Лучше, чем пираты (СИ) - Ангелов Августин

И Абрам, потирая руки, мысленно уже примеривал на себя корону непотопляемой Эльвиры. Да он даже находился еще и в лучшем положении, чем королева центробанка. Никаких тебе рамок, установленных МВФ, никаких замороженных активов, никаких государственных долгов, выплат бюджетникам и прочих обязательств! И никакой инфляции, потому что в новообразованном государстве СССР Юга даже товарно-денежных отношений еще не сложилось. Всю финансовую деятельность предстояло начинать с чистого листа. А это означало для финансиста почти полную свободу творчества. Вот только основы всего, денежной единицы, в нарождающемся государстве пока не имелось. Потому, едва вступив в должность и получив от Соловьева сведения об активах, Альтман, взяв бумагу и карандаш, начал разрабатывать дизайн основной платежной единицы: серебряного Южносоветского Рубля. А, начав чеканить монету, Альтман рассчитывал быстро создать товарно-денежные отношения на острове.

Конечно, финансист сразу же рассказал о своих ближайших планах особисту и теперь действовал только с его одобрения. Даже о том рассказал, что собирается развивать частное предпринимательство. И, к его удивлению, Соловьев не стал возражать, наоборот, поддержал, сказав, что помнит, что и при товарище Сталине развивались артели и кооперативы, да и понимает, что в сложившихся условиях придется проводить экономическую политику, вроде советского НЭПа. Но, Соловьев Альтмана сразу предупредил, что ничего не имеет против мелких лавочек, общепита и мастерских, но все крупные предприятия и недра останутся в собственности государства. И еще, оказывается, в этой новой реальности Госбанк будет подчиняться Госбезопасности. Хотя, пока все это, конечно, напоминало дележку шкуры неубитого медведя. О каких крупных предприятиях можно было говорить всерьез, если пока ни мелких, ни крупных просто не существовало, да и никакие недра нигде еще даже не разведали?

На Соловьева свалилось множество дел, но проигнорировать доклад, полученный по команде о том, что Вера Дворжецкая хочет сообщить ему лично какие-то важные сведения, да еще и предоставить некие доказательства, он, конечно, не мог. Надо было идти, пока эта взбалмошная бабенка не передумала. Как дочка хозяина яхты, она могла на самом деле знать что-нибудь важное. Например, про какую-нибудь скрытую систему самоликвидации судна.

Нельзя было полностью исключать, что имелось что-то подобное на случай захвата корабля посторонними. Хотя и Рашидов, и Самойлов уверяли, что ничего такого на «Богине» не предусматривалось конструкцией, но, кто знает, на что способны капиталисты, если у них отбирают собственность? Вдруг все-таки какая-нибудь встроенная система уничтожения, не заметная на первый взгляд, существует где-нибудь в потайном месте, вроде двойного дна? И, даже если до сих пор специалисты с эсминца, облазившие, вроде бы, каждый уголок на яхте, ничего не нашли, то это не значит, что можно полностью игнорировать возможность закладки взрывчатки где-нибудь на корабле заранее. Или же, например, замаскированную систему открытия каких-нибудь скрытых кингстонов.

Постучавшись в каюту, хотя он уже имел мастер-ключ и мог бы открыть любую дверь на «Богине», Соловьев дождался, когда женщина открыла ему. Все-таки не пристало советскому офицеру врываться к даме неожиданно. А вдруг, например, она там неодета? Но, Вера встретила его одетой, правда, в довольно легкомысленный розовый халат. Она, видимо, была немного навеселе, открыв дверь с пустым бокалом в руке, из которого только что выпила какой-то сладкий алкоголь, судя по запаху и немного осоловелому выражению ее лица.

— Вера Семеновна, мне доложили, что вы готовы рассказать какие-то важные сведения и предоставить доказательства, — сказал особист.

Она как-то странно взглянула на Соловьева своими большими серыми глазами, и, откинув назад крашеные блондинистые волосы, проговорила:

— Да, Яков Ефимович. Я хочу сделать важное заявление. Но, это настолько конфиденциально, что прошу вас убрать вашего матроса, который стоит прямо у двери моей каюты, потому что я боюсь, что он может подслушать.

— Хорошо, — согласился особист, приказав матросу пойти сменить караульного возле трапа.

Когда матрос удалился, Вера сказала Соловьеву:

— Теперь заходите, и мы поговорим без свидетелей.

Командир эсминца тоже неплохо знал английский язык. Пришлось выучить, потому что во время войны, служа на Северном флоте, он участвовал в сопровождении английских конвоев. А тогда англичане были союзниками и проявили себя дисциплинированными моряками. Об этом Павел Петрович вспомнил, когда с мостика он услышал беседу капера Френсиса Дрейка с пленным испанским капитаном. И, если до этого никакого особенного интереса к английскому пирату у Павла Петровича не имелось, то, после услышанного, Дрейк его заинтересовал.

И уже после того, как эсминец возвратился в бухту, притащив трофейные галеоны, Колясников распорядился снова вытащить пирата вместе с креслом на палубу, а сам спустился к нему с мостика, чтобы поговорить. С большой белой повязкой на голове, полностью закрывающей левый глаз, гладко выбритый пират, одетый в белую пижаму и резиновые пляжные тапки, выглядел не слишком грозно. Обычный мужчина средних лет, коренастый и невысокий. Но его правый глаз стального цвета, несмотря на ранение и немощное состояние, смотрел твердо.

— Этот корабль, на котором вы находитесь, Френсис, называется «Вызывающий». А я им командую. Мое имя Павел, а звание — капитан второго ранга, — проговорил по-английски Павел Петрович.

— Мое почтение, сэр, — поприветствовал его пират. И неожиданно добавил:

— Если бы у меня имелся подобный корабль из железа, я стал бы королем океана. Для меня честь находиться на вашем корабле. Я видел, что вы сделали с испанскими галеонами. И мое сердце порадовалось.

— Я знаю, что вы ведете с испанцами свою войну и ненавидите их. Я многое о вас слышал, даже про ваш последний поход и про основанный вами Новый Альбион, — заметил Павел Петрович.

— Это удивительно, сэр, что вести настолько быстро доходят до вас, — проговорил капитан пиратов.

— Просто у нас хорошо налажена разведка, — улыбнулся Павел Петрович, отчего его разорванная осколком щека натянулась, обнажив зубы в страшном кривом оскале.

Тем временем, матросы принесли стол и подали обед в тени надстройки. И два морских командира продолжили разговор уже за совместной трапезой.

Когда испанцев начали выпускать на берег по новым сходням, охрана строго следила, чтобы выходили они по одному. И каждый допрашивался прямо у длинного стола, поставленного под навесом там, где сходни выводили на берег. Допрос производил все тот же офицер, который вел до этого с испанцами переговоры о сдаче, но ему на этот раз помогали две очень красивые девушки в белой форме с такими короткими юбками, что совершенно не скрывали их ног. И все испанские моряки, истосковавшиеся по белым женщинам, прежде всего пялились, конечно, на красоток, которые, оказывается, весьма бойко говорили на испанском и совсем не стеснялись разговаривать с мужчинами.

Испанцам задавали множество всяких вопросов и записывали ответы. И не только писали на бумаге диковинными письменными принадлежностями, совсем не похожими на гусиные перья, а еще и пальцами девушки отбивали текст на необычных досках с буквами. И этот текст тут же появлялся на светящихся табличках, которые испанцы никогда прежде не видали. А еще всех испанцев заставляли смотреть в какой-то непонятный глаз, называя это мудреным словом «фотография». Потом пленных распределяли в разные отряды, где они под охраной должны были сразу же начинать работать, помогая таскать стволы спиленных пальм к месту строительства причалов, которое уже началось.

Советские моряки, стоявшие в оцеплении, тоже заглядывались на девиц в коротких юбках не меньше, чем пленные испанцы. Они никогда не видели таких ухоженных красавиц, которые находились на «Богине». Каждый был бы рад познакомиться поближе. Но, начальство строго запрещало разговаривать с этими девушками. Вообще-то ходила на флоте байка, что женщины на корабле — это всегда к беде. И все, конечно, эту байку знали, но, оторвать глаз от девок не могли.