Жуков и Сталин - Александр Василевский

К великому сожалению, этого не произошло, и войска, выполняя приказ, продолжали наступать. Причем была поставлена задача: изматывать противника, не давая ему никакой передышки. Вот это было для меня непонятным. Одно дело изматывать врага оборонительными действиями, добиваясь выравнивания сил, что и делали мы до перехода в контрнаступление. Но чтобы изматывать и ослаблять его наступательными действиями при явном соотношении сил не в нашу пользу, да еще в суровых зимних условиях, я этого никак понять не мог.

Неоднократные наши доклады командованию фронта о тяжелом состоянии армии в результате понесенных потерь, о несоответствии ее сил и задач, которые ставил фронт перед нами, не принимались во внимание. Приходилось с натугой наступать, выталкивая противника то на одном, то на другом участке. О прорыве вражеской обороны не могло быть и речи. Наши возможности истощились до крайности, а противник продолжал пополнять свои войска свежими силами, перебрасывая их с запада.

Продолжавшееся наступление 16-й армии с Волоколамского рубежа оказалось особенно тяжелым. Противник прилагал все усилия к тому, чтобы задержать наше продвижение. Для этого у него оказались соединения и части, сохранившие высокую боеспособность. Силами войск одной армии уже нельзя было рассчитывать на успех наступления, поэтому чаще всего для продолжения наступления на волоколамском направлении командование фронта привлекало несколько армий. При этом одна из них, наносившая главный удар, усиливалась за счет соседних.

16-й чаще всего приходилось взаимодействовать с 20-й и 1-й Ударной, а также с соседней (слева) 5-й. Чтобы глубже разобраться в причинах столь низких результатов наступательных действий, я неоднократно бывал в расположении различных частей и на разных участках наступления армии. И то, что мне удалось лично увидеть и на себе испытать, окончательно убедило меня в том, что при таком состоянии, в каком в это время находились наши войска, добиться решающего успеха над противником мы не в состоянии.

Наша слабость определялась уже не только малочисленностью в людском составе частей и соединений, но и слабым вооружением. Не хватало в большом количестве автоматического оружия (пулеметов), мало имелось минометов, образовался огромный некомплект артиллерийских орудий разных калибров, танки исчислялись единицами, недоставало транспортных средств… Самым больным местом оказалось очень слабое обеспечение артиллерийскими и минометными боеприпасами.

Основой обороны, организуемой врагом, являлись опорные пункты, располагавшиеся в населенных пунктах или в рощах. Промежутки между ними минировались и простреливались пулеметным, минометным и артиллерийским огнем.

Нашей пехоте, наступавшей жиденькими цепями, приходилось продвигаться по глубокому снегу под сильным огнем. Весьма слабую поддержку оказывала ей артиллерия, располагавшая малым количеством стволов и испытывавшая нехватку снарядов. Еще не видя противника, то есть задолго до атаки наша героическая, но измученная пехота выбивалась из сил и несла большие потери.

Штаб фронта не скупился на директивы, наставления и инструкции, побуждавшие к активности и разъяснявшие, как нужно действовать и быстрее преодолевать в различных условиях сопротивление врага. Эти истины прекрасно были известны командирам и бойцам. Все мы, от рядового до генерала, сами стремились к изгнанию захватчика и победе над ним. Кроме того, находившиеся непосредственно в боевых порядках частей более глубоко и детально знали, в чем нуждаются войска и каковы причины медленного их продвижения. Не инструкции были нужны в то время, а пополнение соединений и частей личным составом, оружием минометами, орудиями, транспортом, танками, специальной инженерной техникой, минами и снарядами.

Все мы прекрасно сознавали, какие трудности переживала наша страна, и все чувствовали, что трудящиеся Советского Союза под руководством нашей партии напрягают все силы для обеспечения своих вооруженных сил всем необходимым для одержания победы над врагом. Но слишком большие потери понесли вооруженные силы с первого дня войны. Чтобы восполнить эти потери, нужно время. Мы понимали, что война, по сути, только начинается, что наша победа в этой грандиозной битве под Москвой, где участвовали войска почти трех фронтов, является переломом в ходе всей войны, что этой победой завоевана передышка, которая нужна как воздух.

Сам враг признал свое поражение и в основном на всем советско-германском фронте перешел к стратегической обороне, правильно оценив, что война в Советском Союзе приняла затяжной характер.

Невольно возникал у меня, у многих других вопрос: почему же наше Верховное Главнокомандование, Генеральный штаб да и командование фронта продолжают бесцельные наступательные операции? Ведь было совершенно ясно, что противник, хотя и отброшен от Москвы на сто с лишним километров, еще не потерял своей боеспособности, что у него еще достаточно возможностей для организации прочной обороны и, чтобы решиться на «разгромный» штурм, необходимо накопить силы, оснащенные в достаточном количестве вооружением и техникой. Всего этого у нас в январе 1942 года не было. Почему же в таком случае мы не используем отвоеванное у врага время для подготовки вооруженных сил к предстоящим на лето операциям, а продолжаем изматывать не столько врага, сколько себя в бесперспективном наступлении? Это была грубейшая ошибка Ставки ВГК и Генерального Штаба. В значительной степени она относится и к командующим Западным и Калининским фронтами, не сумевшими убедить Ставку в несостоятельности наступательной затеи, которая оказалась выгодной только врагу, перешедшему к обороне и готовившему по директиве Гитлера свои войска к решительным действиям в летнюю кампанию 1942 года. Об этом нельзя умалчивать…

Что же нам, командармам, оставалось делать в тех условиях? В первую очередь мы приступили к тщательному подсчету сил и определению возможностей. С прискорбием убедились, что имеющимися силами хорошо бы удержаться на занимаемом рубеже, если противник сам начнет наступать.

Обстоятельный доклад об этом, подкрепленный подсчетами и выводами, был представлен Жукову. Ответ он дал короткий и в резком тоне. Его реакция исключала надежду на то, что там, наверху (фронт, Ставка), поймут, может быть, что наступила пора подумать и о накапливании сил для летней кампании, а не доводить войска, как говорится, до ручки.

А ведь в свое время, проходя военную подготовку, высший командный состав изучал, что всякая военная операция должна основываться на всестороннем и тщательном подсчете сил, средств и возможностей, как своих, так и противника. Это же аксиома. Почему тогда такое правило не соблюдалось теми, от кого зависели замыслы оперативно стратегических операций: Ставкой Генеральным штабом, а отчасти и командованием фронтов?