Заговоры и борьба за власть. От Ленина до Хрущева - Рудольф Константинович Баландин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10 января 1937 года на вопрос председателя суда Ульриха: «Признает ли подсудимый себя виновным?» Рютин отказался отвечать и в тот же день был расстрелян. Кстати, еще на первом его процессе коллегия ОГПУ приговорила его к высшей мере. Есть версия, что тогда Киров возражал против столь сурового приговора, его поддержали Орджоникидзе и Куйбышев, а Молотов и Каганович воздержались. Но с той поры, как известно, ситуация в корне изменилась, в особенности после убийства Кирова. Свирепствовала «ежовщина», и отношение даже к бывшим оппозиционерам было самое беспощадное.
А в начале 30-х годов обстоятельства складывались так, что трудно было предугадать, чем все может завершиться: полным поражением или окончательной победой Сталина и его сподвижников. Усиливалась конфронтация с белогвардейской эмиграцией.
«Левые» продолжали считать XV съезд ВКП(б) (декабрь 1927-го), исключивший их лидеров из партии, «мелкобуржуазным переворотом», поправшим внутрипартийные нормы. В связи с этим Троцкий создал заграничный центр левой оппозиции, который поддерживал связи со своими сторонниками в СССР.
Неудачи насильственной коллективизации и трудности индустриализации активизировали оппозиционеров. Фронт внутрипартийной борьбы расширялся. Постепенно два основных крыла оппозиции сознательно или невольно объединяли свои усилия в борьбе против сталинской генеральной линии. Шла острая внутрипартийная борьба между сторонниками и противниками Сталина. Среди тех и других были свои герои и подлецы, свои мученики и проходимцы. И эта борьба все более ожесточалась.
Это не была борьба за власть над страной и народом. Это была борьба за страну и народ, за путь дальнейшего развития, за сохранение государства в данный момент – под угрозой новой гражданской войны – и в ближайшем будущем, при постоянной угрозе военного вторжения извне.
Была ли реальная альтернатива сталинскому курсу?
«Критика прошлого… – писал проницательный русский мыслитель В.В. Кожинов… – строго говоря, совершенно бесплодное дело. Ибо критиковать следует то, что еще можно исправить, а прошлое исправить уже никак нельзя. Его надо не критиковать, а понимать в его подлинной сущности и смысле».
Вот и наша задача в данной работе – не критика или оправдание, а стремление понять прошлое нашей Родины в один из ее наиболее героических и трагических периодов (что обычно совмещается в истории). Хотя встает и другая задача: исправление прошлого, если оно преподносится извращенно, лживо или односторонне. К сожалению, в наше смутное время слишком многие обуржуазившиеся идеологи стремятся опошлить героизм советского народа.
Прежде всего согласимся с мнением В.В. Кожинова: «Сталинизм смог восторжествовать потому, что в стране имелись сотни тысяч или даже миллионы абсолютно искренних, абсолютно убежденных в своей правоте «сталинистов». Конечно, как это и всегда бывает, имелись и заведомые приспособленцы, карьеристы, дельцы, которые думали только о собственной выгоде и, скажем, участвовали в различного рода репрессивных акциях не потому, что были убеждены в их необходимости и – для искренних сталинистов дело обстояло именно так! – высокой целесообразности (ведь речь шла о создании совершенного общества!), а ради того, чтобы выслужиться или, в лучшем случае, чтобы обезопасить самих себя, хотя это нередко и не помогало…
Но будем последовательными и признаем, что приспособленцы возможны лишь потому и тогда, когда есть к чему приспосабливаться. И неизмеримо важнее проблема, так сказать, истинных сталинистов, нежели тех, кто в низменных, корыстных целях «притворялся» идейным сталинистом».
Надо признать, что, наряду с определенным (немалым) числом оппозиционеров, в ВКП(б) и вообще в стране имелось еще больше искренних сталинистов, которые верили своему вождю. Что могло произойти, если бы оппозиция добилась свержения этого «кумира»?
Трудно усомниться в том, что произошел бы сильнейший социальный взрыв. В психологии подобный феномен достаточно хорошо изучен. Резкая смена установки, жизненных и общественных ориентиров вызывает в обществе сильнейшее брожение, не говоря уже о растерянности.
Ну, предположим, этот общественно-психический стресс удалось бы преодолеть. Предположим, энтузиазм бухаринцев был бы искренним и заразительным, а большинство населения осознало, что им предлагается обогащаться, всемерно улучшать свое благосостояние не в более или менее отдаленном будущем, как обещал Сталин, а теперь, сразу, безо всех этих ужасов коллективизации и непомерного напряжения индустриализации. Для этого надо было поощрять крестьян (прежде всего из числа зажиточных, производящих наибольшее количество сельхозпродуктов), а также легкую промышленность. Она, вырабатывая товары ширпотреба, стала бы стимулировать крестьян к взаимовыгодной торговле с городом.
Такова заведомо упрощенная «альтернатива» сталинскому курсу с позиций «правого» уклона. Надо только удивляться, что она не прельстила партийное и беспартийное большинство или она была заманчива, о ней мечтали многие, но панически боялись репрессий?
Но ведь к началу 30-х годов никакого разгула репрессий не было. Да и чего бояться людям, которые призывают продолжать строительство социализма, ориентируясь на насущные нужды так называемого простого человека, на скорейшее повышение благосостояния трудящихся? В конце концов, почему бы и самому Сталину не принять и не одобрить такой курс? Он мог бы и в таком случае оставаться у власти, если не в качестве вождя, то одним из немногих вождей.
Короче говоря, «правая альтернатива» на первый взгляд выглядит вполне реалистичной.
Как пишет антисоветский автор Р. Конквист: «Постоянное внимание Сталина к организационным деталям приносило плоды. В Центральном Комитете «правых» поддерживала теперь только горсточка членов. На пленуме ЦК в апреле 1929 года позиция «правых» была осуждена…»
Выходит, принципы партийной демократии не были попраны: предложения и замечания «правых» обсуждались и в Политбюро, и в ЦК партии. Большинство высказалось против. Какое же это диктаторство? Вот если бы меньшинство поддерживало сталинскую политику, а она, несмотря на это, восторжествовала, это было бы антидемократично. А тут все, как говорится, по закону.
Постоянное внимание Сталина к организационным деталям надо понимать, судя по всему, как умение вводить в руководящие партийные органы своих сторонников. Но ведь это и есть принцип любого разумного политического деятеля. Если бы Сталин физически устранял своих противников, ставя на их место собственных «сатрапов», это была бы преступная политика. А он содействовал укреплению своей «центристской» позиции в партии демократическим путем, волеизъявлением большинства (так повелось еще при жизни Ленина). Это – умелое политическое руководство.
Вот что пишет дальше Р. Конквист: «В том же апреле на ХVI партийной конференции были одобрены принципы ускоренной индустриализации и коллективизации крестьянства. После того как их позиция была осуждена, правые отступили… Они опубликовали весьма общие отречения от своих взглядов по ряду политических и тактических вопросов».
Принятие предложения «правых» стало