Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот корабли тронулись. Пожелав успеха отплывавшим, мы завидовали им. Счастливцы! Будут участвовать в свержении последнего правления буржуазии. Находили успокоение лишь в том, что и отсюда поддержка нужна, что и мы — опора революции.
Обстановка накалялась с каждым часом. Оживилась контрреволюция и в Гельсингфорсе. Уже были случаи нападения на матросов. Введенное военное положение с ночными патрулями обеспечивало порядок. Но в этих условиях нельзя было оставлять на постах представителей Временного правительства. С помощью солдат и матросов Центробалт арестовал их.
Судовой комитет — на боевом посту. Не спали, ожидая новых приказов. В 24 часа пришло распоряжение — выделить отряд для отъезда в Петроград по железной дороге. Плеханов опять садится за столик составлять список. Как и в тот раз, желающих избыток, всех не возьмешь. Зашел Федор Ленин, Плеханов ему отказывает. Тот и слушать не хочет:
— Не запишешь, сам уеду.
Секретарь напоминает о дисциплине, а Федор ему в ответ:
— Пойми: фамилия у меня такая, что в революции не могу не участвовать.
— Мы же и тут в ней участвуем.
— Я туда, в Петроград, хочу.
— Я тоже хочу, но ведь и тут люди нужны.
— Уважь, секретарь, — говорит кто-то. — Ради фамилии уважь.
— Ладно уж, собирайся, товарищ Ленин.
Довольный Федор выбегает из кубрика. А меня за душу хватает от мысли, что останусь. Хряпов возражает. И без того уж он увозит половину членов судового комитета — Куковерова, Лешукова, Максимовича, Куренкова. Я неотступно пристаю к Санникову, комиссар отнекивается, но в последний момент бросает Хряпову:
— Бери, обойдемся.
На вокзале — сам Дыбенко в серой каракулевой папахе, кобура на правом боку. Весь в бегах — то в вокзал заскочит, то на перроне покажется, омраченный. Оказывается, он уже давно борется за подачу эшелона, а его до сих пор на путях нет. Явный саботаж.
— Перестреляю саботажников! — кричит он, хватаясь за кобуру. Вышедший дежурный бормочет:
— Сию минуту, сию минуту. — И бежит в сторону депо.
Эшелон наконец подан.
— На посадку без задержки! — командует Дыбенко. — Завтра открывается съезд, товарищи! — Вынимает часы, видим, время уже к трем часам ночи подходит. — Черт возьми, уже сегодня!
Нам и без команды не терпится, быстро вскакиваем в вагоны. Гангутцев полторы сотни, занимаем три вагона. В нашем за старшего Хряпов. А всего в эшелоне отъезжало полторы тысячи человек.
В три часа ночи эшелон отходит. Гремит музыка, из вагонов доносятся крики «ура». Дыбенко бороду вскинул, машет рукой. Думали, что он с нами поедет, но нет. Значит, еще много дел у него. Не знали мы, что утром он отправит еще два эшелона и протелеграфирует об этом в Военно-революционный комитет.
От Гельсингфорса до Петрограда часов восемнадцать езды. Это обычных, а наша поездка необыкновенная, пройдем с ускорением. Может, успеем к работе съезда. Поначалу действительно эшелон взял подходящую скорость, но потом начались задержки — остановка за остановкой. Оказывается, преграды возводит финская контрреволюция. На некоторых станциях не оказалось железнодорожной администрации. Приходилось действовать силой, а на это уходило время. Матросы негодовали: в Петрограде великое дело должно свершиться, а эти гады палки в колеса вставляют. К стенке таких!
Весь день 25-го промучились, нередко наганами прокладывая путь. Думали, ночью машинист нагонит — ничего подобного. В темноте еще сложнее стало с прокладкой пути, сплошные стоянки. Дежурным взводам доставалось работы. Матросы тревожились за Петроград: каково ему? Открылся ли съезд или контрреволюционеры помешали?
Мучительно тянулся и второй день. На частых остановках мы выглядывали из вагонов, стараясь определить, как скоро восстановится движение.
Под стук колес пытались представить, чем и как встретит нас Петроград. Наряду с оптимистическими рассуждениями («Пока тянемся, там наши победят») выражались и сомнения («А вдруг буржуи на съезд набросятся?»). И приходили к общему выводу: если что, мы вольемся в ряды бойцов.
Напряженными были последние часы и минуты. Держались за оружие, когда эшелон подходил к Финляндскому вокзалу. Это произошло вечером 26 октября. Нет, стрелять не понадобилось. Едва поезд остановился и мы стремительно покинули вагоны, как встретили небольшую группу матросов, ожидавшую нас. Без музыки, не торжественно, но встретили так, что мы навеки запомнили этот момент.
— Революция победила, товарищи! — объявили ребята.
Из самой души вырвался у нас крик «ура». Лишь когда двинулись по темным улицам вслед за проводниками, к радости стало примешиваться что-то вроде досады или вины, что без нас все решилось. Могут подумать, что мы промедлили сами, не будешь же оправдываться саботажем администрации железной дороги.
Немного отвлекли ворота, к которым подошли. Пока часовой открывал их, раздались голоса:
— Да это ж Крюковские казармы!
Многим они были знакомы. Отсюда начиналась служба, отсюда будем поддерживать революцию. Помещения были полупустые. В предоставленном нам кубрике оказался Семен Митин, наш гангутовец, раньше уехавший в Петроград с братом Иваном.
— Раздевайтесь, будьте как дома, — здороваясь, приглашал он.
Пока снимали бушлаты и ставили винтовки в пирамиды, Семен рассказал, как их отряд брал Крюковские казармы.
— А где же Иван? — спросили мы.
— Патрулирует. Он участвовал в штурме Зимнего.
Семен начал было рассказывать подробности, но тут вернулся Хряпов, ходивший в канцелярию, и позвал всех в общий зал. Представитель Военно-революционного комитета поздравил нас, гельсингфорцев, с победой революции, сообщил, что открывшийся вчера вечером II Всероссийский съезд Советов продолжает работу.
— Жаль, что мы к шапочному разбору прибыли, — заметил кто-то из нас.
Представитель ВРК отреагировал на реплику:
— Ошибаетесь, товарищи.
Он указал, как велика была роль Балтики в подготовительный период. В сущности, с момента отказа выполнять приказы Временного правительства матросы по существу совершили на Балтике переворот, составили одну из главных боевых сил революции. И эта сила вовремя подоспела в столицу.
Представитель ВРК продолжал:
— Понимаете, керенцы еще сидели в Зимнем, а им уже объявили каюк. Это утром 25 октября, за много часов до взятия Зимнего! Ибо к этому времени основные правительственные учреждения были уже взяты, а ваши эшелоны и пять кораблей вместе с кронштадтскими силами дали полную гарантию победы.
От приятного сообщения по залу прокатился легкий шумок. Представитель ВРК заключил:
— А главное, учтите: революция требует надежной защиты и распространения по всей стране. Так что еще и на вашу долю выпадет