Русские исторические женщины - Даниил Мордовцев

Но, между тем, иностранцы-современники сообщают, что Ирина и Борис в это время не бездействовали в монастыре; они тайно призывали к себе сотников и пятидесятников стрелецких, подкупали, лаской и обещаниями убеждали их склонить на свой сторону ратных людей и горожан.

Ирина и Борис ожидали земского собора, который должен был избрать царя.

Собор открыт был 17 февраля. В речи патриарха на первом плане стоят Ирина и ее брат. Говорилось, что царь Иван Васильевич взял Ирину в свои царские палаты еще семи лет и воспитывал ее в царских палатах до самого брака ее с царевичем Федором Ивановичем, что и брать ее Борис «также при светлых царских очах был безотступно еще с несовершеннолетнего возраста», что и Иван Васильевич, умирая, «полагал» и сына своего Федора и богоданную ему дочь Ирину – все на того же Бориса, говоря, «какова мне дочь, царица Ирина, таков мне и ты, Борис»; что при царе Федоре Ивановиче все великое и доброе шло от брата царицы Ирины и что от него же «славно было государево и государынино имя от моря и до моря, от рек в до конец вселенной».

20 февраля всем земским собором снова отправились в монастырь молить Ирину и брата ее не покидать православный народ.

Со стороны Ирины и Бориса последовал новый отказ.

На другой день всенародно служили молебен и всенародно положено было идти в монастырь с иконами и крестами, а народу – с женщинами и грудными младенцами просить царицу благословить на царство своего брата; если же Ирина и Борис вновь откажут, то Бориса отлучить от церкви, а патриарху и всем архиереем снять с себя святительские облачения, сложить панагии, одеться в простые монашеские рясы и запретить службу по всем церквам.

Шествие двинулось к монастырю. Годунов ушел в келью к сестре.

В монастыре патриарх отслужил обедню, а потом все в священных одеждах, с крестами и образами, пошли в келью к Ирине. За ними шли бояре и все думные люди, а дворяне, приказные люди, гости и весь народ стояли у кельи и по всему монастырю. Вся эта масса стояла на коленях и все с плачем и рыданием вопили:

– Благочестивая царица! помилосердуй о нас: пощади, благослови и дай нам на царство брата своего Бориса Федоровича!

Ирина долго оставалась в нерешимости, наконец, заплакала и сказала:

– Ради Бога, Пречистой Богородицы и великих чудотворцев, ради воздвижения чудотворных образов, ради вашего подвига, многого вопля, рыдательного гласа и неутешного стенания, даю вам своего единокровного брата – да будет вам государем царем.

С плачем говорил на это Годунов:

– Это ли угодно твоему человеколюбию, Владыко, и тебе моей великой государыне, что такое великое бремя на меня возложила и предаешь меня на такой превысочайший царский престол, о котором и на разуме у меня не было? Бог свидетель и ты, великая государыня, что в мыслях у меня того никогда не было – я всегда при тебе хочу быть и святое, пресветлое, равноангельское лицо твое видеть!

Ирина отвечала на это:

– Против воли Божьей кто может стоять? И ты бы без всякого прекословия, повинуясь воле Божьей, был всему православному христианству государем.

Так Годунов был избран царем по воле народа и по благословению своей сестры, царицы-инокини Ирины-Александры.

Другие же памятники говорят, что все это делалось по уговору с Ириной, что Годунов, «яко волк оделся в одежду овчию, так долго искав, ныне стал отрицаться и по неколикократном прошении уехал к царице в Новодевичий монастырь, надеясь, что простой народ выбрать его без договора бояр принудит».

Относительно же всенародного вопля у кельи Ирины говорят: «Народ неволею был пригнан приставами, не хотящих идти велено было и бить: приставы понуждали людей, чтоб с великим кричанием вопили и слезы точили. Смеху достойно! как слезам быть, когда сердце дерзновения не имеет? Вместо слез глаза слюнями мочили и неволею выли как волки. Те, которые пошли просить царицу в келью, наказали приставами когда царица, подойдет к окну, то они знаками покажут им и чтобы в ту же минуту весь народ падал на колени и все бы плакали громко; не хотевших плакать били без милости».

Думаем, что и тут есть преувеличение: об этом, конечно, говорили враги Бориса, которых у него было немало между боярами, которые, как полагают, назло ему и подняли из гроба тень убиенного царевича, воспитав в Польше невежественного проходимца.

И после избрания на царство Годунов продолжал жить у сестры в монастыре. Только 30 апреля, в мироносицкое воскресенье, он решился торжественно переехать на житье в Кремль.

Вступив в Москву, Борис обошел все соборы, ведя за руки детей своих – сына Федора и дочь Ксению, участь которой была горьче участи ее тетки Ирины, как мы это увидим ниже. О матери их, жене Бориса, Марье Григорьевне, дочери страшного Малюты Скуратова, до этого времени вообще почти не упоминалось.

Ирина же Годунова с этого момента как бы сходит с исторической сцены и о ней, по-видимому, забывают за монастырскими стенами.

Только уже в сентябре 1603 года попадается известие, что скончалась инокиня Александра, бывшая царица Ирина. Слухи ходили, что смерть постигла ее от тоски: – Ирина слышала и видела, что недоброе что-то творится на Руси, и сама пророчила, говорят, еще большие грядущие бедствия, что ее мучила совесть за брата. Всемогущий Господь, – говорят современники, – воззвал ее к себе из юдоли плача, чтоб избавить от ужаса дожить до того, до чего дожило после нее московское государство. Ехавший за гробом сестры царь Борис чувствовал, что толпы народа, провожавшие покойницу до склепа Вознесенского монастыря – зловещий укор его тайному делу.

II. Жены Курбского: княжна Марья Юрьевна Голшанская и Александра Симашко. – Титулярная королева ливонская Марья Владимировна. – Дочери Малюты Скуратова

Мы уже познакомились с судьбой всех восьми жен царя Ивана Васильевича Грозного. Наибольшее сочувствие возбуждает в нас, конечно, судьба трех супруг Грозного: царицы Анастасии Романовны Захарьиной-Кошкиной, царицы-девицы Марфы Васильевны Собакиной и царицы Марии Федоровны.

Вслед за женами царя Ивана Васильевича справедливо должны быть поставлены, и в хронологической последовательности, и по исторической аналогии, жены его политического врага и литературного противника, беглеца Курбского.

Мы увидим, что, по сопоставлении женских личностей восточной или московской Руси с женскими личностями западной или литовской Руси, в отношении чистоты нравов, преимущество едва ли окажется на стороне женщин западной Руси: так, жена Курбского, урожденная княжна Марья Юрьевна Голшанская, по легкости нравов и по своим нравственным правилам вообще, едва ли стоила Курбского, хотя и он сам, дитя своего времени, не был чужд его пороков и странностей.

Когда Курбский покинул родину и бежал от своего грозного преследователя и царя Ивана Васильевича в Литву, в московском государстве оставалась его семья, о которой он не подумал, кажется, чтобы, спасая свой собственную жизнь от исторического костыля «грозного» царя, спасти от него и свое бедное семейство, неповинное в его проступках перед царем: в московском государстве Курбский, убегая за «рубеж», покинул старушку-мать, жену и сына ребенка.

Из сочинений самого Курбского мы знаем, что эти несчастные члены его семьи, брошенные им на жертву разгневанного царя, были заключены в темницу и «троской поморены».

В новой своей родине Курбский женился на второй жене в 1571 году, в то именно время, когда царь Иван Васильевич Грозный, на Москве, женился на больной купеческой дочери Марфе Васильевне Собакиной. В литовской земле Курбский взял за себя замуж Марью Юрьевну Козинскую, урожденную княжну Голшанскую. До брака своего с Курбским, Марья Юрьевна имела уже двух мужей: первого – пана Молтонта, и второго – пана Козинского, От первого брака у Марьи Юрьевны осталось два сына, паны Молтонты, которые уже были взрослыми молодыми людьми, когда мать их вышла в третий раз за Курбского.

Сначала супруги жили согласно. Княгиня Курбская записала своему мужу почти все свои имения. Но это обстоятельство, вероятно, и было началом семейной вражды, которая причинила столько неприятностей Курбскому на его новой родине: пасынки его, папы Молтонты, не могли, конечно, быть довольны тем, что имения матери их перешли к вотчиму, и, желая возвратить назад материнские маетности, начали жестоко враждовать с этим вотчимом.

Дело дошло до суда. В 1577 году местным судом присланы были в имения Курбских «возные» с шляхтичами, «добрыми людьми», для «следствия по доносу пасынка Курбского, пана Молтонта. Оказалось, что один из этих пасынков, пан Андрей Молтонт, подал в суд жалобу, будто вотчим его, князь Курбский, избил свой жену, мать пана Молтонта, измучил ее и посадил в заключение, и будто от побоев и мук княгини Курбской уже нет на свете.

«Возные» нашли не княгиню Курбскую, а князя Курбского больным, в постели, а княгиня, жена его – здорова, сидит у постели больного мужа.