Сын епископа. Милость Келсона - Кэтрин Куртц

— Ага. Но нам-то что остается? Надо ехать с тем, чем располагаем, — вздохнул Дугал. — Томэйс и Александр, поедете с нами. И Кьярд. Кэболл, поможешь собраться?

— Да, Дугал.

Когда все вышли, чтобы подготовиться к отъезду, и в зале со старым вождем и его наследником остались только волынщик и бард Кинкеллиан, Дугал повернулся к отцу спиной. Во взгляде старика, помимо телесной боли. Была еще и тревога, когда он протянул руку, чтобы ухватить за плечо Дугала.

— Скверно это пахнет, мой мальчик, и что-то мне не по себе. Священники и епископы торчали в Кулди весь последний месяц. С чего бы еще одному появляться здесь тайно подобным образом? И морем — в такую-то пору…

Дугал кивнул, сжав губы, срывая с себя килт и полотняную рубашку, чтобы переодеться для поездки в кожу и легкую броню, которые уже принес слуга.

— Гм. Мне все это тоже не по вкусу, отец. А король сказал бы мне, если бы что-то знал. Наверняка, здесь измена. Но нам надо все разведать.

— Это так, Но будь осторожен, парень. Нашему клану нужен вождь.

— Хватит об этом, отец. У клана есть вождь. И будет много лет, если Господь пожелает. Кроме того, я еще не всему научился.

Старик кивнул и улыбнулся, когда его сын отстранился, чтобы позволить Кьярду его облачить, однако оба знали, что лишь напускают на себя равнодушный вид. Дугал прикинулся, будто ему надо поправить завязку кожаного панциря, в то время как Кьярд набрасывал ему через голову перевязь меча и закалывал у горла тяжелый, подбитый мехом плащ.

Натягивая на ходу перчатки, Дугал покинул зал, подняв руку в дверях в знак прощания. Несколько минут спустя траншийское воинство выехало из ворот замка к Каркашейлу. Еще через два часа Дугал и его люди поставили своих косматых горных пони — шпора к шпоре — поперек входа в Каркашейлский перевал — здесь подъезжающие чужаки могли бы приблизиться к траншийцам на дюжину ярдов, прежде чем, вообще, догадались бы, что они не одни. Дугал держал центр построения, Кьярд находился слева от него его личным штандартом, а Кэболл — поодаль справа со знаменем Транши. Шелка празднично реяли на фоне серого декабрьского неба.

Сверху прозвучал сигнал. Как только Дугал обнажил и поднял меч, сталь вылетела еще из двенадцати ножен. Он вскинул на плечо обшитый кожей щит и присобрал поводья своего пони. Когда первый из закутанных в черное пришельцев выехал из-за поворота и заколебался, наткнувшись вдруг на ожидавшее его построение, Дугал вывел своего коня на несколько шагов вперед.

— Стойте, во имя короля, и отвечайте, куда и зачем едете! — приказал он, легонько прикоснувшись своим мечом к левому плечу. — Вы на землях графа Траншийского.

Но те, кто ехали им навстречу, не были склонны к переговорам. Поняв это, Дугал стал разворачивать своего пони для временного отступления, а они уже пришпоривали своих здоровенных скакунов, переводя их с рыси в галоп, обступая двух безоружных, ехавших посередине, и обнажая оружие на скаку.

Дугал подал знак своим людям рассеяться, полагая, что быстрота их горных пони и знание местности помогут им оторваться. Однако атакующие не развернулись для общего преследования.

К изумлению и ужасу Дугала, те, что возглавляли отряд, устремились прямо за ними, а их сопровождающие смели с пути легко вооруженных всадников на маленьких пони, с ошеломляющим итогом, предводители же упорно преследовали Дугала.

— Макардри, ко мне! — вскричал он.

Его люди попытались сплотиться. Кьярда оторвал от него человек на особенно большом и злобном гнедом, который лягался и все норовил укусить, и Томэйс отчаянно рванул назад, чтобы его прикрыть. Но чужаки отрезали разведчика почти что без усилий, а затем наехали своими конями на Дугала, сбив животное с ног. Падая, Дугал здорово стукнулся. Шлем он потерял, но меч все-таки удалось удержать в руке к моменту, когда он кое-как поднялся на ноги. Он стремительно огляделся и обнаружил, что плотно окружен врагами.

Дугал отбросил щит. Ухватив свободной рукой поводья одного из нападавших, он рванул их, и животное упало на колени, сбросив седока, а Дугал одновременно отбивал удар меча другого противника. Но изумление при виде герба Трурилла на рыцарской накидке, надетой под упавшим плащом, на миг сбило его с толку; и прежде чем он собрался с мыслями, подкованное сталью копыто второго ударило ему по бедру, да так, что чуть не треснули кости. Он еще стоял с разинутым ртом, обездвиженный болью, стараясь не рухнуть под копыта, но тут новый враг двинул ему в грудь коленом, ребра захрустели, дыхание иссякло; он смутно признал в нападавшем труриллского сержанта, с которым они скакали бок о бок всего две недели назад.

— Гендон, — вырвалось у него.

Отчаянно хрипя, сокрушенный неслыханным предательством, он пошатнулся; ему удалось все же нанести кровоточащую, хотя и неглубокую рану еще одному противнику, но он двигался слишком медленно, чтобы уклониться от копыт новой лошади, которые опрокинули его наземь… или от рукояти меча, которая ударила его в висок мощно и глухо, когда сам барон Трурилл схватил его за кожаный шиворот и швырнул через плечо. Он пытался сопротивляться, хотя взгляд и затуманило болью, и он почти ничего не видел, но пальцы, сжимавшие рукоять меча, разогнулись, меч выпал, а боль разрасталась с каждым биением сердца.

— Назад, или я убью мальчишку! — провыл барон, рывком выпрямляя пленника в седле перед собой и прикладывая меч плашмя к горлу Дугала. — Вождь не отблагодарит вас за труп наследника. Клянусь, я его убью!

Зрение окончательно отказало Дугалу, горькая желчь жгла глотку, поднимаясь волнами вместе с болью и тошнотой. Грудь обжигало при малейшей попытке вздохнуть, а его неловкое сопротивление лишь побудило врага теснее сдавить сломанные ребра, прибавив ему страданий. Он смутно слышал, как затихает шум боя. А затем раздался задыхающийся и отчаянный голос Кэболла:

— Отпустите его, во имя короля Келсона Гвиннедского! Вы напали на законного представителя короля без причины!

— Короля-еретика! — прорычал позади Дугала гневный голос. — Король, впавший в ересь, теряет свои права, делая еретиками своих сторонников. Расступитесь и пропустите нас, или мальчишка умрет!

Дугал вновь попытался бороться, несмотря на боль, которой это стоило. Он не в состоянии был ясно мыслить, но чувствовал, что любой ценой нужно помешать этим людям бежать, даже ценой его жизни.

— Нет, — удалось ему выкрикнуть, — не позволяйте…

Но рукоять меча вновь стукнула его по голове, прежде чем он договорил, мир вокруг стал уплывать во тьму, тело полностью отказалось ему повиноваться. Стало еще больнее, когда барон поднял его выше, просунув руку в перчатке ему за пояс за спиной — и он услыхал боевой клич клана Макардри: они отвечали на его призыв. Но сознание покидало его, в то время как барон опять устремился в атаку, и больше он ничего не помнил.