Мольба о милосердии - Барбара Картленд

— Если я такой, как ты говоришь, — перешел на доверительный тон граф, — то лишь потому, что ты сделала меня таким. К тому же ты слишком красива, и я боюсь тебя потерять. Поэтому хочу, чтобы ты вышла за меня замуж.

Он почувствовал, как Мариста вздрогнула при этих словах. Она нерешительно промолвила:

— Вы.., уверены, что.., поступаете правильно? Вы не боитесь во мне разочароваться?

— Ты всерьез предлагаешь мне уехать в Лондон и оставить тебя здесь?

Мариста инстинктивно протянула руку и взялась за отворот его сюртука, словно испугалась, что он вот-вот уйдет.

— Сегодня утром я подумала, что если ты уедешь, это будет для меня невыносимой пыткой, и я никогда… не полюблю никого другого. Но будет еще хуже, если я… разочарую тебя и ты будешь меня стыдиться.

— Разве можно стыдиться цветов в саду или солнца над морем? — улыбнулся граф. — Ты само совершенство, Мариста, и до сих пор я не нашел в тебе ни одного изъяна.

— Тогда, пожалуйста.., пожалуйста, не ищи слишком усердно! И все же…

Она умолкла.

— Продолжай! — спокойно повелел граф.

— Я.., боюсь выходить за тебя замуж, — прошептала она, — ведь ты занимаешь такое важное положение в обществе.

Думая, что он не понимает ее, она быстро прибавила:

— Я люблю тебя, я тебя обожаю. Ты.., такой.., я всегда о тебе мечтала: сильный.., уверенный в себе и при этом самый добрый и внимательный из всех мужчин, которых я встречала.

Он коснулся губами ее лба, но ничего не сказал, и она продолжала:

— Но.., ведь я выйду замуж не просто за мужчину, а за графа Стэнбрука, очень важного человека, про которого папенька говорил: «Он бросает вызов!» Что, если я окажусь недостойной его, если я не смогу…

Граф прижал ее к себе так крепко, что она едва могла дышать.

— — Ты думаешь, я не буду заботиться о тебе, защищать тебя и уберегать от ошибок? Ты моя, Мариста, моя целиком и полностью, и когда ты станешь моей женой, я буду любить тебя и поклоняться тебе до конца моих дней.

— Ты в самом деле говоришь эти чудесные слова мне? — изумилась она. — Мне кажется, я сплю.., или грежу наяву.

— — Это только малая часть того, что я буду говорить тебе, — молвил граф, — и поверь, я сам поражен своим красноречием.

Наверное, он давно знал о своих чувствах, хоть и не сразу признался в них себе самому.

Она подняла руку и коснулась его щеки.

— Ты совершенно уверен, что хочешь быть моим мужем? — спросила она. — Я люблю тебя так сильно, что мне легче умереть, чем причинить тебе зло. — Голос ее, дрожал от волнения. — Вчера ночью, когда я думала.., что тебя могут убить, я испытала такие мучения, каких никогда в жизни не испытывала, и если я вдруг не угожу тебе чем-нибудь, то буду терзаться точно так же.

— Ты не можешь мне не угодить, моя любимая. ибо я знаю, нас с тобой благословила сама-судьба, и нет на свете людей, более достойных друг друга, чем мы с тобой.

Он не стал ждать ответа, он просто поцеловал ее так, что все мысли исчезли, и осталось только одно, главное чувство — что они едины и никто не сможет их разделить.

«Я люблю тебя, люблю!» — хотелось кричать Маристе.

Сердце ее выстукивало эти слова, и луч солнца, проникший сквозь окно, явился как благословение Всевышнего.

«Я люблю тебя! Люблю!»

Они повторяли эти слова, словно хвалебную песнь свершившемуся чуду.

Мариста и граф стояли на ступенях замка и смотрели, как по дороге удаляются от них экипажи.

В первом уезжали леди Лэмптон и Летти, во втором — Энтони и Перегрин.

Резвые кони довезут их до места назначения к пяти часам.

Они останутся на ночлег у друга графа, который жил недалеко от Дувр-Роуда, и завтра уже будут в Лондоне.

Там Летти ждут полные шкафы нарядов, в которых ей предстоит щеголять в свете под опекой леди Лэмптон.

— Как все это интересно! Как все это волнующе! — повторяла Летти. — Я сама не знаю, на каком я свете!

Но я люблю Перегрина, а он любит меня, и сколько бы нам ни пришлось ждать, мы все равно будем любить друг друга.

Мариста думала, что это вполне может оказаться правдой.

И в то же время она могла понять, почему граф хочет дать Летти шанс встретить других мужчин, — на тот случай, если ее любовь к Перегрину была лишь страстным увлечением, которое со временем пройдет.

Желая его поддразнить, она сказала:

— Я не совсем понимаю.., почему ты считаешь, что Летти может передумать, а я — нет?

Граф приподнял ее подбородок и посмотрел в глаза.

— Ты хочешь передумать?

Мариста не могла продолжать дальше эту игру.

— Если бы все мужчины мира сложили сердца к моим ногам, это ничего не изменило бы в моих чувствах к тебе.

— Ив моих к тебе, — произнес граф. — Но если ты думаешь, что я собираюсь идти на такой риск, то ошибаешься. Ты моя, Мариста, и, поскольку я чрезвычайно ревнив и всегда буду таким, я запрещу тебе смотреть на других мужчин, пока ты не станешь моей женой.

Разумеется, все устроил граф, и хотя Мариста была чрезвычайно счастлива повиноваться всем его желаниям, та скорость, с которой он заставил развиваться события, слегка выбила ее из колеи.

Все, чего он хотел, происходило словно по мановению волшебной палочки.

Он сказал Маристе, что они поженятся в маленькой норманнской церкви, где ее крестили, зная, что ее это обрадует.

— Никого звать не будем.

— Но твои друзья сочтут это странным, — заметила Мариста.

— Будем только ты, я и твои близкие. А из всех моих бесчисленных родственников позовем только мою сестру и Перегрина.

Его решительность избавила Маристу от страха перед первой встречей со светским обществом, где, как она думала, его друзья отнесутся к ней без особой симпатии.

Словно угадав ее мысли, граф промолвил:

— Я хочу, чтобы ты была только моей, и мне представляется, лучше всего нам провести медовый месяц в замке. А потом мы сможем поехать в любой из моих домов, которые я хочу тебе показать.

— Медовый месяц в замке… Это было бы изумительно!

Мариста была уверена, узнав о том, что он собирается вернуть поместье Энтони, ее родители благословили бы их союз.

И все предки Рокбурнов, взирающие "а них с фамильных портретов, явно с одобрением отнеслись бы к тем переменам, которые граф собирался произвести в замке.

Так как все это делалось ради Энтони, она была тронута до слез.

Слов не хватало, чтобы выразить охватившие ее чувства, поэтому она просто поцеловала графа.

Губы ее были мягкие, сладкие и невинные, этот поцелуй разительно отличался от тех, что женщины дарили графу до сего дня.

И хотя она пробуждала в нем желание, это был не только пылающий огонь, но и некое духовное переживание, неведомое ему прежде.