Зверь в тебе - Татьяна Володина

– Серёжка, ты правда дурачок, – сказала она, когда они разомкнули губы. – Ты ничего глупее придумать не смог? Если уж и приспичило тебе меня к кому-то ревновать, уж выбрал бы кого поинтереснее.

Мужчина внимательно смотрел на нее, ища на ее лице подтверждения ее словам. Лицо улыбалось, глаза ясно светились, и ни грамма лжи в них не было. Ему стало стыдно, и он опустил голову, спрятав лицо в ее волосах.

– Прости, – повинно сказал он. – Ты и правда вышла замуж за дурака.

– Значит, я живу в сказке, – с улыбкой промурлыкала Яна. – Интересная такая у нас сказка выходит: «Про Иванну Прекрасную и Сергия Дурака».

Они расхохотались и упали на диван. Независимые пружины матраса под их общим весом дружно взвыли, как осенний волчий хор.

– Я клянусь тебе, – сказала Яна, – что у меня даже мыслей никаких в этом направлении не было.

– Верю, солнышко, – соизволил улыбнуться и Сергей. Потом он немного помолчал и добавил: – Но, если он попытается тебя у меня увести, я его убью.

И никакого намека на шутку в его глазах Яна не увидела.

Глава 15. Сны, жертвы и трансформации

Капитан Коваленко не мог решить, плакать ему или смеяться. События разворачивались с такой скоростью, что он не знал уже, как ему на всё это реагировать. Сперва из показаний Михаила Царёва он узнал имя того самого друга, у которого была дача недалеко от мега-молла – та самая, которая фигурировала в показаниях свидетелей о поездке за черешней. Это было бы, пожалуй, слишком легко и хорошо, если бы именно он и оказался похитителем и мучителем женщины, но проверить в любом случае нужно было обязательно, что Борис и сделал. Получив все необходимые разрешения, он выехал на место с группой захвата, а на это же время вызвал хозяина дачи к себе повесткой, чтобы тот не успел уничтожить улики, буде такие окажутся. Разумеется, могло быть и такое, что все улики уже давно уничтожены, но капитан старался не думать об этом. После первичного осмотра он оставил криминалистов работать на месте, а сам поехал опрашивать мужчину. Ни то, ни другое не дало ему ничего принципиально нового: показания были всё теми же, на даче эксперты не обнаружили никаких следов Елены.

Практически сразу же Коваленко получил из садовых товариществ нужные ему списки их членов, и выяснилось, что там фигурирует еще один человек, знакомый с Царёвыми. Его и его дачу проверили всё по той же схеме – и снова ничего не нашли. Борис рвал и метал.

В тот же самый день его вызвал к себе подполковник Парфёнов, который осторожно, подбирая слова и намекая на то, что информация не должна выйти из его кабинета, рассказал ему о местонахождении его подопечной. По словам Дмитрия, женщину увезли и теперь держали на территории закрытого санатория для сотрудников ФСБ. Была информация о том, что ей стало лучше, она шла на поправку, но больше ничего узнать не удалось. Друг советовал Коваленко продолжать работать над делом, не волнуясь о здоровье и благополучии Елены: его информаторы уверили его, что ей абсолютно ничто не угрожает, напротив, за ней отлично ухаживают, и все доступные небожителям от безопасности достижения медицины теперь в ее распоряжении.

Это еще больше уверило капитана, что история с похищением женщины сложна даже для него. Но он не боялся сложных задач и бросать расследование не собирался. Разумеется, тот факт, что он не может опросить ее и использовать информацию, которую она могла бы дать в своих показаниях, замедлял его работу, но отнюдь не делал расследование бессмысленным. Будь у него на руках показания женщины, он просто быстрее раскрыл бы это дело, а без них он будет двигаться чуть медленнее. Но стоять на месте точно не станет. Не в его характере было пасовать и поднимать лапки, сдаваясь.

А потом ему приснился еще один странный сон.

Он бежал по зимнему лесу, и лес этот был полон звуков и запахов. Сновали в своих подснежных норках мыши, шурша сухой травой и мелкими ветками. Трещали и постанывали на ветру голые ветви деревьев. Где-то совсем рядом пробежала лисица, а чуть впереди нее – тощий, уже растерявший почти весь летний жирок заяц. В дупле старого дуба шуршали белки – наверное, пересчитывали свои запасы.

Он совсем не чувствовал холода, даже наоборот – быстрый бег разогрел его, и радость от выверенных движений здоровых, крепких мышц разлилась по телу огненным коктейлем. Теплый пар вырывался из ноздрей и таял в морозном воздухе. Он вдруг понял, что снова бежит по лесу в зверином обличье. И обилие запахов, и звуки не имели ничего общего с восприятием человека. Он ощущал свое тело до самых кончиков пальцев, и эти ощущения были очень знакомыми, естественными, но совершенно не человеческими. И почему-то во сне это Бориса совсем не волновало и не тревожило. Ну зверь и зверь. Волк, кажется.

Потом он услышал крик, которого здесь не должно было быть. Не охотничий клич хищника, не плач его испуганной жертвы – нечто иное. Крик человека. Откуда в зимнем лесу человек, да еще и человек, который кричит? И почему этот крик так знаком ему? Волк поднял голову, ловя носом движения воздуха, и одновременно повел ушами, пытаясь определить, откуда раздался этот звук. На нос упали снежинки: испуганные резким звуком птицы взлетели в облачное небо и уронили вниз снег, которым были присыпаны ветки. Волк чихнул и двинулся по направлению звука. Что за человек там кричит? Звук повторился, и волк побежал быстрее. Лапы проваливались в снег, но это не было серьезной помехой. Гораздо интереснее было узнать, что происходит.

Внезапно почти у самой кромки леса он увидел женщину. «Это она кричала», – понял он. Ей явно нужна была помощь. Она ползла на животе по снегу, оставляя за собой кровавые следы. На ее руках и ногах раны явно были нанесены когтями, очень похожими на его собственные. Одежда была в дырах и лохмотьях, голова вся в крови. Она плакала и бормотала что-то неразборчивое даже для него, потом наткнулась на незамеченную ветку, причинившую, судя по всему, ей новую острую боль, и снова закричала. Похоже было, что у нее почти не осталось сил, но она всё равно продолжала ползти вперед, в глубь леса.

Он осторожно приблизился к ней, тихо и аккуратно переступая лапами по снегу, чтобы не испугать ее. Ему нужно было получше осмотреть и обнюхать незнакомку. Она так восхитительно, вкусно пахла кровью, болью и страхом, что он, не сдержавшись, облизнулся. То ли сделал он это слишком громко, то ли жертва просто почувствовала его приближение, но ее взгляд тут же встретился с его взглядом. В женских глазах ему почудилось узнавание, она вскрикнула и поползла еще быстрее, оставляя на снегу еще более густой и горячий след. Похоже, на животе у нее тоже были раны, и от страха или от прикосновений снега, льда и растительности они стали кровоточить еще сильнее.

Он прыгнул.

– Неееет! – закричала она.

Борис проснулся, как водится, внезапно. В голове еще стоял женский крик, а на губах почему-то был вкус крови. Он провел по ним пальцами, подушечки окрасились алым. Кажется, во сне он искусал себе губы. Но почему? Мужчина сел в постели и только тут заметил, что вся она, включая матрас, изодрана в клочья. Здесь будто бы звери подрались. Звери… Звери?! Коваленко просунул руку в искалеченный матрас, нащупал внутренности, пружины ударили его по пальцам. Он ойкнул и отдернул руку. Стало до жути страшно. Он спрыгнул на пол и попытался закутаться в простыню – не получилось. От нее тоже остались одни только лохмотья. Он плюхнулся на пол прямо на пятую точку, больно ушибив ягодицы. Обвел взглядом пол в своей спальне и, вскрикнув, попятился в угол, и уже оттуда со всё нарастающим ужасом смотрел на глубокие царапины в старом, дорогом, отлично лакированном паркете. Мыслей в голове не было никаких, одна только паника, паника, паника…

Коваленко не знал, сколько времени он просидел вот так, в углу,