых гранатах второй детонатор можно было принудительно отключать. И закидывать гранаты очень хитрым способом. За угол дома там рикошетом или еще как. И головной боли полякам принесли великое множество.

Командование силами вторжение оказалось в недоумение.

Казалось бы — очень небольшие силы сдерживали их натиск. Ну, при поддержки излишне хорошей авиации и железнодорожной артиллерии. Но все равно — на участке численное преимущество было не 1 к 3, а сильно за 1 к 10. Одна беда — воспользоваться им не получалось.

Из-за чего весь план операции летел коту под хвост.

Что делать? Кто виноват? Ну, в общем, все как обычно. Но время шло и к Минску подошел 1-ый корпус постоянной готовности. И, вместе с ним все 8 БТГ. А потом, наведя понтоны, начали наступление севернее столицы БССР. Прозевать их подход поляки не могли. Даже несмотря на то, что битву за воздух они безнадежно проигрывали. И постарались подготовиться…

— Я не понимаю, господа, — произнес Шарль де Голль[1], — чего мы ждем?

— Мы ждем их атаки, чтобы в оборонительном бою разгромить танки коммунистов. — вкрадчиво произнес генерал-лейтенант, командовавший всем этим военным формированием, но безгранично уважавший де Голля, хоть и носившего чин всего лишь полковника.

— Мы в состоянии ударить в лоб. Опрокинуть эти ничтожные силы. И пройдя решительным маршем к переправам, перейти на ту сторону с тем, чтобы отогнать бронепоезда. Хотя бы отогнать. Это позволит нам вслед за танками и бронеавтомобилями продвинуть вперед массы пехоты и обеспечить наступление, с выходом в тыл защитников Минска. Отрезая их от снабжения.

— Это очень оптимистично, — произнес один из других полковников. — Коммунисты очень ловко оперируют самолетами и орудиями. Так что, если появится угроза захвата нами переправ, они их уничтожат.

— Не оставляя своим людям на этой стороне возможности переправиться?

— Коммунисты, — пожал плечами генерал-лейтенант, — дикие люди. Они могут пойти на все что угодно.

— А почему вы их называете коммунистами? — наконец не выдержал де Голль. — Я слежу за событиями в Москве и могу вас заверить — ЭТО нельзя назвать коммунизмом. Обычная социал-демократия.

— Но они же называют себя коммунистами.

— Инерция мышления.

— Да бросьте! — воскликнул один из полковников. — Вы просто не знаете русских!

В этот момент со стороны позиций БТГ прозвучал выстрел и несколько секунд спустя 88-мм фугасный снаряд взорвался в расположении польских войск. Что мигом прекратило всякие препирательства. И позволило Шарль де Голлю крикнуть:

— В атаку!

Дисциплина никогда не была сильной стороной поляков, как и у французов. Поэтому этот выкрик нашел очень живой отклик на местах. Раз. И его приказ разошелся волной по всем позициям. И люди даже не пытались узнать — кто отдал его, в какую атаку и так далее.

Просто залезали в танки. Заводили их. И начинали двигаться вперед — через поле.

Советские зенитки на фоне этого движения начинали стрелять довольно часто. Метя, в первую очередь, в крупные английские «ромбы», которые не выдерживали и одного попадания. Даже самые крепкие и совершенные, они имели до 14-мм брони, которая без всяких затруднений пробивалась фугасами зениток.

Но зениток было только четыре штуки. А танков здесь скопилось свыше семи сотен. Самых разных. И они все ринулись вперед. Более того — где-то с 3-4 километров они открыли огонь. Очень массированный, вынудивший зенитки замолчать.

Однако вместо них в дело включились советские 122-мм и 152-мм мортиры САУ, снаряды которых были еще более разрушительными, чем у зениток. Прямое попадание любого из них буквально разрывало какой-нибудь Renault FT-17 или его аналог. От него оставался только дымящийся остов. Но это полбеды — даже близкие взрывы приводили к проблемам. У танков слетали гусеницы, повреждались катки, а отдельные крупные осколки пробивали достаточно тонкие борта.

Огонька придавало то, что над полем боя появились советские Р-1МБ, обильно «засравшие» полосу наступления ОАБ-50. Что полностью отрезало пехоту, которая должна была эти танки сопровождать.

Она залегла.

Танки же шли вперед.

И когда пехотинцы очухались, бежать по чистому полю — догонять танки уже никто не решился. Далеко. Тем более, что перед глазами пехоты творился ад — куча дымящихся подбитых машин. Да и те, что шли вперед, несли какие-то невероятные потери.

Сами танкисты, понятно, в силу ужасающего обзора, этого не видели. Поэтому воспринимали относительно спокойно. Но вот пехота… она была деморализована до крайности.

И тут застучали 13-мм пулеметы авто ЗСУ. Они выглянули из перелеска, выставив только свои пышные башни. И ударили короткими очередями по танкам, замирающим один за другим. Словно выкашивая их.

Но танки продолжали переть вперед, ведя огонь из своих орудий.

И 37-мм снаряды гочкисов уже рвались на лобовой броне САУ. Однако 25-мм катаной, цементированной и поверхностно закаленной брони им было не по зубам. Слишком низка энергия снаряда.

Но они взрывались.

И даже наносили урон. То орудие выведут из строя. То повредят приборы наблюдения, то еще что. А авто ЗСУ даже какие-то подбили.

Казалось, что еще немного, и вся эта танковая масса, сможет снести неприятеля.

Но тут во фланги ударили вышедшие танковые роты БТГ. Их 76-мм легкие гаубицы тоже не отличались особыми бронебойными свойствами. Но их хватало. А прекрасная скорострельность позволила обрушить просто ураган снарядов, буквально аннигилируя фланги «картонных» французов. Ибо только они к этому моменту продолжали идти вперед.

Но танкисты поляков не отступали. Слишком шумно внутри, а обзор настолько никакой, что оценить обстановку было крайне сложно. Это у «ромбов» имелась рубка командира, откуда можно что-то рассмотреть. Но они даже до середины поля не дошли...

Наконец застучали 7,92-мм пулеметы, заряженные патронами с бронебойными пулями. Это польские танки вышли на дистанцию в двести метров.

Начали рваться 40-мм гранаты, норовя лишить танк хода. И не безрезультатно. Но это уже была просто перестраховка. Танковая лава, совершившая переход по полю протяженностью в 5 км, оказалась уничтожена.

— Катастрофа… — тихо прошептал де Голль.

Ему повезло. Рено, в котором он ехал, повредил близкий разрыв 152-мм снаряда. Из-за чего у него слетела гусеница и отвалился разбитый осколком каток.

Он выбрался из машины и вместе с механиком-водителем пытался его починить. Благо, что обстрел ушел вперед. А после того, как стало ясно — не получится, хотел было устремиться пешком в бой. Но быстро образумился, увидел катастрофу происходящего.

Английские и французские танки ехали вперед и гибли один за другим с удивительной скоростью. Так, словно это обычные грузовики, лишенные всякой брони. Когда же с фланга вылетели танки Союза — он понял — конец. Атака полностью провалилась, превратившись в этакую мясорубку. И его задача теперь как командира заключалась в спасение выживших и недопущении развития успеха неприятелем.