Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

Эндор рассмеялся:

— Грегор, ты подвергаешь сомнению методы работы Священной Инквизиции? Методы, сложившиеся столетия назад? Ты сомневаешься в побуждениях наших собратьев по Ордену?

Я знал, что он шутит, но ответил серьезно:

— Я порицаю систему, которая приводит к тому, что мы не доверяем даже друг другу.

Мы спускались в глубины тюремного блока.

— Что с Гло?

— Ничего не говорит, — сказал Эндор. — Под пытками, которые к нему применяют, ломалось большинство еретиков. Во всяком случае, они почти всех заставляли умолять о пощаде или пытаться наложить на себя руки. А этот сопротивляется и, можно даже сказать, сохраняет хорошее настроение. По-прежнему высокомерен, словно надеется победить.

— И он прав. Мы ни за что не подпишем приказ о его уничтожении до тех пор, пока не узнаем его тайн.

Люди Вока трудились над Гло в вонючей камере, стены которой были выкрашены в красный цвет. От Уризеля остались только искалеченные останки, жизнь в которых поддерживалась исключительно мастерством палачей.

Извлечь признание из еретика — это величайший долг инквизитора, и, на мой взгляд, допустимы любые методы, но этот вариант просто бесполезен. На их месте я бы прекратил пытку еще несколько дней назад. Одного взгляда хватало, чтобы понять, что Уризель Гло не намерен говорить.

Я оставил бы его в покое на несколько долгих недель. Несмотря на все муки, постоянное внимание придавало ему сил, так как демонстрировало, в сколь отчаянном положении мы находимся. Тишина и изоляция сломили бы его быстрее.

Инквизитор Шонгард отстранился от стола, к которому был привязан Гло, и стащил хирургические перчатки. Он был широкоплечим человеком с жидкими каштановыми волосами и черной металлической маской, хирургически вращенной в его лицо. Никто не знал, скрывает ли она следы какой-то серьезной травмы, или же это сделано из любви к эффектам. Сквозь прорези маски на нас с Эндором уставились нездоровые и налитые кровью глаза.

— Братья… — прошептал он. По-моему, он никогда не говорил даже вполголоса, только вкрадчивым, пугающим шепотом. — Его упорство сильнее, чем когда-либо мною виденное. Мы с инквизитором Воком пришли к выводу, что сознание еретика прошло очень серьезную тренировку, что позволяет ему игнорировать наши манипуляции. Были применены ментальные зонды, но и они ничего не дали.

— Возможно, стоит попросить Астропатический Анклав обеспечить нас помощью одного из первоклассных специалистов, — сказал Вок, выходя из-за моей спины.

— Не думаю, что на его сознание поставлен какой-либо блок, — сказал я. — Вы бы нашли следы такой обработки. Да и он тогда молил бы нас остановиться, потому что знал бы, что не может дать нам ответ.

— Ерунда, — прошептал Шонгард. — Ни один нормальный человек не выдержал бы такого.

— Иногда у меня возникают сомнения, знают ли мои собратья хоть что-нибудь о человеческой природе, — мягко ответил я. — Этот человек — фанатик. И к тому же благородного происхождения. Он видел тьму, которой мы так боимся, и знает ее мощь. И ее лживых обещаний достаточно, чтобы держать рот на замке. — Я подошел к столу и посмотрел в лишенные век глаза Гло. Когда он улыбнулся мне, на его ободранных губах запузырилась кровь. — Ему обещано падение миров, уничтожение миллиардов. Он кичится этим. То, за чем устремились Гло, столь велико, что ничто иное не имеет для него значения. Я прав, Уризель?

Он забулькал.

— Это для него лишь временные трудности, — произнес я, презрительно отворачиваясь от еретика. — Он продолжает упорствовать, потому как считает то, что ждет его впереди, достойным любых мучений.

Вок фыркнул:

— И что это может быть?

— Мне слова Эйзенхорна кажутся убедительными, — сказал Эндор. — Гло будет защищать свою тайну, что бы мы ни делали, поскольку эта тайна обещает ему возместить все потери тысячекратно.

Лицо Шонгарда под маской явно скривилось в сомнении.

— Поддержу брата Вока. Какая награда может стоить длительного общения с лучшими мясниками Инквизиции?

Я не стал отвечать. Ответ мне был неизвестен, хотя у меня сложилось представление о масштабах заговора.

И мысли об этом леденили мою кровь.

Если у меня и оставались какие-то сомнения в том, что верхушка Гло уцелела, то их полностью рассеяла следующая неделя. По мирам субсектора прокатилась волна диверсий с использованием взрывчатки, токсинов и пси-оружия. Мрачные ячейки зла, скрывавшиеся в Имперском сообществе вылезали на свет, подвергая себя риску обнаружения. Ими словно дирижировала какая-то сила. Кто-то вроде лорда Гло и его сообщников, избежавших уничтожения. А может (и я все больше и больше склонялся к этой версии), они являлись только частью незримой правящей элиты, которая теперь мобилизовывала силы своих тайных дочерних культов на двух дюжинах миров, готовя революцию.

— Есть и другое объяснение, — сказал мне Титус Эндор во время мессы в Имперском Соборе Дорсая. — Несмотря на могущество и влияние Дома Гло, не они стояли на вершине пирамиды заговора. Есть кто-то и выше.

Такое, конечно, тоже возможно, но я знал, насколько заносчивы и честолюбивы Гло. Они не из тех, кто подчинился бы другому хозяину. По крайней мере, человеческому хозяину.

Тем временем беспорядки добрались и до Гудрун. Один из городов на юге подвергся серии взрывов, а фермерское поселение на западе вымерло от отравления нервным токсином, сброшенным в его водозаборы. Военный флот Скаруса по-прежнему прилагал усилия, чтобы оправиться от повреждений, причиненных самому себе, а адмирал Спатиан вернулся из своего похода за кораблями Эструма с пустыми руками. Эти суда просто исчезли. Я обменялся посланиями с Мадортином, который сообщил мне, что в командовании Военно-космического флота теперь мало кто сомневался в том, что гибель «Ультима Виктрикс» и последовавший за ней погром стали результатом саботажа. Влияние нашего врага простиралось даже на Военный флот.

А затем в двух огромных городах-ульях Трациан Примарис поднялось открытое восстание. На улицы вышли тысячи рабочих, пораженных порочным влиянием Хаоса. Они занимались поджогами, грабежами и убийствами. И открыто демонстрировали непотребные знаки Хаоса.

Планы лорда главнокомандующего насчет крестового похода в Офидианский субсектор откладывались на неопределенный срок. Военно-космический флот Скаруса снялся с якоря и устремился подавлять восстание на Трациане.

Но это оказалось только началом. В предместьях столицы Саметера вспыхнул откровенный мятеж, а днем позже разразилась гражданская война на Гесперусе. Оба случая носили признаки влияния Хаоса.

Этот печальный период упомянут в Имперских хрониках как Геликанский Раскол. Он длился восемь месяцев, и в открытой войне на этих трех мирах погибли миллионы, если не вспоминать о сотнях менее крупных инцидентов на других планетах, включая Гудрун. Лорд главнокомандующий получил-таки свой священный крестовый поход, хотя вряд ли он представлял, что его придется вести против населения собственного субсектора.

Все власть имущие, и даже мои достойные собратья-инквизиторы, были настолько ошеломлены этим бунтом, что это практически парализовало всю работу. Заклятый враг человечества нередко действовал открыто и жестоко, но в этот раз его поведение казалось лишенным логики. Почему после столетий осторожного, тайного становления скрытные культы внезапно поднялись как один, подставляясь под гнев Имперских войск?

Я решил, что ответ заключается в «истинной причине». И то, что Уризель Гло сопротивлялся пыткам едва ли не с ликованием, лишь укрепило мое убеждение: архивраг готовится к чему-то столь грандиозному, что готов принести в жертву все свои тайные войска по всему субсектору, только бы отвлечь Империю.

И мне подумалось, что лучше позволить планетам сгореть, чем дать свершиться «истинной причине».

Вот поэтому я и отправился на Дамаск.

Глава тринадцатая

ДАМАСК

СЕВЕРНЫЙ KBAЛM

СВЯТИЛИЩЕ

Под свинцовым, мрачным небом кочевали за ветром воздушные леса. Они напоминали тучные стада каких-то раздутых животных, пасущихся над склонами каменистых холмов, сталкиваясь с грохотом, похожим на стук копыт.

Но это были только деревья: пузырчатые целлюлозные шары, заполненные газом, который был легче воздуха и возникал в результате гнилостного распада в их чреве. Они дрейфовали по ветру, медленно волоча за собой корневые системы. Иногда при столкновении двух деревьев шары со стенанием исторгали газ через сфинктеры. Вонючие струйки поднимались над древесным стадом.

Я взобрался на вершину невысокого плато, где желтоватый лишайник покрывал синеватый кремень и гравий. Над плоской вершиной проносились одиночные шаровидные деревья.