Семиозис - Сью Бёрк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы пили трюфель при свете углей, горящих под вертелом. На него нанизали куски мяса печеночного цвета. Время от времени вниз срывалась капля жира, и тогда огонь вспыхивал, словно светлячок. Я выбрал грубую и крепкую партию трюфеля, решив, что чем меньше мы будем замечать вкус этого мяса, тем лучше. Аромат (если его можно так назвать), шедший от очага, доказывал мою правоту.
Но я не потому жалел, что пришел. Одиннадцать лиц сияли красным от огня и наблюдали за мной, словно они – дети в классной комнате, а я – учитель. Вот только лица принадлежали не милым детишкам. Они все были убийцами, а я оказался альфа-убийцей.
– Сомневаюсь, что хоть одна моя стрела попала в цель, – сказал я, прекрасно зная, что меня не выгонят, даже если мне поверят – а они не поверят. – Я всегда отвратительно стрелял – а вчера я даже не целился.
Том засмеялся:
– Я видел, как один раз ты попал.
– И Фидо одного прикончил, так ведь? – подхватил Хакон. Ему было всего четырнадцать, и он мной восхищался (мне казалось, что он склонен задирать других ребят). – Твой лев – твое и убийство.
– Речь не об этом. – У Ивана уже язык заплетался. – Ты был великолепен. Зои тоже видела, верно? Орлы уже должны были на тебя налететь – а ты продолжал стрелять. Ты знал, что львы успеют вовремя разрушить мост.
– Я надеялся, что успеют. То есть – они не такие уж сообразительные.
– Ты не был уверен, что они это сделают?
– Ну…
– Орлы чуть тебя не убили! – Зои сказала это обвиняющим тоном.
Я пожал плечами, уставившись в свою чашку трюфеля. При свете очага он казался красновато-черным. Я особо не думал о той части боя, но, если вспомнить, перспектива погибнуть меня в тот момент не пугала.
– Ты всегда был такой, – заявил Алеша, муж Сильвии, оставшийся мальчишкой даже в старости. – Когда мы шли в город, то у нижнего водопада несли всех остальных детей, оберегая их от слизней, но ты не позволил никому себя нести. Ты схватил копье и сам о себе позаботился.
Он поджал губы, сощурился и поднял воображаемое копье в готовности пронзать все, что движется. Все засмеялись.
– Ты был крепкий, – сказал мой отец.
И это – от рыбака, который каждый день имеет дело с ядовитыми ракообразными и сохранил только восемь с половиной пальцев, потому что ошибок не избежать.
Бек рассказал историю обо мне примерно в десять лет: я организовал первую помощь Орсону, когда тот упал, сломал ногу и перепугался. Я это толком не помнил – только то, что мы ремонтировали городскую стену.
– Ты был молодцом при родах, – добавил он.
– И до этого, – сказала Зои.
– Мясо готово? – спросил я.
Что угодно, лишь бы они перестали говорить обо мне. Не стану спорить, быть героем здорово, но мне хотелось быть не героем… А вот кем мне хотелось быть? Если задуматься, то я и не знаю.
– Мясо готово?
Понять трудно – и у каждого тут свое мнение.
Но чуть позже мой отец спросил:
– Как ты думаешь, бамбуку еще есть что сказать?
Я над этим уже немало думал.
– Уверен, что это только начало. Может, когда-нибудь, он сможет рассказать нам про стекловаров.
– Непростая информация, чтобы ждать ее от растения.
– На это уйдет время – много времени. Надо найти язык, который мы оба знаем – или, скорее, мы его придумаем по ходу дела.
– Думаешь, бамбук настолько разумен?
Остальные прервали разговоры и прислушались, но тут я был не особо против, потому что речь шла не совсем обо мне.
– Не знаю. Но я не знаю и того, насколько разумны коты. Или львы. Они догадались, как сломать мост без всякого обучения, а это уже что-то. Бамбук выращивает новые бутоны, так что он явно намерен продолжать говорить.
– Надеюсь, это не значит, что опять идут орлы.
– Бутоны с виду другие. Разного цвета. И я не знаю, насколько орлы разумны, но у них должно хватить ума держаться теперь от нас подальше.
– Выпьем за это!
Бек поднял свою чашку. Мы поддержали его криками и выпили. Мы убийцы и гордимся этим.
– А что ты собираешься сказать бамбуку? – спросил Иван. – Спасибо за предостережение?
– Мы это уже сказали.
– А, точно. Ну, мы ему хотя бы нравимся. Нравимся же, да?
Я кивнул.
– Я тоже думал об орлах.
– Ни к чему о них говорить, – буркнула Зои.
– Если бы понять, что означает эта их дробь…
У Ивана загорелись глаза.
– Точно! Когда они заваливали Когтя, у них все было рассчитано.
Мы все принялись обсуждать то, что видели и слышали во время нападения орлов, пытаясь собрать воедино сведения о том, как они общаются, чтобы можно было подслушивать. Мы мало что поняли, но это определенно было лучше, чем сидеть и говорить обо мне.
Мясо орлов оказалось мускусным и вяжущим, и вдобавок жестким, но мы намазали его горчичным соусом и все-таки съели. Иван и Зои пошли домой со мной. Наверное, за меня думал трюфель, потому что я решил взять их обоих.
Я проснулся зажатый между ними, голый и разогревшийся, с сушняком и похмельем, слушая, как какой-то фиппокот возится в нашей одежде на полу, и пытаясь представить себе, каково быть Беком. Я бы просыпался каждое утро с одной и той же женщиной – женщиной, которая меня любит и которой я нужен, и я был бы рядом каждый день, потому что она тоже была бы мне нужна. Разные женщины – это весело, но я же не фиппокот и не хочу одного только веселья. На месте Бека я был бы центром жизни троих детей, а не находился на краю жизни массы ребятишек. Я нравлюсь детям – возможно, они даже любят меня, но, когда им сложно, им всегда нужны мама и папа. Будь я Беком, я был бы самым обыкновенным, просто одним из граждан Мира. Не великим коммуникатором, не альфой-орлоубийцей. Мне не нужно было бы никому ничего доказывать…
Но все сложилось не так. Жизнь несправедлива. Может, Беку хотелось бы быть мной. Вселенной наплевать, и для нее мое счастье не интересно. Но я бы мог вредить, а мог бы помогать и мог быть счастливым – пусть это и ни для кого и ни для чего не важно.
Зои с Иваном проснулись.
