Трясина - Надежда Евгеньевна Фещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Что я могу сделать? – думал Тоха. – А если попросить того, кого я увижу на инициации, главного? Интересно, он сможет помочь? А ещё… Ещё же можно сходить к Саввихе! Если она лечит травами, может, у неё и такие случаи бывали. Да, к ней сходить легче всего, вот сейчас же и сделаю это».
Дом у Саввихи был открыт, Тоха, конечно, постучался, подождал немного – никто не вышел, и он решил на правах частого гостя – в третий раз идёт! – просто зайти в дом.
Саввиха вязала свитер крупной вязки. Белая, голубая, тёмно-синяя шерстяные нити чередовались в узоре – вот что рассмотрел Тоха на её коленях. Она сидела на кровати, немного покачивалась и тихонько пела колыбельную. Левый рукав её домашнего платья у предплечья топорщился, словно под ним была перевязка.
– А, это ты, Антон. Здравствуй, – поприветствовала она Тоху. – А я слышу, кто-то стучит, да думаю, дай ряд довяжу, а то собьюсь в узоре. Ты присаживайся!
Тоха взял стул от стола, присел ближе к кровати.
– Баба Саввиха, кому это вы свитер вяжете? – спросил он.
– Сыночку своему, – ответила Саввиха и ласково взглянула на портрет на стене.
– Сыночку? – переспросил Тоха. – Простите, но зачем ему свитер там?
– А, ты ничего не понимаешь! Этот свитер будет для него кольчугой. Ему там плохо сейчас, я знаю. А так он хотя бы будет знать, что я его помню, что люблю, – и полегчает. – Она помолчала, прибавила: – Ничего, скоро станет всё хорошо, и ему будет хорошо. Немного подождать осталось. А у тебя как дела?
– А у меня плохо, – признался Тоха и опустил голову. – Маме моей плохо. Сказали, что у неё непонятная неизлечимая болезнь. И ничего не могут сделать.
Саввиха продолжала быстро перебирать спицами. Клубки раскатывались, освобождая разноцветные нити. Нити вплетались в свитер, он рос потихоньку с каждой петелькой.
– Вот так же и сыночек мой рос, – показала Саввиха на вязание. – Помню, как я мечтала о ребёночке! И всё боялась, а вдруг какой-нибудь больной родится, и что я тогда с ним буду делать, а он здоровенький получился, хорошенький такой, бойкий… – Саввиха улыбнулась прошлому. – А потом вымахал выше меня! Я всё думала: вишь, какая мне опора на старости лет будет, а вона как получилось…
Саввиха смахнула слезу. Тоха не перебивал её, но всё же ему хотелось получить ответ на вопрос, с которым он сюда пришёл.
– Скоро годовая по моему сыночку, – сказала Саввиха, – я ему подарок готовлю. А неизлечимыми больными я сейчас не занимаюсь, – вдруг прибавила он. – Старая стала, силы уже не те. Здоровья не хватит бороться.
– Баба Саввиха! – умоляюще воскликнул Тоха.
– Что Саввиха? – ворчливым голосом сказала она. – Уж восемь десятков ведь мне. – Она закрыла глаза, ушла внутрь себя.
Тоха ждал. Надеялся и ждал. Ведь Саввиха не сказала, что она ничего не знает или что дело безнадёжное. Значит, всё возможно. «Ну пожалуйста, пожалуйста»!» – молил он её внутренне.
– Антон, понимаешь, не всё так просто с этими болезнями. Со смертельными. Ведь как это лечится? Если по-другому нельзя, тот, кто лечит, берёт болезнь на себя. И справляется с ней уже в себе, используя все свои знания. И помощников, если не справляется. Сколько у меня котов и кошек уже перемёрло! Вот недавний случай. Приезжает мужчина. Межпозвонковая грыжа. Сильные боли. Врачи даже опасались, что скоро нижняя часть отниматься начнёт. Ходить трудно, сидеть трудно, ничего делать не может. От меня уехал – выздоровел. А у меня кот обездвижел в этот же день. От собак удирал, да те его догнали. И где-то, видимо, позвоночник повредили. Скажешь, с любым котом такое могло случиться? А позвоночник-то именно в том месте повредился! Ползал он потом у меня, горемычный, на двух передних лапах. Задние по земле волочил. А потом и совсем у миски стал лежать всё время. Усыпила я его, моего Ваську, навсегда, чтоб не мучился. Видишь вон, как бывает?
– Баба Саввиха, ну хоть что-нибудь подскажите, что можно сделать! – Тоха не отступал. Саввиха подумала.
– На, возьми вот этот фикус, – она показала на подоконник. – Он забирает всё плохое на себя. Каждый год несколько цветов выбрасываю – сохнут. Ну что поделаешь… Только мало этого, конечно. Но больше ничего у меня нет, прости.
Саввиха отложила вязание, поднялась. Поднялся со стула и Тоха – а что ещё оставалось? Взял он фикус с подоконника и пошёл домой. Дома поставил на самый солнечный подоконник, полил. Съел салат, который принесла Лариса Николаевна, да пару кусков хлеба – и погрузился в игру до самой поздней ночи.
На следующий день проснулся он поздно, с тяжёлой головой, и решил пойти проветриться. Он вспомнил, как ему легко дышалось в его любимом месте, в овине. По пути его перехватил Федя.
– Что-то тебя давно не видно, Тоха. Чем ты всё время занят, интересно? – подмигнул он Тохе. – А я как раз к тебе, думаю, дай-ка вспомним старые добрые времена, порежемся в «Страйк». – Он помахал телефоном, который держал в руке.
– Ну пошли, – ответил Тоха. – Только вон туда, в овин.
– А можно? – засомневался Федя.
– Чего нельзя-то?
На подходе к овину у Тохи вдруг мелькнула мысль: «А что будет, если этот овин поджечь? Вот, наверное, заполыхает красиво!» Он потряс головой – сам удивился таким мыслям, никогда ещё такое ему не приходило на ум.
Тоха открыл дверь. Только они с Федей ступили внутрь, как что-то взмыло под самую крышу.
– Тут что, летучие мыши живут? – спросил Федя.
– Не знаю, ни разу не видел, честно говоря, – удивился Тоха.
Они подошли к лестнице, поднялись до середины. Тоха увидел, как два чёрта дерутся с каким-то мужичком в простой старинной одежде. Мужичок был невысокого роста, но плечистый и крепкий.
Он вырвал толстый шест длиной в пару метров и давай обхаживать им чертей. Те, как ни уворачивались, всё равно попадали под удары.
– Вот это дерутся вороны! – воскликнул Федя. – Я и не знал, не на жизнь, а на смерть!
– Какие вороны? – удивился Тоха.
– Так – вон же! – показал Федя на чертей и мужика. Один серый ворон против двух чёрных.
Тут мужичок крутанулся и сшиб с ног противников. Черти выскочили в окна под крышей и скрылись из виду.
Мужичок вытер пот со лба:
– Уф-ф, какие настырные попались!
– Откуда они? – спросил Тоха.
– Так ты сам их на своих плечах принёс! – ответил мужичок.
Федя смотрел на Тоху открыв рот – ему-то виделось, что он с серым
