Счастье за углом - Дебора Смит

Разве призрак брата бабушки Нэтти не бродил по ущелью Руби-Крик, не пугал случайных свидетелей раной на голове? Он искал своего убийцу, с которым поссорился из-за женщины. А однажды утром в 1946-м бабушка отвернулась от газовой плиты и увидела на тесте для бисквита отпечаток детской ладошки. Такие отпечатки любил делать старший брат моей мамы, Лукас. Вот только маленький Лукас умер от менингита за неделю до этого. А дедушку Нэтти видели на пастбище через несколько часов после того, как его застрелили. И дух моей прапрабабушки, наполовину чироки, иногда парил над оленьими тропами в лесу, оплакивая кровных родственников, которых армия отправила по пути Слез.

Бабушка рассказывала мне эти истории спокойно и искренне, без малейшего намека на ужас и беспокойство.

– Между духами и привидениями есть разница, – объясняла она. – Привидения – это просто заблудшие души, а вот духи всегда являются тебе не просто так. Они хотят тебя успокоить или чему-нибудь научить.

Я была совершенно уверена, что меня никак не успокоит явление любого куска эктоплазмы, вне зависимости от бабушкиных категорий. Я смотрела в черный провал двора, слышала, как скребут по крыше и стучат наверху тонкие ветки дубов, и всей кожей ощущала, что там, во тьме, многие поколения родственников ждут, когда я сломаюсь и побегу.

Не хочу видеть мертвых Нэтти.

Над моей головой что-то зарычало.

Я отскочила от двери, поспешно щелкнула фонариком, схватила дробовик и посветила на перила веранды. С перил на меня таращились маленькие черные глазки. Это енот решил переждать снежный шторм, спрятавшись под стропилами. Он опять зарычал. Ну, вообще-то не зарычал, звук был больше похож на испуганное хихиканье.

Я расслабила плечи.

– По крайней мере, ты не мертвый и не родственник.

Вернувшись в дом, я закрыла дверь на замок, зарядила дробовик, уложила его рядом с раскладушкой, взбила несколько подушек, положив их под спальный мешок, а потом забралась в спальник, не снимая одежды и парки с меховой подкладкой. Натянула спальник до самого носа. И, вглядываясь в темноту, начала дожидаться утра.

Первопроходец Кэти прибыла на место.

Снежная ночь после Дня благодарения окутала горы. Я лежал на кровати, смотрел на огонь в камине, размышлял о том, где сейчас Кэти, и продолжал пинать себя за то, что спровоцировал ее отъезд из Лос-Анджелеса. Моя хижина, она же Шато де Водка, в ту ночь провоцировала клаустрофобию. Правильно рассчитав усилие, я мог бы доплюнуть от одной стены до другой. Повторяю, хижина была маленькой. Когда на кухонном столе задрожал телефон, я сунул полено в камин, налил двойную порцию водки в кофейную кружку, перекатился по кровати и поднял трубку, не сделав при этом ни шага.

Пайк зарычал мне в ухо.

– Томас, ты видел кого-нибудь на Руби-Крик Трейл по дороге домой?

– Нет. Никого и ничего. А что?

– Да Фальтер Перкинс решил «подышать свежим воздухом» – то есть опять охотился на индеек в запретный сезон, в снегу, чтобы его не нашли по следам, – и клянется, что слышал грузовики, или что-то вроде тяжелых грузовиков, на дороге к ручью. Говорит, что незадолго до сумерек.

– Я выехал из кафе раньше. И никого не видел.

– Ну ладно. Всегда были идиоты, пытавшиеся срезать дорогу до Тартлвилля. В итоге сворачивали не туда и застревали в горах без намека на дорогу, не говоря уж о городе. В такую погоду нужно быть идиотом, чтоб ездить в горах перед самым закатом.

Я поднялся на ноги. Не нравились мне эти машины на подступах к Ручью.

– Я съезжу туда, посмотрю, – сказал я Пайку.

– С ума сошел? У твоей винтажной колымаги даже полного привода нет. Ты застрянешь, и тогда мне придется выгнать свою задницу на мороз, чтобы вытащить тебя из сугроба. Мы с Дельтой только что забрались в кровать с тыквенным пирогом, бутылкой сидра и выпуском «Плейбоя». Снег и праздничные остатки в кафе пробуждают в ней лучшие стороны.

– Не волнуйся за меня. Я нацеплю свои винтажные зимние цепи.

Я попрощался и бросил телефон обратно на стол. И начал расхаживать. Три шага вправо, три шага влево. Хомячкам в колесе и то интереснее. Снаружи снег сплетал вокруг хижины купол одиночества. Я представил себе Кэти где-то на частном пляже, прячущуюся от чужих глаз в закрытом доме, недоверчивую, одинокую, наблюдающую за далеким океаном и полосой снежно-белого песка.

Дом ее бабушки был моей единственной надеждой заставить ее жить и говорить. И пусть я зациклился на гиперопеке. Что с того? Никто, кроме меня, не узнает, что я сорвался в сумасшедшую ночь проверить ее дом.

Никто, кроме меня.

Проклятье. Следы шин тянулись до самого дома Нэтти. Снег не успел их засыпать. Широкие параллельные следы бежали вперед в свете фар моего грузовика. На чем приехал чертов чужак, на танке?

Я сбавил скорость, чтобы улучшить сцепление с дорогой, и машина медленно поползла по ухабам. Сосны и кедры, отяжелевшие от снега, то и дело роняли на ветровое стекло целые сугробы, заставляя дворники натужно скрипеть. Престарелая механика пока побеждала.

Профессионально сделанные вещи не поддаются времени. Я вытащил пистолет времен Второй мировой из кармана за спинкой сиденья. А еще профессионально сделанные вещи заставляют непрошеных гостей бежать за чистыми трусами.

Перевалив через последний холм, я выключил фары. Опустил окно, выставил руку с фонариком и проехал последние метры до конца леса. Слева показались покосившиеся столбы бывшей ограды. Я выехал на край скотного двора. Еще пятьдесят ярдов, и начались кустарники, а за ними – дорожка к дому. Я остановил машину, сунул пистолет в глубокий карман пастушеской куртки, низко надвинул шапку и вышел в снегопад, подсвечивая себе точечным фонариком землю перед ботинками. Следы загадочных шин привели меня под дубы, прямо к грузному черному «хаммеру».

Владелец этого прожорливого городского танка наверняка завязан с большими деньгами. Номера Северной Каролины. Округ Банкомби. Это означало Эшвилль. Прокатный, возможно? Вернулись фотографы, которых я выгнал месяц назад? Решили, что во время метели могут пробраться мимо нас и рыскать по ферме Кэти, как им будет угодно. Фотографы могли пронюхать, что она уехала из Лос-Анджелеса, и теперь собираются ждать ее везде, где она хотя бы теоретически может появиться.

Ну что ж, я тоже умею охотиться из засады.

Я обошел дом, заметив полоски мягкого света под покрывалами, которыми кто-то занавесил окна гостиной изнутри. Окна столовой, кухни и двух спален были темными и без занавесок, как и всегда. У каждого я останавливался, заглядывал внутрь. Пустые темные комнаты. Все в порядке.

За прошедшие четыре года я привык считать коттедж Нэтти своим вторым домом. Я не был вором, я не был вандалом, я был добровольным хранителем. Я открывал окна, поддевал защелку на двери, бродил по дому. Знал, что хранится на чердаке, а что в подвале. Знал, какие рамы скрипят, когда я их открываю, и какие половицы могут взвизгнуть под ногой.

Я знал, как бесшумно пробраться внутрь.

На двери над крошечным крытым крыльцом между задней спальней и кухней не было замка. Эскиз Сирса называл эту дверь сонным выходом, дверь и крыльцо были узкими, а Дельта и Мэри Ив открывали дверь только в самые жаркие ночи. Я недавно починил петли окна в спальне, так что знал, что оно откроется бесшумно. Подцепив защелку лезвием карманного ножа, я осторожно открыл окно. Сунул голову в темную спальню, задержал дыхание и прислушался.

Ни звука из передней части дома. Отлично. Непрошеные гости, наверное, заснули, и я мог застать их врасплох. Подтянувшись на руках, я скользнул в спальню и беззвучно приземлился на пол. Дом был прочным, паркет клали на совесть. Широкие кленовые доски были подогнаны очень плотно.

Профессионально сделанные полы не скрипят под ногами.

Очень медленно, шаг за шагом, я пробрался в главный коридор. Оттуда открывался отличный вид на гостиную. Сквозь открытую дверь я смог рассмотреть множество ящиков возле входной двери и маленький фонарь дневного света. Остаток комнаты тонул в темноте.

Прислушиваясь, я двинулся дальше. Ни храпа, ни разговоров, ни шелеста книжных страниц или тихой мелодии плеера или радио. Я опустил было руку на пистолет, но решил оставить его на месте. Отец учил меня и Джона множеству правил обращения с оружием, первым и главным из которых было: только полный осел достанет ствол, не собираясь в кого-то стрелять. Вторым правилом было: не будь полным ослом.

Слева остались двери на кухню и в столовую, справа – дверь в большую спальню. Еще два мягких шага – и я дошел до двери в гостиную. Остановился там, готовясь встретиться с теми, кому взбрело в голову устроиться в этом очень частном и очень особом месте.