Эта тварь неизвестной природы - Сергей Владимирович Жарковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он прямо сказал: если начнутся перестрелки — преследовать буду обе стороны… Далее, он с американцами договорился, и штук десять эшелонов с бытовой техникой пригнали в Беженск, под какой-то чудовищной охраной. Сейчас смешно, а тогда действительно снялось напряжение… Видео, аудио. Машинки стиральные удивительные. Потом жратва настоящая пошла… сосиски такие, что ты её, подлюгу, не доешь, потому что половина одной брюхо набивала до отказа. Что ещё людям надо для спокойной жизни? Разрядка напряжённости, в общем.
И начался у Земли с бедованами честный бартер… Ну и строительство началось, причём, строили сначала город, а не стену вокруг Зоны. Тогда ведь даже границы Зоны ещё не провесили толком… Но всё равно — полумеры. Нечего было людям предъявить в перспективе, и не на чем показать, что нельзя им на Землю, опасно для всех остальных! А просто под пулемётами они уже не стояли смирно, после Зарницы-то, да после Первого Периметра… И земляне как-то даже стали склоняться к переговорам. Хотя бы в отпуска людей пускать… И тут в Зоне открыли «мамины трещины».
«Неумолимая» гитика. И самая жестокая. И не сразу мы сообразили, что она дальнобойная. Уже потом, после дела Аскатурова Руслана, после единовременной смерти его родственников, всех до единого, по всей стране, мы начали разбираться, и всем строем обгадились от ужаса, разобравшись… даже определили первых погибших на «трещинах» в Зоне и за Зоной…
— Вы про Чикашина и Матвеева?
— Какой у вас, однако, огонь охотничий в очках, господин Шугпшуйц. Ну да, и история бразильская была, просто Мария какая-то. Два брата, один не знал, что он брат… В общем, неважно. Важно, что Зона может стрелять по Земле на любые расстояния… Ну, что вы?
— А вы так смотрите на меня, Олег Фомич?..
— А как?
— Да неприятно как-то.
— Но вы так обрадовались. Так потешно подпрыгнули.
— Э-э… В общем, извините. Я перебил вас. Продолжайте, пожалуйста.
— Да это уже конец беседы, Семён… Ну, после Аскатурова мы и поняли, предметно, и на живых людях увидели, и бедованам внятно и доказательно объяснили, почему они в карантине и почему карантин такой жестокий. Почему нельзя их выпускать на Землю даже в отпуск, и даже почему мы до сих пор не признаём пропавших без вести в Зарнице погибшими… И люди поняли, и поверили, и приняли это, и начали как-то уже этак всерьёз, надолго, без оглядки обустраиваться. Безработица резко уменьшилась, потом Ельцин объявил Беженск и Капустин ЗАТО… Н-да. Между прочим, всех кавказцев-контрактников, людей родовых, — как корова языком слизнула из Предзонья после гибели Аскатуровых. Правдами и неправдами вырывались. И навсегда. Их было очень трудно искать… Тяжёлая история, Семён. Они же пытались и тех своих, кто попал под Зарницу, вывезти… Тяжело договаривались с ними. И карантинные чеченцы никогда больше в Зону не выходили. Спились большей частью в Беженске. Полностью были деморализованы. Чеченцы, осетины, ингуши, один был карачаровец… Человек тридцать-сорок. Мы опасались, что они в банду собьются, помню, но, очень странно, но нет. Перестали между собой даже общаться… Грузины, кстати, не испугались, чёрт знает, почему. Сами не знают.
— Вы всё сразу в одну кучу, Олег Фомич.
— Это я болтовнёй подавляю рефлекс подавить угрозу утечки сверхсекретной информации. Предохранитель прям чешется у меня в «лопатнике».
— Ха-ха-ха! Но я и хотел бы поподробней поговорить именно про кавказцев… У меня тут пара конкретных вопросов… Итак, Олег Фомич, — ОРП.
— Н-ну… Ясно. В общем, я-то как раз хотел вас предупредить… затем и согласился встретиться. К вам очень тут все расположены, Семён, многие добрые бедованы просили меня вас одёрнуть, наконец. Не будет никогда никаких подробностей, Семён. «Мамины трещины» — смертельная, неумолимая никаким количеством бамперов гитика. Обе известных локали «трещин» обозначены и изолированы. Точка.
— Изолированы… Заминированы! Олег Фомич, в ещё девяносто втором появились слухи об ОРП…
— Не понимаете намёков, Шугпшуйц. Значит, просили меня не зря. Если вы ещё раз сейчас произнесёте эту аббревиатуру вслух, вы, при всём моём расположении, прямо сейчас умрёте, Шугпшуйц.
— Э-э-э-э… Мы же просто разговариваем, Олег Фомич! Вы же сами начали, не я! Мы же просто разговариваем.
— Верно. И вы — просто — умрёте, если не перестанете трепать языком и смущать людей. Видите, какой у меня есть пистолет? Для того я и упомянул про кавказцев, Семён. Дорогой мой. Вы и купились, летописец… Я же вижу, что у вас там, в вашем блокнотике написано. Вы славный парень, чёрт возьми, живите вы долго! Не заставляйте меня выполнять инструкцию. Не лезьте сюда. Не надо корчить из себя Боба Вудворда… или, тем более, Щекочихина… Сюда — не лезьте. И других своими вопросами не подставляйте. Вы меня поняли?
— Я вас понял.
— Вот славно. Если — с этого момента начиная — хоть слово на эту тему выползет на Землю… предупреждений больше не будет. Ну столько же интересного в Зоне и без «маминых трещин» этих вонючих, ей-богу! Что вас ещё интересует?.. Я весь в вашем распоряжении. Хотите расскажу про фалангу?
— Нет. Спасибо за беседу.
— Тогда всего доброго. Рад был поболтать с интеллигентным человеком.
— У меня профессия есть. Всего вам доброго.
— Да-да-да… Что-то ещё?
— А кто это такие? Ну… Боб Вудворд, Щекочихин? Это трекеры?
— Вы серьёзно?
ГЛАВА 5
Через пятнадцать минут после гибели Набиса (то есть в 18.14 по земному московскому времени) в управлении милиции Беженска (строительный вагончик с самодельной вывеской типа «резьба по краплаку с обратной стороны
